Как суд запретил расовое разделение в американских школах (США, 1954 г.)
Приветствие
Добрый день! Добрый вечер, даже более того. И сегодня я поздравляю всех с 1 сентября и очень желаю всем школьникам, а также студентам получить позитивные знания, несмотря ни на что, что бы вас встретило в школе или в каком-нибудь высшем учебном заведении.
И не растерять при этом хорошего настроения.
Свойственной молодости жизнерадостности.
Да. Бодрости, которая… Сохраняйте бодрость, сохраняйте ум. Вот. В своём первозданном состоянии, то есть в том, в котором он может воспринимать всё: настоящие знания, всевозможную информацию и так далее. Ребят, вот в этом самое главное. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.
И у нас сегодня вполне школьный «Не так». Школьный процесс. И очень важный, и такой, даже, я бы сказал, основополагающий для очень многих вещей, для приведения – ну, я бы сказал, вправления общественно-политических суставов туда, где они должны находиться. Ну, чтобы долго не рассказывать. Это американский процесс.
Да, это американский процесс, один из самых, безусловно, известных процессов США, дело, значит, которое обычно называется «Браун против совета по образованию», если более полно – «Оливер Браун против»… «Оливер Браун и другие против совета по образованию округа Топики». Вот. Значит, ну, немножко предыстории. Вот сейчас нам Саша даст первую картинку. Это знаменитая фотография, да. Маленькая восьмилетняя чернокожая девочка в окружении трёх здоровенных мужчин. Это федеральные маршалы США, то есть что-то, ну, вроде службы судебных приставов, наверно, надо сказать, на аналог наш, да? Но важно, что они федеральные, потому что даже после принятия вот того решения, о котором сегодня пойдёт речь, во многих штатах так называемого глубокого юга, Deep South, вот этого того самого юга-юга, да? В том числе и при полной поддержке местных властей, включая губернаторов, сегрегация сохранялась в школах, и требовались невероятные волевые усилия на уровне президента США, в частности, здесь очень здорово проявит себя Джон Фитцджеральд Кеннеди, и усилия, по сути, конфронтационные, для того чтобы всё-таки вынудить южные штаты эту самую сегрегацию хотя бы начать отменять на практическом уровне. Ну, об этом мы сегодня поговорим и, в частности, в конце передачи ещё раз проговорим, как, собственно, это судебное решение будет и когда оно будет воплощаться в жизнь. А сначала о том, откуда вообще взялась эта самая сегрегация. После того как Север победил в Гражданской войне, с лёгкой – в данном случае без иронии можно сказать – руки президента Линкольна в последние недели его жизни и президентства были приняты, предприняты очень большие усилия, направленные на немедленное примирение нации, да? Вот американцы в этом смысле отличаются от многих европейских – я не только на нашу намекаю страну, это касается, безусловно, и Франции, и в своё время, в древние, можно сказать, времена, Англии – что гражданская война была трагедией. Вот это как-то Америка поняла сразу, и сразу, вместо того чтобы устраивать пир победителей – хотя без него совсем, конечно, не обошлось.
Не обошлось, да, можно вспомнить этих саквояжников, carpet beggars, которые хлынули с Севера на Юг, потому что там определённые преференции, так сказать, в политике и в бизнесе, и во всём им предоставлялись, и они там всячески тем самым дискредитировали идею восстановления союза, как могли. Могли они неплохо. Но всё-таки в общем и целом был взят курс на то, что нация должна опять объединиться, да, to reunited.
Расовая сегрегация в США
Вот. И здесь, конечно, одним из самых спорных вопросов по-прежнему оставался вопрос о соотношении полномочий штатов и федеральных властей. И собственно говоря, вот эта идея сегрегации, она вырастет из того, что федеральный центр не хотел чрезмерно пережимать в таком чувствительном вопросе, как вопрос о равенстве прав белых и чёрных, да? И поэтому по сути, несмотря на то, что, совершенно очевидно, многие практики большого, немалого количества штатов, речь идёт не об одном и не о двух, противоречили если не букве, то духу Конституции – вот об этом сегодня очень важно будет поговорить, да, где буква, где дух, где одно переходит в другое. Но тем не менее федеральный центр не хотел чрезмерно, так сказать, демонстрировать свою силу, использовать свои полномочия, потому что это могло опять раскачать лодку, да? Было понятно, что – ну вот, как до сих пор иногда, говорят, я давно не был в Соединённых Штатах, но говорят, что до сих пор в южных штатах на автомобильных номерах, точнее, на подкладке под автомобильные номера можно встретить надпись «Генерал Ли сдался, я – нет», да[1]? Вот. Так что это всё, конечно, изживается чрезвычайно болезненно. И вот в конце XIX века, в 1896 году, случился в Верховном суде США постановочный процесс. Постановочный не в том смысле, в каком были постановочными московские процессы, там, второй половины тридцатых годов, да? Когда всё было предрешено. А постановочные в том смысле, в котором мы когда-то очень подробно рассказывали об «обезьяньем» процессе о преподавании дарвинизма в американских школах – когда для того чтобы внести некую юридическую новеллу, инициативная группа, как правило, поддержанная какой-нибудь достаточно влиятельной и обеспеченной общественной организацией, инициирует судебный процесс, по сути создавая для него почву, создавая для него некий случай, некий казус, с тем чтобы решение по этому делу, если оно будет благоприятным, стало прецедентом и, соответственно, основой для последующих решений нижестоящих судов. И вот, инициативная группа активистов, борцов против сегрегации подстроила такую вот, создала, точнее, такую ситуацию. Слово «подстроила» нехорошее, потому что в нём есть что-то негативное, а тут ситуация была создана, но ситуация совершенно не искусственная, абсолютно жизненная, да? Был найден человек, его фамилия была Плесси. Поскольку речь идёт о штате Луизиана, там много людей с французскими фамилиями.
Ну, жена Кеннеди тоже Бувье.
Он был… в нём негритянской крови была одна восьмая. То есть он был правнуком, значит. Один из его пращуров был, соответственно, негром, видимо, рабом. Значит, а вот на этом глубоком Юге, а глубже Юга, чем Луизиана, там, и, скажем, Алабама, придумать трудно, действовал закон one drop. Точнее, принцип one drop. Если есть хоть капля негритянской крови – ты уже не белый. И вот он – я, к сожалению, не смог найти ни одной его внятной фотографии, чтобы его показать – ну, так сказать, нет и нет. Он в поезде сел в вагон, промаркированный для белых. Причём были предприняты некоторые усилия к тому, чтобы это было замечено поездной, там, бригадой, да? Железная дорога имела сегрегационные правила, вагоны для белых – вагоны для чёрных. Его из вагона с шумом, со скандалом выставили. Значит, он противился этому выставлению – его арестовали. И он, а точнее, его адвокаты, нанятые вот этой общественной организацией, борцов за гражданские права, обратились в суд, причём в суд федеральный, а не суд штата. Потому что суть их иска заключалась в том, что подобная практика нарушает одну из поправок Конституции США, да? В Соединённых Штатах есть федеральная юрисдикция, это суды федеральные. Соединённые Штаты разделены на округа, эти округа иногда совпадают с территорией штатов, иногда несколько штатов объединяются в один округ, иногда большой штат может быть разделён на два федеральных судебных округа, вот, Калифорния, по-моему, два или чуть ли даже не три таких федеральных суда. И вот определённая категория судебных дел поступает в эту юрисдикцию. А большинство дел рассматривается судебной системой штата, и, соответственно, высшей инстанцией будет верховный суд штата. Так вот, понимая, что в Луизиане в местной юрисдикции по этому вопросу добиться ничего невозможно, решили апеллировать к федеральной юрисдикции и сразу как бы заявили о том, что вопрос конституционный, а значит, это дело федерального суда. Значит, 14-я поправка – она многоплановая, в ней 5, если я не ошибаюсь, пунктов и они каждый про разное, но речь шла о первой части, которая звучит следующим образом: «Все лица, родившиеся или натурализованные в Соединённых Штатах и подчинённые юрисдикции оных, являются гражданами Соединённых Штатов и штата, в котором они проживают. Ни один штат не должен издавать или применять законы, которые ограничивают привилегии и льготы граждан Соединённых Штатов; равно как ни один штат не может лишить какое-либо лицо жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры либо отказать какому-либо лицу в пределах своей юрисдикции в равной защите закона». Привет от 39-й статьи Великой Хартии Вольностей. 1215 год, да?
И вот вопрос, который нам из Европы, возможно, кажется, ну, совершенно очевидным: да, конечно, расовая сегрегация нарушает принцип равенства людей. Соединённые Штаты созданы… один из основополагающих принципов, на которых создавались в своё время Соединённые Штаты, Декларация независимости знаменитая: все люди рождаются свободными и равными в правах. Вот как же так? А вот как: суд постановил в этом деле, что сегрегация не нарушает равенство граждан в том случае, если им по отдельности предоставляются равные условия. Отличная логика. Вагон для чёрных, скажите, хуже, чем вагон для белых? Что на нём, крыши нет, или там скамеек нет, или там окна выбиты? Нет.
Совершенно верно, да. Вот. А то, что он, скажем, обычно вагоны для чёрных – в конце поезда, а вагоны для белых – в начале поезда – так мы же не знаем, кому нужно в какую часть платформы прибыть. Может быть, задним даже удобнее, может, на какой-то станции выход в город ближе к концу платформы, чем к началу. Так что тут тоже… И вот эта вот уловка… Ну то есть на мой взгляд уловка, а с точки зрения большинства американских юристов, собственно, всё нормально, эта уловка, что если нет очевидной разницы в качестве услуги, скажем, то сегрегация не является ущемлением этого принципа равенства – она и станет доминантой в американской политической правовой жизни. И в результате штаты сами для себя решали вопрос, как они будут относиться к этому принципу сегрегации. В результате к середине ХХ века, когда Соединённые Штаты набрали полный состав, вот когда их стало 50, распределение было просто абсолютно равным: в 16 штатах сегрегация была законодательно запрещена – нигде не может быть, соответственно, этого самого… В 17 штатах сегрегация была законодательно установлена на уровне штата; всё, что можно сегрегировать, должно быть сегрегированно: отели, рестораны, больницы, транспорт, туалеты общественные – всё для белых и для чёрных. Если, скажем, транспорт не может быть эффективно сегрегирован на отдельные, ну вот как вагоны в случае поезда, например автобус (ну, понятно, что и автобусной компании не выгодно пускать автобусы для белых и автобусы для чёрных), то в этом случае происходит разделение внутри автобуса: передние места для белых, задние места для чёрных. Вот с этими самыми автобусами, кстати говоря, тоже любимый пример сторонников сегрегации: ну один автобус же, что вы прицепились? Автобус один, плата за проезд одинакова, так сказать, натоплено в автобусе или, наоборот, прохладно одинаково. Ну а то что белые едут с белыми, а чёрные с чёрными – где тут нарушение принципа равенства? И, наконец, ещё в одной трети штатов – в оставшихся 17 – этот вопрос был властью штата оставлен на усмотрение отдельных округов. То есть мы не против сегрегации, но мы не настаиваем на её обязательности: решайте сами, делайте, что хотите. К последней категории относился интересующий нас штат Канзас. Значит, Саша нам сейчас покажет импозантного человека в судейской мантии – это член Окружного федерального суда в деле «Плесси против Фергюсона» – Джон Маршал Харлан, который написал по вот этому иску то, что называется dissenting opinion (особое мнение). Вот не так давно, буквально, там, 2 недели назад, ушёл из жизни замечательный российский юрист, судья Конституционного суда Анатолий Кононов, которого я имел честь лично знать, потому что когда-то работал недолгое время в аппарате Конституционного суда, вот он как раз, когда уже ничего нельзя было сделать, когда уже Конституционный суд полностью был подмят под власти, принимал те решения, которые от него ожидали – он как раз прославился вот этими своими…
Своими особыми мнениями. Да, да.
…особыми мнениями, dissenting opinion. В данном-то случае судей всего было 3, и по сути решение было принято двумя голосами против третьего. Вот Джон Маршал Харлан написал в своём особом мнении, что он считает, что даже если условия формально одного и того же качества, то сама постановка вопроса является оскорбительной и содержит в себе идею неравенства. Но сторонники сегрегации говорили: это всё эмоции, это всё, так сказать, недостоверно. Вот давайте мы будем говорить о материях, которые можно пощупать. Нет очевидной диспропорции в условиях? Нет – ну значит, так сказать, нет никакого неравенства. И в результате вот эта система будет существовать до начала 1950-х годов. На неё будут делаться нападения вот этими общественными организациями, под разными углами, но, в общем, никаких особенно заметных подвижек в этом направлении не было, пока в начале 1950-х годов за дело не взялась такая мощная, как впоследствии выяснилось, организация как Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (так она называлась). И в результате они начали, что называется у артиллеристов, бомбить по площадям. Вот везде, где можно: в каждом штате, где возникает или создаётся специально некий прецедент – тут же мы идём в суды, мы бомбим-бомбим-бомбим и местную юстицию, и федеральную юстицию. И в конечном итоге, после нескольких относительных неудач, удача начинается в 1951 году в штате Канзас, в его столице – городе Топика. Ну, нам непривычно (нам, европейцам, в данном случае, даже не только россиянам), нам непривычно, что столица может быть очень небольшим городом. А в Соединённых Штатах это распространённое явление.
И даже не обязательно это экономический центр или деловой…
Нет, нет, конечно. В том же Техасе, например – Даллас, в котором был застрелен Кеннеди, а Хьюстон[2], там, в разы больше и на самом деле является и деловым и во многих других отношениях главным городом штата. Так вот, Топика – небольшой, хотя и нельзя сказать, что крошечный городок в Канзасе, то есть это самый-самый центр Соединённых Штатов. Значит, там представители этой Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения предлагают нескольким людям, значит, негритянской расы, обратиться с исками в суд, с иском о том, что права их детей на равенство в образовании нарушаются какими-то обстоятельствами. Нужно было показать, в чём нарушение. И вот так получилось, что в конечном итоге эти иски потом будут объединены под именем одного из истцов (истцов на самом деле было больше), но вот имя Оливера Брауна, которое вынесено в начало дела – оно не случайно. Дело в том, что, во-первых, в его конкретном иске, как казалось юристам Национальной ассоциации, наиболее очевидно вот это неравенство (сейчас я о нём скажу), а во-вторых, и это тоже было психологически очень важно – они выбирали кандидатуру, вот, ну что называется, образцового такого афроамериканца. Чтобы у суда не возникло ни малейшей антипатии к человеку, чтобы у него не было конфликтов с законом, чтобы это был добрый христианин – ну, в общем, такой настоящий американец, добропорядочный налогоплательщик, отец семейства.
Решение суда в штате Алабама
Только другого цвета – вот это было важно, это станет, собственно, частью этого юридического (в хорошем смысле слова) спектакля. Саш, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Вот, так сказать, не скажу главный герой, но, по крайней мере, одно из главных действующих лиц этой судебной истории – Оливер Браун. Вы видите: я специально выбрал его фотографию, где он в пасторском облачении.
Да, потому что, помимо того что он был обычным, так сказать, работником, работал в железнодорожной компании (у него была такая классическая такая семья: жена, две девочки, дочери), он был ещё и пастором одной из христианских общин и по субботам и воскресеньям проповедовал, был уважаемым человеком с безупречной репутацией. Вот он и станет таким, вот этим исковым «паровозом» – потянет за собой всю вот эту вот конструкцию, его иск (на самом деле работать будут, конечно, юристы, конечно, профессионалы). В чём, собственно, было дело? Почему в случае с его дочерью неравенство казалось наиболее очевидным? Саш, дайте нам, пожалуйста, картинку. Значит, вот эта очаровательная девочка (на этой фотографии она третьеклассница, то есть ей где-то 10 лет от роду), значит, она ходила в школу для чёрных. Ходила она следующим образом: значит, сначала ей нужно было пройти 6 кварталов… ну, как почти в любом американском городе, квартал – это такое довольно чёткое расстояние. По Нью-Йорку, если знаешь, сколько нужно тебе пройти кварталов, ты…
Block, да, совершенно верно. Значит, сначала вот эти 6 кварталов, то есть, там, около полукилометра, наверное, даже чуть поменьше, ей нужно было дойти до остановки школьного автобуса, а потом на этом самом школьном автобусе ещё милю, то есть более 1,5 км, ехать до школы. А ближайшая школа для белых детей была расположена в 7 кварталах. То есть она могла то время, которое она тратила, чтобы идти до автобуса, потом ещё ждать автобуса и ехать на автобусе, она могла за это же время просто своими ногами просто приходить в школу.
Так переселились бы… скажут расисты.
Ну нет, расисты, безусловно, понятно что скажут. И вот, собственно говоря, юристы Национальной ассоциации содействия прогрессу чёрного населения, они и рассчитывали на то, что они смогут в суде показать: вот смотрите, семья не может отдать ребёнка в школу, которая заметно ближе к дому, и девочка, там, больше времени тратит на дорогу, там, у девочки другие какие-то сложности с этим связаны… И это нарушение её прав. Сама Линда Браун потом будет в своих воспоминаниях (а она станет, естественно, очень популярной фигурой в Соединённых Штатах), она таким образом это сформулирует: «Среди моих друзей детства были дети разных национальностей. Когда я узнала, что пойду в одну школу с ними, я была вне себя от радости. Я ещё помню, как мы с отцом шли по дороге к школе имени Самнера, как мы поднимались по ступеням – школа казалась такой огромной. Я помню, как мы вошли внутрь, отец поговорил с кем-то и затем вошёл в кабинет директора, оставив меня в приёмной с секретарём. Я слышала голоса, и в ходе беседы он поднял», – ну возвысил голос, да, – «повысил голос, потом он вышел из кабинета, взял меня за руку, и мы пошли домой. Я никак не могла понять, что произошло и почему я не могу пойти в школу вместе с Моной, Дженеврой, Вандой и другими подружками». Значит, Ассоциация предложила нескольким (ну примерно полудюжине вот таких вот отцов семейства) подать заявление о том, чтобы их детей взяли в школу для белых. Они понимали, что они получат отказ, естественно, но вот этот отказ им был нужен для того, чтобы было что отстаивать в суде. Значит, точно так же, как это было в своё время в деле «Плесси против Фергюсона», было принято решение дойти до Верховного суда, причем федерального Верховного суда, а не штата, но сначала нужно было пройти через окружной федеральный суд. И за дело взялся… Саш, дайте, пожалуйста, нам следующую картинку… за дело взялся уже тогда известный в юридических кругах, а впоследствии просто знаменитый американский юрист Тургуд Маршалл. Вот вы видите его здесь, на этой фотографии (здесь он значительно старше, здесь речь идёт о более поздних временах) – он в судейской мантии. Дело в том, что он через некоторое время после того, как это дело закончится, будет президентом Эйзенхауером назначен… А, нет, вру, не Эйзенхауером, конечно – это вторая половина 1960-х и будет Линдон Джонсон уже – он его назначит первым в истории США чернокожим судьей Верховного суда США. В том числе имея в виду его заслуги в деле борьбы с сегрегацией. Вот он возглавит команду юристов, которая будет работать по этому делу, и они обратятся в Окружной федеральный суд для штата Канзас, который очень добросовестно, надо отдать им должное, спокойно, без шума и пыли приступит к рассмотрению этого дела. Но главное внимание будет сосредоточено на чём: а действительно ли условия для чернокожих ребят и для белокожих ребят существенно различаются? Был собран значительный материал. Было проведено, назначено несколько экспертиз, будет заслушано несколько десятков свидетелей, и суд скажет: слушайте, ну мы не видим никакой разницы: ни школьные здания, ни наполняемость школ, ни оснащённость кабинетов, ни академическая подготовленность преподавателей… То есть они на самом деле добросовестно сравнивали многие позиции. Они говорили: ну смотрите, квалификация учителей школ для чёрных не ниже, вот все бумаги показывают, что у них такая же квалификация в среднем, как у преподавателей школ для белых, что требования профессиональные к ним – такие же, что школьные здания качественно не отличаются. Это не то что, там, в школе для чёрных, так сказать, потолок течёт и туалет во дворе, а в школе для белых всё, там, из мрамора и из золота – нет, в целом, в среднем, всё более-менее одинаково.
Мы продолжим наше заседание. А сейчас я хотел бы напомнить вам про shop.diletant.media. Вот я смотрю, здесь за спиной Алексея Кузнецова плакаты, изображающие Рюрика – это обложка…
И сам Рюрик – это основная тема журнала, последнего номера, самого нового номера журнала «Дилетант». Ну там ещё очень много разных книг по истории есть, биографических, мемуаров. Раскупили «Дом правительства», несмотря на его невероятную толщину.
Объемность, да, и, соответственно, цену. Так что пожалуйста, вы к нам присоединяйтесь, к нашему shop.diletant.media. Ну а сейчас через небольшую паузу мы с вами возобновим дело.
Мы продолжаем, да. Мы здесь прервались, так что они определились, что нет никакой разницы.
Решение Верховного Суда США
Да, суд пришёл к выводу, что и чернокожие ребята и белые получают, ну как ещё недавно мы сказали бы, до того, как указ президента Путина отменил это унизительное выражение, – они получают образовательные услуги одинакового качества. Поэтому вот эта вот концепция, что same quality but separately, она, так сказать – ни в чём противоречий нет, естественно, сославшись в качестве юридической основы на прецедент конца XIX века, вот этот «Плесси против Фергюсона». Я думаю, что команда Маршала, в общем, готова была к этому. Они расстановку сил в суде более-менее себе представляли, и, конечно, надежды их были связаны в основном с апелляционной инстанцией, с Верховным судом США, и, соответственно, иск был перенесён туда. А там была очень непростая ситуация. Дело в том, что Верховный суд США принял иск к рассмотрению – всё в порядке, и судьи Верховного суда прекрасно понимали, что от их решения очень многое будет зависеть, что к этому делу будут прикованы взоры значительной части американского населения, и белого и цветного, и мнения их (они этими мнениями между собой обменивались ещё до того, как начались все законные процедуры), мнения были представлены разные. Собственно, категорических сторонников сегрегации в Верховном суде практически не было, ну один из 9 судей был, так, более или менее сторонником, но тоже нельзя сказать, что вот таким отмороженным, но всё-таки он склонялся к тому, что это допустимо, это не должно быть обязательной нормой, но это допустимо, пусть это решают штаты. Было несколько судей, которые говорили, что вот лично нам это несимпатично, но вот мы считаем, что если мы примем решение жёсткое, то это будет наступлением на прерогативы штатов и это может иметь гораздо более неприятные последствия, чем сохранение сегрегации. Примерно половина (5, в общем, судей Верховного суда) были противниками сегрегации и считали, что в пользу этого есть правовые аргументы, но опять-таки было понятно, что если в таком деле голоса разложатся на 5/4, не важно, в какую сторону, это будет плохо – нужно некое, так сказать…
Более-менее консолидированное…
Да, консолидированное решение, и тогда один из вот этих пяти судей-противников, значит, сегрегации взял на себя такую, на тот момент, может быть, не очень почтенную роль, зато впоследствии, конечно, она была оценена по своему достоинству. Дело в том, что председатель Верховного суда был уже болен, и было понятно, что в ближайшее время он либо уйдёт в отставку, либо господь его призовёт к себе, и этот судья начинает под различными формальными процедурными предлогами затягивать начало дела: вот он тянет-тянет, он заявляет ходатайства, он просит назначить, там, дополнительные экспертизы и т. д. И вот этой вот тянучкой – остальные, естественно, понимают, что происходит, но в принципе никто не против, потому что им всем хочется уже, если браться за это дело, то браться более-менее с пониманием, а то умрёт он в середине, да, и ещё начнём сейчас председателя Верховного суда менять, в общем, чёрт знает что. В общем, через какое-то время он скончался на своём посту, и президент Трумен ещё, по-моему, нет, Эйзенхауэр, конечно, уже…
В 1952-м он выиграет выборы, совершенно верно, да.
Он выиграет, а в 1953-м он инаугурируется.
Инаугурируется, и одно из первых его кадровых решений будет как раз назначение исполняющим обязанности (потому что Сенат только может ввести в полную силу это решение, да – президент предлагает… President nominates, the Senat approves), значит, он предложил в качестве кандидатуры, своей кандидатуры на роль председателя Верховного суда впоследствии знаменитого Эрла Уоррена. Ну, нашим зрителям-слушателям это имя если знакомо, то скорее всего по комиссии Уоррена, которую Эрл Уоррен будет возглавлять – комиссии, которая пыталась расследовать обстоятельства убийства президента Кеннеди. И есть книга, она в свое время, в 1960-е или в начале 1970-х годов массовым тиражом вышла в переводе у нас в Советском Союзе, Уильяма Манчестера, которая называется «Убийство президента Кеннеди», вот, – там достаточно обильно доклады, рабочие материалы комиссии Уоррена цитируются.
Комиссия Уоррена, да. Мы каждый день слушали, и честно говоря, даже по нашему радио и телевидению доклады комиссии Уоррена.
Ну у нас вообще же убийство Кеннеди именно на советского зрителя произвело какое-то очень сильное впечатление.
Да я бы сказал, и на советское руководство даже.
Да, я со многих сторон слышал про то, что очень, так сказать, сопереживали почему-то…
…хотя казалось бы, красавчик Кеннеди, представитель вот этого истеблишмента и так далее, почему именно он нашёл такой какой-то отклик? Может быть, из-за того…
Потому что молодой же, живой, да.
Молодой, живой, потом какие-то человеческие отношения с Хрущёвым у них были, несмотря на весь этот Карибский кризис и всё прочее.
И хотя Уоррен чувствовал себя, ещё не будучи, так сказать, одобренным Сенатом не очень уверенно, естественно, в председательском кресле, но он считал своим долгом взяться за, скажем так, предварительную подготовку этого дела – он очень хотел, чтобы суд выступил не просто за отмену сегрегации, а чтобы он выступил единодушно. И Уоррен начал разговаривать с коллегами, судьями, убеждать их, они вместе собирались, обсуждали, и в конечном итоге, без малейшего, там, насилия, шантажа и так далее, большинству, но такому, не очень явному большинству, удалось всё-таки убедить меньшинство. Вплоть до того, что даже вот один судья, который был более или менее идейным сторонником сегрегации, он чуть ли не плача, но согласился: хорошо, я понимаю, давайте это будет единодушное наше решение. Начались слушания, и в конце концов… Причём надо сказать, что отношение к этому… Нам сегодня трудно в это поверить – всего-то 60 там с небольшим лет назад – если сегодня трудно себе представить, ну, вменяемого американского политика, который будет хотя бы в полуофициальном разговоре говорить как-то там пренебрежительно, высокомерно о представителе другой расы, то тот же самый Эйзенхауэр, пригласив Эрла Уоррена по случаю назначения на ужин в Белом доме, и когда возник разговор в том числе об этом деле, потому что было понятно, что оно станет, там, одним из первых, если не самым первым испытанием для нового председателя Верховного суда, Эйзенхауэр ему сказал в такой доверительной манере, за бокалом виски… Поймите, говорит, эти белые джентльмены на юге, они, в общем-то, неплохие люди: всё, о чём они беспокоятся – это чтобы их милые маленькие девочки не вынуждены были сидеть в школе рядом с какими-то большими неграми-переростками. Да, сегодня если бы похожая фраза просочилась в прессу, то я думаю, что импичмент бы собрал бы моментально необходимое количество голосов и в Палате представителей, и в Сенате. А вот в начале 1960-х это было ещё нормально. Ну, конечно, не в официальном выступлении с трибуны, но это же тоже не беседа двух, там, закадычных друзей.
Всё-таки президент пригласил назначенного председателя Верховного суда. Вот такое вот отношение к этой проблеме, я бы сказал, несколько легкомысленное. И вот позиция Эрла Уоррена в данном случае – безусловно, ключевой вопрос. Саш, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Вот, не очень, к сожалению, высокого качества фотография, вот эти 9 человек, в центре сидит Эрл Уоррен. Вот эти 9 человек, которые приняли в конечном итоге это судьбоносное решение. А в чём оно заключается? Они наконец вот буквально рубанули, как мечом, по этому гордиевому узлу, по этой вот тягучей, вязкой юридической казуистике, что если крыши не хуже, кубатура помещения не меньше, и, так сказать, там, дипломы у преподавателей примерно одинаковые, то и получается, что ничего плохого в этом нет. Вот что они постановили. То, что я зачитываю – это часть решения суда. И мне хочется для торжественности, чтобы этот маленький абзац прозвучал сначала в оригинале: «To separate [Black children] from others of similar age and qualifications solely because of their race generates a feeling of inferiority as to their status in the community that may affect their hearts and minds in a way unlikely ever to be undone» («Отделение чернокожих детей от других детей такого же возраста и таких же знаний только по основаниям расы порождает чувство неполноценности в отношениях положения в обществе, что может повлиять на их сердца и умы таким образом, что это останется с ними на всю жизнь»). То есть, Верховный…
…что абсолютно толково и абсолютно с… ни с какой вот этой, ни с кубатурой, ни с казуистической…
И вот то, что до этого суды даже не хотели рассматривать, потому что это перевод вопроса вообще в другую плоскость.
Поймите, дело не в сантиметрах, да, и не в нескольких, так сказать, лишних кварталах до этой самой… Это, кстати, гениально показано в фильме, у меня вылетело название из головы, сравнительно недавний фильм[3] с Кевином Кёстнером в главной мужской роли, где три женщины-математика, негритянки, работают в НАСА, и это вот как раз это начало шестидесятых, да, с советской гонкой…
А это пятидесятые, это пятидесятые, да.
Это пятидесятые годы, да, это 1953-1954, это начало, значит, президентства Эйзенхауэра. И они перевели этот разговор в другую плоскость, они перевели: разговор в том, что даже если человек не ущемлён в каких-то материальных этих самых, сам факт. Кстати говоря, суд же, естественно, понимал, что вот эти вот, вот этот перевод, переключение логики требует определённого, как можно более солидного, фундаментального обоснования, и они, в частности, ссылались на работы, труды американских психологов начала сороковых годов, где на основании довольно большого, так сказать, собранного материала был сделан вывод о том, что сами чёрные дети воспринимают свою чернокожесть как унизительное качество, и в частности, мне, например, запало в память такое, значит, положение: на большом статистическом материале было показано, что чернокожие девочки для игр выбирают белых кукол. То есть таким вот образом они, дети, подсознательно уже демонстрируют, что они усвоили, что белое лучше, чем чёрное. Вот. И дальше, значит – я уж буду дальше по-русски – вот: «Мы приходим к выводу, что в области государственного образования доктрине "Раздельное, но равное" нет места. Отдельные учебные заведения по своей сути неравноценны». Вот какие они умницы. Вот до конца жизни, пока буду способен сознательно что-то произносить, буду говорить, что нет двух одинаковых школ, и хорошая система образования – это такая, где каждый может подбирать себе ту, которая ему больше всего подходит, да. Словосочетание «лучшая школа на свете» бессмысленно, обезличено, но в идеале для каждого человека, если все хорошо, да, он должен в конечном итоге найти свою лучшую школу на свете.
Причём совершенно необязательно, что это, что это объективно какая-то…
Со звёздными преподавателями, или… ну что я тебе рассказываю, да?
Или! Или с лучшей в мире столовой, да, или самым удобным бассейном, или ипподромом.
Да, или… да, или гениальным спортивным залом…
Да, или ипподромом, или, там, идеальным спортивным залом с раскладывающейся крышей. Это может быть небольшая, так сказать, с давно не сделанным ремонтом, с покосившимися ступеньками… но только так, чтоб они не проваливались под учениками, конечно, так сказать, небольшое здание, там, окружённое какими-нибудь кустами сирени, где тебе просто хорошо. Ну чёрт тебя знает, почему тебе там хорошо. Да? Тебе там хорошо. Вот, значит…
Это да, так сложилось, это твоя школа, она тебе подходит. И вот, собственно говоря, вот эти судьи, они – вот ещё раз говорю, это действительно буквально удар топора или меча по узлу. Они просто отбросили вот эти аргументы насчёт того, что если кубометров одинаково, то и всё хорошо и ничего не нарушено, да?
Потому что если тебя лишают возможности и выбирать школу по тому, что она тебе удобна. Она может быть близко, а может быть далеко.
Тебе интересно ездить, да? Но самое главное, что вот потому что ты чёрный, у тебя половина или даже меньше возможностей поучиться там, где ты хочешь.
Я, кстати говоря, задумался, когда вот я вот эту ситуацию прокручивал в уме, я начал, и даже поискал – ну так, поверхностный, по крайней мере, поиск ничего не дал. Я подумал: а почему же сторонники сегрегации не пошли похожим путём и не попытались вбросить дело, где… почему они не попытались отправить белого ребёнка в школу для чёрных? И я понял почему. А потому что у них не было уверенности, что его не примут. А всё ж, нужно ж было, чтоб его не приняли, вот тогда бы они бы сказали: «Ну вот видите, всё нормально, сами чёрные поддерживают идею, что чёрные с чёрными, белые с белыми». А тут – примут, и всё, и рухнет вся конструкция в самом начале, да? То есть на самом деле, конечно, что бы ни произносили вслух и какие бы слова формально ни талдычили, но все же прекрасно понимали, что это все строится на убеждении, что белая раса выше, а чёрная раса ниже. Всё. Всё это понятно. Кстати говоря, Уоррен именно этим и добил тех, кто колебался в Верховном суде: в, так сказать, неофициальном кругу он им сказал – скажите, пожалуйста, кто будет спорить с тем, что на самом деле в общественном мнении нет разногласия по этому поводу и что сама идея сегрегации строится на одном: одни чувствуют себя высшей расой, а других низшей. И вот это судей Верховного суда убедило. Хотя казалось бы, это аргумент чуть ли не эмоциональный. Да? Но вот он действительно настолько верен – они, будучи, видимо, всё-таки порядочными людьми, несмотря на свои, там, разногласия по правовым вопросам, они не могли не признать, что, конечно, он прав, да? Но – да, и я дочитаю до конца: «потому мы считаем», – постановили судьи, – «что истцы», – имеется в виду по данному делу, – «и другие лица, находящиеся в аналогичном положении, в отношении которых были возбуждены иски по причине сегрегации, на которую подана жалоба, лишены равной защиты законов, гарантированных четырнадцатой поправкой». Но это решение Верховного суда не было обязательным, не было binding. Потому что (и это Уоррен тоже прекрасно понимал), что если они примут обязательное… Да, можно было, и есть такая форма решения Верховного суда, когда решение обязательно к немедленному исполнению, когда решение требовало бы от всех советов по образованию на всей территории США немедленно отменить сегрегацию и допустить, значит, чернокожих ребят в учебные заведения для белых. Они понимали, что это может быть, так сказать, ну не причиной второй гражданской войны, но основанием для очень серьёзных… Тем более, не будем забывать – это ещё не начало 1960-х, чернокожее движение борьбы за свои права, в общем, не получило должной организационной спаянности, ещё не выросла такая фигура, как Мартин Лютер Кинг, который мог объединить и повести за собой миллионы людей, причём и белых тоже. Разумеется, было много белых активистов, борцов против сегрегации. И эта борьба была бы скорее всего проиграна, если бы она выплеснулась, что называется, там, на улицы и в общественное пространство. Поэтому судьи Верховного суда нашли такие, ну, достаточно обтекаемые формулировки, в которых было сказано, что и поэтому, значит, Верховный суд, значит, полагает необходимым, чтобы власти штатов предприняли должные усилия к ликвидации сегрегации в школьном образовании.
То есть это было некое предписание уже, да?
И в штатах глубокого Юга, естественно, сторонники сегрегации, значит, истолковали это в свою сторону. Дескать, ага, должные усилия, но в какие сроки – не сказано: значит, мы будем пытаться. А когда нас спросят: а что же результаты такие? А мы скажем…
Очень трудно, да. Как это, один из наших императоров на вопрос о том, значит, почему, так сказать, не делается в государстве ничего – некем взять.
Людей-то нету, я ж один всё не могу!
А здесь, ну, знаете, очень трудно преодолеть общественное мнение у нас, и так далее.
Да. Традиции, в конце концов, сложились определенные. Саш, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Вот здесь мы наблюдаем совершенно эпохальный момент. В воскресенье в «Утреннем развороте», значит, исторические вставочки на прошлой неделе были посвящены знаменитым речам, которые повлияли на мировой исторический процесс. И вот в воскресенье, в частности, я цитировал знаменитую речь Мартина Лютера Кинга «I have a dream», и там упоминался, правда, не была произнесена фамилия, но, так сказать, всем было понятно, о ком идёт речь, он упоминал губернатора Алабамы.
Да, известный вам губернатор Алабамы.
Да, известный вам губернатор Алабамы, да-да. Вот он, губернатор Уоллес – невысокий человек, который слева такой горделиво стоит в дверном проёме; губернатор своей не очень крупной фигурой загораживает вход в высшее учебное заведение, куда подали документы два чернокожих, ну три чернокожих студента, но один в конечном итоге выбыл, что называется, из борьбы. Не будем его, разумеется, осуждать, потому что куда это всё могло привести, было вилами на воде написано. А два – Мелоун и Худ – образцовые студенты: у них были замечательные документы, их аттестаты об образовании давали им все основания для того, чтобы быть зачисленными в этот университет для белых в Алабаме. Единственное препятствие было в том, что штат был такой, глубоко сегрегационный, да. И губернатор лично заблокировал собою вход, для того чтобы вот этих самых, значит, студентов не допустить. И то, что мы видим на этой фотографии, что здесь целый заместитель генерального прокурора США, вот этот человек, слегка наклонившийся, справа такой, это Николас Катценбах. Не видно, обрезана фотография, но за ним стоит несколько федеральных маршалов, опять же. Просят Уоллеса выйти. На что Уоллес ответил категорическим отказом, тогда Катценбах позвонил – ну понятно, что была предварительная договоренность на этот счет – позвонил Кеннеди, и Кеннеди дал приказ: если понадобится, то привлечь Национальную гвардию штата Алабама. И вот я хочу процитировать, опять же, к вопросу о том, какое отношение было к этой проблеме, какой текст произнёс прибывший на место происшествия, так сказать, генерал Алабамской гвардии, некий Генри Грейхан. Он мягко, но жёстко попросил Уоллеса уйти с прохода, и сказал это следующим образом: «Сэр, это мой печальный долг, но я должен попросить вас отойти в сторону по приказу президента США».
Лаконично, эдак по-военному. Ну и в конечном итоге, значит, эти два студента были зачислены в университет. Саша, дайте нам, пожалуйста, последнюю картинку. Вот, ну чтобы вы представляли, конечно, решение вызвало жуткую совершенно реакцию всего правого, всего консервативного...
Конечно, racial mixing is communism, stop the race mixing. Интересно, что (этого не будет в приговоре суда, это последнее, что я хочу сказать), но специальное было приобщено к материалам суда обращение государственного департамента, где было сказано: вы можете, конечно, это учитывать или не учитывать, но на нашу мировую позицию существование сегрегации влияет очень отрицательно, нам очень трудно выстраивать отношения со странами, где живут люди с другим цветом кожи, в частности об Индии шла конкретно речь, из-за того, что у нас на родине существует эта сама сегрегация.
Ну да, перейти на уровень, скажем там, ЮАР. ЮАС ещё, потом ЮАР.
Мирового изгоя, хотя, казалось бы, при всяких выдающихся своих...
Те же самые рассказы, те же самые рассказы. А чем хуже у Бантустана.
Смотрите, как хорошо им там, как они пляшут и поют.
Женятся, детей рожают, отлично.
Вот. Ну что же, мы на этом завершаем сегодняшнюю программу, и я хочу вам объявить дальнейшее на наших каналах. Ну сейчас остаются только передачи на сегодня на канале «Живой гвоздь», будет «Особое мнение» Льва Шлосберга, вы уже там предвкушаете и думаете, будет ли так же интересно, как в прошлый раз. Думаю, что да, тем более что ведущий в студии – Антон Орех. «Манитокс», реформы Горбачёва, дивиденды «Газпрома», новости фондового рынка, то есть история и современность, Евгений Коган, инвестиционный банкир, это @bitkogan, и неизменная партнёрша Маша Майерс. «Пастуховские четверги» сегодня пройдут в несколько ином формате, пока в поездке Алексей Венедиктов. Во-первых, ведёт Айдар Ахмадиев, а во-вторых, готовьтесь, это будет в формате «Слухай Эхо», только не сам Пастухов будет ваши вопросы смотреть, а Айдар Ахмадиев будет это делать за него, и, наконец, «Один» с Дмитрием Быковым с 22 часов до 23 он превращается в урок литературы. «Соловьиный сад» Блока, очень интересно, давайте слушать дальше и смотреть тоже. Всего вам доброго, до свидания.
[1] По крайней мере стикеры с таким лозунгом можно купить в интернете.
[2] А столицей штата Техас является город Остин с населением меньше 100 тыс. человек.
[3] Речь идет о фильме 2016 г. «Скрытые фигуры». Костнер играет в фильме роль второго плана, а в главных ролях заняты Тараджи Хенсон, Октавия Спенсер и Жанель Моне.