Суд над Джеком Руби, застрелившим Ли Харви Освальда (США, 1963 г.)
Приветствие
Добрый вечер! Добрый вечер. Мы сегодня из разных мест с Алексеем Валерьевичем. Это вот Анфиса уже пишет: «Сейчас мы всё узнаем». Ну что же, я думаю, что всё, что связано с убийством Кеннеди – это, это вообще, это отдельная вселенная, Алёша.
И в каждом третьем фильме, то есть даже я бы сказал, в тринадцати из двенадцати таинственных фильмов, как «Побег из Алькатраса», что-нибудь, вот, что угодно: вот сейчас мы узнаем на самом деле, кто убил Кеннеди, как убили Кеннеди, всё, почему, что произошло там с этим, откуда взялся этот Джек Руби и что делал Освальд в Минске, ну и так далее. Но ведь ты представляешь себе, что шестьдесят лет назад – почти вот, минус месяц, да?
Я, я это видел по маленькому телевизору «Луч», убийство Освальда Джеком Руби, это уже шло, ну, почти, с небольшой задержкой, почти в прямом эфире в новостях это шло.
Ну, в Советском Союзе, естественно, с небольшой задержкой, а Америка-то это наблюдала просто в прямом эфире.
Потому что вот этот проход Освальда через подвал-гараж полицейского управления, когда его вели, чтобы посадить в машину и отвезти в окружную тюрьму – его снимало телевидение, то есть миллионы зрителей.
А тогда же миллионы следили за всем за этим, да? Ну, так сказать, вся Америка сидела, прилипнув к экранам телевизоров, и вот они это увидели буквально в прямом эфире.
Да. Ну давайте по порядку, наверно, да, или как? Как мы?
Ну, давайте начнём с ответа на вопрос «откуда взялся Джек Руби?»?
Джек Руби
Вот, собственно, сейчас нам Андрей покажет первую картинку, и на ней будет показано, откуда взялся Джек Руби. Значит, вы видите улицу в Чикаго, вот, которая представляет собой, значит, часть того, что местные эмигранты в это время – видимо, с определённой долей иронии, думаю, что горькой иронии – называют гетто. Наше гетто, да? Это Максвелл-стрит, Максвелл-стрит – улица, которая действительно, вот как на фотографии показано, она вся заставлена всякими тележками, с которых торгуют, коробками… В общем, это всё безумно напоминает памятные нам такие вот стихийные базарчики, которые в начале девяностых возникали, там, у станций метро, на площадях, когда, там, куриными окорочками торговали прямо с машины, там, бульонными кубиками, какой-нибудь лапшой быстрого приготовления и там чёрти чем. Вот такой вот район, мелких…
Район мелких торговцев. Действительно, в это время это маленькое наше гетто, потому что этот район населён в основном евреями, эмигрантами из Восточной Европы. Примерно с восьмидесятого, 1880-го и примерно до 1920-го, когда этот район постепенно начал становиться афроамериканским – хотя бизнесы по-прежнему в основном оставались у владельцев-евреев. Вот этот вот район был районом такой вот еврейской бедноты. Вот там и родился Якоб Рубинштейн, так его звали.
Да. Ну, Джейкоб Рубинштейн на, на американский манер.
Так его звали. Правда, я не уверен, что он бы понял вот это «боже ж мой», потому что его родители, действительно, до определённого времени подданные российского государя-императора, но вряд ли они говорили по-русски, потому что они польские евреи. Его родители жили в маленьком городке, Соколув-Подляски, в котором, там, десяток тысяч жителей, он, там, при них стал центром уезда, этот городок. Значит, городок довольно быстро растущей еврейской внутренней миграции, то есть переселялись из совсем крошечных местечек, а в городке, поскольку через него прошла железная дорога – в городке забурлил там всякий мелкий бизнес, какое-то производство, сахарный завод построили, ну и вот, соответственно, туда начала стекаться беднота из этих вот переполненных, перенаселённых местечек. Вот его отец послужил в армии, четыре года в российской армии отслужил, а потом – не очень понятно, где-то даже написано…
Значит, говорил по-русски. Говорил.
Но другое дело – что вряд ли он дома говорил по-русски с матерью. Потому что мать была настолько неграмотной, что даже вот когда она переехала в Америку, прожила там уже много лет, она всё равно подписывалась крестиком, она была совершенно вот, не умела ни читать, ни писать. Ни на английском, ни на каком, видимо, другом, потому что, если была бы грамотна там, скажем, знала бы письменный идиш – могла бы всё равно как-то подписываться, да? Ну вот ставила крестик. Поэтому я думаю, что с матерью он говорил, скорее всего, на идиш. И, может быть, на смеси идиш и польского, да? Вот. Но мальчик наш, в отличие от парочки их старших детей – он родился уже в Америке, он родился уже в Чикаго, в одиннадцатом году. Семья была такой, традиционной, консервативной, ну, даже не консервативной – ортодоксальной в религиозном смысле еврейской семьёй, у них было много детей, десять детей родилось, восемь в конечном итоге выросло и дожило до взрослого состояния. Он там примерно посерёдке, где-то пятый он, по-моему, по порядку рождения. Семья неблагополучная. Отец пил, рукоприкладствовал, значит, постоянно они с матерью скандалили, в конце концов они разойдутся. Значит, дети окажутся, как обычно – да, поскольку мать не имела никакого источника средств к существованию, детей нужно было куда-то пристроить. Значит, за них взялись еврейские благотворительные организации, раздали их по каким-то приютам, потом, значит, из приютов пытались устроить вот в эти приёмные семьи, там, с разной степенью успеха это всё получалось. В результате, в общем, он рос ну не совсем беспризорным, но скажем так – надлежащего надзора за ним нет. С молодых лет он обнаружил такие качества, как пронырливость, пройдошистость и склонность к занятиям, скажем так, сомнительными, а иногда и совершенно несомненными с точки зрения закона мелкими всякими делами. Периодически попадался в полицию – правда, по мелочи. Ну, например, он занимался распространением билетов на спортивные мероприятия, похоже, при этом параллельно как-то был связан с нелегальным тотализатором. Вот, значит, там, периодически полиция его прихватывала. Затем, правда, дела пошли в гору, и дела пошли в гору по той причине, что старшие братья и сёстры, подрастя, как-то более удачно, чем он, занялись предпринимательскими делами, ну а поскольку, понятно, дело семейное, кровь не вода, то и младшего братика, значит, начали пристёгивать к вот этим самым более успешным семейным предприятиям. Значит, вот на ту дорожку, по которой он будет идти уверенно вплоть до убийства Ли Харви Освальда, он вступил после окончания Второй мировой войны. Дело в том, что во время Второй мировой войны он был призван в американскую армию, с 1943-го по 1946-й в ней прослужил. Служил он в авиационных частях, он был авиационным техником. Вот. Служил хорошо, у него совершенно безупречный послужной военный список, он дослужился до рядового первого класса – ну, на русский я бы это перевёл как ефрейтор, старший солдат, да? В его военном билете указано, что он освоил, там, помимо своего основного занятия вот этого авиационного техника, он освоил ещё какие-то воинские навыки, там – стрелять хорошо, кстати, умел, у него было свидетельство marksman, то есть отличного стрелка – ну, снайпер вряд ли, но, по крайней мере, он отлично выполнил все положенные там нормативы. И вот после того как он демобилизуется, он по приглашению одной из своих старших сестёр и переезжает из Чикаго в Техас, переезжает в Даллас. Дело в том, что у неё было во владении два ночных клуба, и вот, собственно говоря, она его позвала для того чтобы он был менеджером – не владельцем, иногда пишут, что он был владельцем. Насколько я понимаю, владельцем ночных клубов он никогда не был, он был именно менеджером, то есть управляющим.
Значит, сейчас Андрей нам даст следующую картинку, вы увидите обложку комикса «Барни Гугл», где главный герой Барни скачет на такой механизированной лошади, которая имеет прозвище Spark Plug[1]. Вообще spark по-английски – это искра, и вот у Джека Руби среди его знакомых было прозвище Sparky, Искрящийся.
И вот есть две версии его происхождения. Первая версия – что он своим приятелям якобы безумно напоминал вот эту лошадь выражением лица, и его, соответственно, в честь популярного героя комикса прозвали. А другая – более такая, я бы сказал, приземлённая, заключается в том, что он демонстрировал совершенно бешеный нрав. Кстати говоря, во время суда и во время деятельности комиссии Уоррена, которая будет очень внимательно к нему присматриваться, это всё будет подтверждаться довольно многочисленными свидетельскими показаниями. Что вот он, чуть что, набрасывался на посетителей клуба, что он себя по отношению к персоналу вёл иногда совершенно непредсказуемым образом, мог, там, уволить сотрудника, потом наброситься на него с кулаками: Ты почему на работу не вышел? – Как, вы же меня уволили? – Ну и что, подумаешь – уволил! Ты всё равно должен был прийти на работу! Ну и сразу тогда, Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Если я правильно помню, да, совершенно верно, там изображено одно из этих двух заведений, которыми он руководил, танцевальный клуб «Карусель».
Ну прямо скажем, без особенной фантазии названо,
Это, как сказать, как это у Бабеля, помнишь, «и жильё у него было сарай – не сарай, а так, квартира уездного мелитопольского комиссара после весёлого налета махновцев»[2]? Так вот это ночное заведение, «Карусель», оно тоже было не бордель, а так, ночной дансинг, но со стриптизом, ну и, видимо, со всеми другими причитающимися развлечениями в ассортименте, потому что у Руби опять периодически возникают неприятности, правда, мелкие, не доходит ни до каких серьёзных. Мелкие неприятности с правоохранительными органами: то возникнет подозрение, что в его заведении наркотиками торгуют, и вроде как он к этому имеет отношение – ну конечно торгуют, ну коню же ясно, что в 1950-е годы, в период расцвета хиппи и всякого прочего...
Ну это ещё не расцвет хиппи, это ещё битники.
Хорошо, тоже не отвергают, насколько я понимаю, всякую вот эту вот кислоту и прочие дела. Конечно, там чего-то приторговывали, понятно, что – я уж не знаю, имел ли Руби сам в этом какую-то долю, но понятно, что мимо него это не могло происходить, ну обычное дело, издержки, что называется, производства. Что ещё про него можно сказать? Личная жизнь его – Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку, и вы познакомитесь с Джорджем Сенатором. Сенатор – это единственное в нём примечательное нечто, это его фамилия, никоим образом не должность.
Человек, видимо, какой-то не очень складной судьбы, он примерно ровесник Джека Руби, на два года моложе, если не ошибаюсь, то есть они оба уже не молодые люди в 1960-е годы, как раз в это время пятьдесят, немножко за пятьдесят, когда Кеннеди убили. Он тоже ветеран Второй мировой, тоже не в боевых частях находился, поэтому фронтового опыта у него нет. Тоже занимался всякой мелочёвкой без особенного успеха. Они с Руби вместе жили. Сенатора будут очень подробно допрашивать и в суде, и в комиссии Уоррена. И он сам о своём положении говорит «roommate», то есть мы вместе снимали квартиру, вместе жили.
А на вопрос о характере ваших отношений он сказал про Руби: «He was my boyfriend». Правда, когда начал уточнять допрашивающий его юрист – вы имеете в виду гомосексуальную связь?, Сенатор сказал – нет, нет, что вы, этого не было. Но дело в том, что по-другому понять выражение «He is my boyfriend» невозможно.
Может, он плохо знал выражения.
Ну не думаю, что, вращаясь в этой среде, там с этой публикой только ошибись, вообще, в терминологии, начни не на той фене говорить, посмотрим, что от тебя останется.
Нет, я думаю, что он сначала сказал как было, а потом почему-то решил включить задний ход. На самом деле это не имеет никакого особенного значения, но дело в том, что надо понимать, что Соединённые Штаты середины 1960-х – совсем другая страна, нежели нынешние Соединённые Штаты, и, в частности, по вопросу об отношении к однополой любви в штате Техас: не будем забывать, не Массачусетс какой-нибудь, свободный и продвинутый.
А это юг-юг, самый что ни на есть, и тамошние реднеки с тамошними ковбоями, думаю, что достаточно недружелюбно на всё на это смотрели. Возможно, поэтому он включил задний ход, может быть, ещё что-то. Но ещё раз говорю, это действительно не имеет никакого значения, кроме, может быть, того, что Джек Руби, скажем так, вёл жизнь не вполне стандартного американского гражданина своего поколения.
По многим, я бы сказал, направлениям.
По многим критериям, по многим направлениям он был такой человек из не то чтобы дна, но недалеко от дна находящийся по географическому признаку.
Ну понятно, значит, не супер пример для всех.
Нет, ни в коем случае, хотя, ещё раз говорю, каких-то серьёзных конфликтов с законом, то, что называется «record», запись, то, что за тобой записано, у него нет. К нему делало подход, и вполне конкретный подход, делало Федеральное бюро расследований. Ну понятно, человек вращается в таких кругах, что делает его полезным, перспективным информатором. Он сказал – нет проблем, я готов, а что надо? А деньги будут платить, да? Ну конечно, я готов! И с ним было заключено некое соглашение, то есть он дал какую-то подписку о сотрудничестве, поэтому его иногда сейчас в статьях всяких величают «тайным полицейским агентом». Нет, не получилось.
Да, но дело в том, что из него не получилось даже осведомителя.
Не получилось, ну да. Я подробно про это рассказываю, потому что мне кажется, что это важно.
Это важнее всего, и личной жизни, и происхождения, и даже ночного клуба.
Из него не получилось, потому что он ничего в клюве не принёс. И в результате, где-то год с ним помыкавшись, ФБР сказало – да ну тебя к чёрту! – и разорвало всякие договорённости. Ничего ему платить не стали, поскольку не за что, и таким образом, судя по всему, его, по крайней мере, официальное сотрудничество с ФБР на этом закончилось, осведомитель из него не получился. Из него, кстати, много чего не получилось. Из него не получился и самостоятельный бизнесмен тоже, потому что, видимо, всё время как-то стараясь как-то выбиться из-под опеки старших братьев-сестёр, он пытался заниматься чем-то самостоятельно. Вот смотри, чем он торговал? Дешёвой бижутерией, принадлежностями для швейных машинок, совершенно классический набор такой коммивояжёра, неудачника.
Да, да, да, мелочной торговли.
Сюда ещё иголки для примуса просятся, не правда ли? Поставками итальянской пиццы в рестораны города, средством для лечения артрита, витаминами, граммофонными пластинками, лезвиями для безопасных бритв, а также гимнастическими снарядами.
Ты знаешь, я уже передёргиваю затвор, как в фильме «Потасканные львы», когда они сидели и ждали коммивояжёра, знаешь?
В кресле-качалке и чтобы выстрелить в песок перед ним.
В официальные списки это, разумеется, не вошло, но, учитывая его основные занятия, сюда, конечно, можно добавить противозачаточные средства, порнографические открытки, ну и прочее. Помнишь, как Высоцкий в «Месте встречи»: «И прочий набор для кобелирующих граждан».
И вот ни на чём из этого он не то чтобы не разбогател, но, судя по всему, даже не заработал. При всём том, что он любил и одеться в костюм такой не самый дешёвый, ботинки купить из какой-нибудь дорогой кожи. Но при этом он постоянно был в долгах, постоянно что-то перехватывал, постоянно перебивался, своим сотрудникам платил нерегулярно. Кстати говоря, это станет очень важным косвенным свидетельством в деле, сейчас до этого доберёмся, один из его платежей будет иметь очень большое значение. И вот такой человек, вдруг, можно сказать, что почти ни с того ни с сего, узнав о гибели президента... Да, ещё одна вещь! Андрей, дайте, нам, пожалуйста, следующую картинку, там, где будет целый набор таких вот орнаментов. Причём довольно такая, я бы сказал, работа, требующая времени и усилий, всякие вот эти вот ромбы, состоящие из большого количества линий. Это он уже в тюрьме находясь, а он просидит в общей сложности до своей кончины четыре года, вот он в том числе развлекался вот этими самыми рисунками. И когда эти рисунки посмотрела одна известная в Соединённых Штатах женщина-психиатр, она сказала: «Ну так а что вы хотите, ну классика же, студентам можно показывать! Вот вам скрытая агрессия, вот вам то, вот вам сё!» То есть он был… помимо того что это показывали живые свидетели, но вот и такого рода неофициальная экспертиза показывала, что это был человек очень нестабильной и очень неспокойной психики. И вдруг вот такой вот гражданин, узнав о том, что в его, ну, не родном, но по крайней мере, так сказать, уже давнем городе проживания, Далласе, убит президент Кеннеди, приходит в жуткое совершенно возбуждённо-депрессивное состояние. Он плачет, он говорит: «Вот как же так? Вот убили такого великого человека! Наш город теперь опозорен, в нас теперь вся Америка будет пальцем тыкать. А как же бедная мадам Джеки? Что же ей, бедняжке, теперь предстоит? Это ж ей придется там в суде давать какие-то показания…» При этом, вот, как говорил не помню кто из наших знаменитых футбольных комментаторов, – то ли Синявский, то ли Озеров, – при этом он много и полезно перемещался. Его видели…
Убийство
Вот. Его видели. Потом свидетели… Ну тут важно что сказать, – такого количества свидетельского вранья, вольного и невольного, как в этом деле, мне кажется, надо поискать, – я не знаю, есть ли ещё одно дело. Половину времени полиция, суд, комиссия Уоррена и так далее будут устанавливать показания, что Руби видели чуть ли не помогающим Освальду, там, винтовку заряжать, что Руби видели, там, у постели умирающего в госпитале Кеннеди... Потом выясняется, что этот тип в это время был в другом месте, стоял спиной, в лицо, там, Руби знать не знал.
Ну, ты понимаешь, мне кажется, что это вот ещё в таких громких делах, даже менее громких делах, но которые вызывают общественное возбуждение.
Конечно. И поэтому любой полицейский прекрасно знает, что вроде бы универсальная мера «а давайте обратимся к гражданам по телевизору», вот, очень часто милицейское начальство… милицейское, там, полицейское, какое угодно, – ни боже мой, вы чего?
Сейчас полезут, и каждый будет признаваться, да.
Все школьники, значит, мечтающие стать детективами, все, так сказать, девушки, которые не чувствуют в себе достаточного интереса, и прочие категории.
И просто скучающие граждане, а также те, кому что-то показалось, кто что-то недовидел, недослышал, но тем не менее потом уверил себя, что он видел и слышал вот именно то, что нужно. Все кинутся звонить, все кинутся давать интервью, все кинутся делать заявления: пришлите мне офицера, я должен сделать statement, и так далее и так далее. Но тут неизбежно, тут ничего скрыть было нельзя, поэтому вся эта публика, так сказать, тоже начинает действовать. Так вот, Джек Руби действительно много и полезно перемещается, действительно, десятку людей плачется, что вот как же так, что ж за хрень, как же мой любимый Даллас, как же мой любимый Кеннеди, умудряется пролезть в полицейский участок, где прокурорский работник, знаменитый Уэйд… Помнишь, мы совсем недавно делали дело по резонансному решению, прецедентному решению Верховного суда о легализации абортов?
Вот тот самый далласский окружной прокурор, который говорил: «Они у меня рожали и рожать будут. Хрен вам, а не аборты». Вот этот самый Уэйд созвал пресс-конференцию… Ну как это в Америке принято, да, – без этого не только ни одно резонансное, но мало-мальски заметное дело не обходится, – так вот, Руби пролез на эту пресс-конференцию, естественно, без всякой аккредитации, которой у него не было и быть не могло, и даже там поправил Уэйда. Уэйд что-то не так сказал, какую-то там кубинскую организацию причислил к антикастровским, а Руби вылез и говорит: «Нет-нет, сэр, вы ошиблись, это, значит, вот, прокастровская организация, это те кубинцы, которые вот…» Потом, естественно, он тем самым обратил на себя внимание довольно большого количества людей. Ну а дальше наступает 24-е число. Напомню, Кеннеди убили 22-го. Наступает 24-е, и Освальда должны перевозить из здания полицейского управления, где он до этого содержался, должны перевозить в окружную тюрьму. Время точно не известно. Более того, время от того, когда полицейские это планировали, – всё, конвой уже пришёл, машина уже пришла, – но время сместилось на полчаса, потому что появился ещё один представитель следственной бригады – ему потребовалось срочно Освальда допросить. И полицейские сказали: «Ну ладно, давай ты его здесь допросишь, потому что сейчас его в тюрьму переведут, потом когда ты к нему попадёшь»… На полчаса позже как бы… Вот если бы Освальда отправили тогда, когда планировалось изначально, Руби вообще не попал бы на место своего преступления. Вот в этот момент нам необходимо прерваться.
Да, мы прервёмся, и после ролика я вам расскажу о майках.
Вот тут мне говорили в чате, писали, вернее, что зря я в прямом эфире пытаюсь здесь передёрнуть мысленно затвор, что это нехорошее дело. Но вот некоторые предупреждают и о ношении маек, которые мы предлагаем. Но это же, даже если у вас майка под свитером, предположим, – мало ли какая у меня майка под свитером, – то они прекрасные, а дома можете демонстрировать. Но кота, кота прекрасного: «Хоть ты не будь как эти» можно демонстрировать где угодно. И плюс ещё майка «Взвейтесь кострами» – она такая немножко стрёмная, я бы сказал. Ну и «Клуб любителей лебединого озера» – вполне можно походить в скверике перед Большим театром, ничего не имея в виду. Точно так же, как и тоже с небольшими лебедями ещё у нас следующая майка. Так что пожалуйста! Я майки наши очень люблю и дарю эти майки знакомым, а иногда даже подписываю, с большими трудностями – вы уж не взыщите, – когда вы просите подписать белым фломастером где-нибудь на чёрной майке. Да, Алексей, 3000 рублей! Да, Алексей, да! Там майки без ничего продаются в интернет-магазинах от 2000 рублей, а здесь б они всё-таки авторские и малого тиража. Всё к этому, я сейчас как коммивояжёр тот самый…
А я сейчас помогу. Поскольку было сказано, что кота показать не грех – мы сейчас покажем кота, а заодно ещё двух пёсиков. Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию. Значит, мы видим Джека Руби с его домашними питомцами. Помимо всего прочего, он ещё и любил животных. Мы видим котика, мы видим справа его любимую таксу Шебу, которая будет фигурантом этого дела, ну а посередине я не могу определить породу собачки – по-моему, это слегка отъевшийся карликовый пинчер. Вот это его питомцы. И вот в этот самый день, когда Освальда должны увозить в окружную тюрьму, Джек Руби сажает свою любимую Шебу в машину. День довольно жаркий: хотя и ноябрь, но это всё-таки Техас, там ещё бывают вполне себе тёплые деньки. Он отправляется на почту, потому что ему нужно делать перевод одной из сотрудниц. Она стриптизёрша, он ей задолжал какую-то часть зарплаты. Она плачется, что ей нечем за квартиру платить: пожалуйста, Джек, оплати побыстрее. И вот он отправился на почту отправить ей эти там то ли 50 долларов, то ли 150, в общем, какую-то достаточно незначительную сумму. У него с собой пистолет. Но дело в том, что у него всегда с собой пистолет Его 38-го калибра shotgun с ним всегда, потому что он довольно регулярно носит с собой суммы денег, потому что по делам клуба поставщику нужно заплатить, этому нужно сунуть, этому, то-сё, пятое-десятое…У него всё время при себе наличка. Ну а район, в котором клуб находится, видимо, не самый спокойный. И вот, он осуществляет платёж... Это соседнее здание. Здание почты – соседнее здание с полицией, естественно. Он осуществляет платёж, – ему выдаст клерк квиточек, где будет указано время платежа, – за 4 минуты до убийства Освальда.
При этом собака любимая заперта в машине. И вот это потом станет очень важным психологическим аргументом, правда, не для адвоката – адвокаты выберут другую линию защиты и поэтому такого рода вещи они, в общем, вынуждены будут обходить стороной, – но для тех, кто сегодня копается в этом деле, это важная штука. Потому что представляете, если бы он сознательно шёл убивать Освальда, если бы он утром выехал из дома с пониманием, что он идёт на Освальда? Ну а при чём здесь бедный пёс-то? Он же его обрекает на совершенно неопределённую судьбу. Ну, вот хорошо: его там схватят или его застрелят – и чего?
«Вот он придумал себе такое алиби» – скажут.
Конечно, Сергей Александрович, конечно. И любители конспирологии уже говорят: наверняка был кто-то, кто вместо него осуществил этот платёж, а потом притаранил квиточек, а он на самом деле всё время там сидел и караулил этого самого Освальда. Конечно, ну а как же? Правда, это никак не решает задачи с пёсиком. Пёсик-то в любом случае обречён быть при неблагоприятном стечении обстоятельств обнаружен мёртвым каким-нибудь полицейским, который заметит, что машина что-то слишком давно здесь стоит. Собаку-то…
Если это решение не спонтанное, то собаку он, вполне вероятно, обрекает на мучительную смерть в машине, нагретой техасским солнцем, пусть и ноябрьским. Ну а дальше он пролезает в это полицейское управление. Как – не очень понятно, но бардак жуткий, корреспонденты (это всё снимает телевидение), а самое главное – что очень многим полицейским Руби прекрасно знаком, они его прекрасно знают в лицо как парня на голову, может, слегка и шлёпнутого, но вполне обычного парня, прозрачного, ясного, понятного, при своём деле состоящего. Ну, опять же, не будем идеализировать полицию того времени, полиция 1960-х и нынешняя американская полиция – это тоже две разные полиции. Поэтому, конечно, многие полицейские и заходят в заведения и не платят там по счетам, кто стаканчик примет, кто с девушкой познакомится – так что у Джека Руби приятели в полиции есть, как и в других уважаемых организациях, скажем так. Просочился как-то. Ну, а дальше, Андрей, дайте нам, пожалуйста, самую знаменитую фотографию, которую, разумеется, прекрасно знают все, кто интересовался когда-нибудь убийством Кеннеди. Газетный фоторепортёр, который её сделал – Роберт Джексон – получил за неё Пулитцеровскую премию. Причём такая ирония: двумя днями ранее Джексону не повезло. Когда застрелили Кеннеди, он при этом был, но в этот момент он менял плёнку в фотоаппарате. А вот… терпи и …
Как не повезло Кеннеди, я бы сказал.
Суд
Кеннеди не повезло ещё больше, это прямо скажем, да. Но представляешь, вот: не ропщи и тебе воздастся – и через два дня он сделал фотографию. Причём другой фотограф сделал снимок – этот снимок тоже известен, где Освальда ещё просто ведут, а Руби к ним направляется – сделал снимок на 3/5 секунды раньше, но этот снимок оказался, ну, обычным. А вот этот, где у Освальда гримаса боли на лице и совершенно обалдевшее, изумлённое выражение на лице полицейского сотрудника, к которому Освальд прикован наручником – она, конечно, обошла весь мир и стала знаменитой. Гримаса боли Освальда совершенно неподдельная – пуля прошла через всю нижнюю часть торса, повредив все имеющиеся там жизненно важные органы, и он через полтора часа скончался в том же госпитале военном, в который двумя днями раньше был доставлен и где скончался Кеннеди. Значит, Руби взяли, и начинается сбор доказательств. Руби тут же обращается к адвокатам, сначала к одному, но потом ему предлагает свои услуги знаменитый совершенно адвокат из Калифорнии, некий Мелвин Белли, один список клиентов которого – это зал голливудской славы: музыканты знаменитые, актёры, продюсеры, сценаристы, то есть ну просто… У него записная книжка должна была быть как музей подарков Сталину по стоимости. Вот, значит, этот самый Мелвин Белли говорит: «Я буду его защищать». И вот именно он в конечном итоге выбирает стратегическую линию защиты, за что его теперь многие юристы критикуют и говорят: он сделал ошибку. А вот в чём, значит, заключается проблема: у него было две возможные стратегии. Стратегия первая – доказывать, что… Да, ну что убийство совершил Джек Руби – тут никакого…
Ну это, господи: тут – Джек Руби в метре, в метре тут Освальд…
Вот Джек Руби, а вот миллионы в прямом эфире всё это наблюдали, да, вот показания, значит, десятков заслуживающих доверия людей. Но Белли мог заявить, что речь идёт не об убийстве с заранее обдуманным намерением, а о так называемом manslaughter – это в англо-американском праве тоже убийство, но гораздо более низкой степени, чем murder. Значит, вот как определили…
Вот как определяет словарь Вебстера, что такое вот это самое manslaughter – это незаконное убийство человека либо по неосторожности, либо случайно, в процессе совершения другого преступления, но без, значит, намерения, либо upon a sudden excitement of anger – при внезапном всплеске гнева, при внезапной вспышке гнева. Понятно, что случай Джека Руби, который можно было отстаивать, – это вот этот третий.
Тем более что всё для этого есть: есть показания нескольких десятков людей, которые говорят: Руби переживал, Руби говорил – вот, какой позор. Зафиксировали, что когда стрелял в Освальда, он бросил две фразы, из которых следовало типа: «Вот и поделом тебе! Будешь знать, как убивать наших президентов». То есть всё вроде как в эту конструкцию ложится. Руби на предварительном следствии дал показания, что вот, узнав об этом ужасно опечалившем его событии, он начал принимать фенметразин. Это стимулирующее лекарство, которое сегодня в некоторых странах просто запрещено (у нас, например, в Российской Федерации, оно внесено в один из списков психотропных препаратов), в других странах его можно использовать, но по очень строгой процедуре, с соблюдением всех положенных этих самых, и назначают его сегодня довольно редко. Ну, а в 1960-е годы оно было в Америке довольно распространено как средство для подавления аппетита. То есть его широко применяли люди, которые хотели похудеть. Что сделать, чтобы не жрать? А вот что сделать – принять таблетку, значит, вот этого самого фенметразина. И этот самый фенметразин, оказывается, ну, в общем, имеет довольно большой список всяких побочных и сопутствующих эффектов, и в частности, вот, было сочтено, что он мог быть дополнительным катализатором вот той депрессии, причём депрессии вот такой активной – не тихого скулежа, а вот именно гневной депрессии, в которой Джек Руби, как мог бы попытаться доказать адвокат, оказался. Но защита решила пойти другим путём и доказывать, что он в принципе человек психически ненормальный. И вот это им доказать не удалось.
Ну это, я бы сказал, перегнули.
А я, честно говоря, вообще не могу понять… Ну то есть я недостаточно глубоко дело изучил наверняка… Потом адвокат как-то выбор линии защиты оправдывал, почему вот так, а не этак. Но мне тоже кажется, что они погнались за каким-то журавлём в небе. Ну, типа, если признают невменяемым, там, отправят в больничку полечиться, а потом вообще выпустят. Но дело в том, что здесь ему максимум, если бы удалось получить вердикт присяжных, что вот именно manslaughter, а не first degree murder, то максимум 5 лет.
Ну это да, и то, что его, там, неадекватность поведения, по-бытовому назвать, взвинченность такая – на этом можно было стоять, и всё.
А вместо этого они начали вызывать вот этих бесконечных стриптизёрш, значит, охранников ночного клуба, других людей, которые с Руби постоянно имели дело, бывших клиентов, которые были чего-то свидетелями, вот они давали показания, что вот он очень вспыльчивый, что вот он однажды с таксистом повздорил, ударил его головой о тротуар, а потом вдруг как бы прозрел и сказал: «А чё, это я, что ли, сделал? Ой». То есть всячески пытались доказать, что это человек с абсолютно неконтролируемой психикой, который регулярно впадает в состояния, в которых он не может за себя отвечать.
Ну и ещё надо сказать, что тогда многие нюансы состояний, ну, не способны были эксперты определить с такой тонкостью, как это делают сейчас.
И вот надо сказать, что когда сегодня многие, очень многие, в том числе и отечественные исследователи убийства президента Кеннеди начинают говорить – Руби был связным между заказчиками, то-сё, ему было поручено устранение Освальда, который мог выдать… Из общеконспирологических соображений всё, конечно, замечательно укладывается…
Ну конечно, если верить в заговоры, конечно да. Если верить в заговор… Но здесь как-то это…
Но дело в том, что другие люди, среди них, например, знаменитый Винсент Буглиози – это, вот помнишь, лос-анджелесский юрист, который был обвинителем на процессе Мэнсона и который написал вот эту книгу «Helter Skelter»[3].
По-моему, до сих пор у неё в этом жанре рекорд не побит, там что-то 7 млн экземпляров продано языках на сорока. Вот Винсент Буглиози, он писал – ну вот можете себе представить серьёзного человека, который Руби поручит серьёзное ключевое дело? Вот этому нестабильному, психованному, то ли психопату, то ли шизофренику, то ли ещё что-то? Человеку, у которого ни одна мало-мальски важная информация не держится дольше трёх минут, у которого язык как помело, который в любой момент может самый неожиданный фортель выкинуть.
А это специально, чтоб никто не поверил.
Ну да, его с детства таким растили.
Папа ещё тогда, в 1918 году, избил до полусмерти маму для того, чтобы создать необходимую легенду. Кстати, говоря о маме, вовремя вспомнил: мама-то не хорошо прожила остаток жизни, периодически полёживая в учреждении для психиатрических больных, а когда выпускали, всё равно находилась под наблюдением врача. Так что у него и, что называется, в семейной истории есть…
Ну, может, защита хотела на наследственности тоже сыграть?
Приговор и дальнейшая жизнь
Может быть, может быть, да. Но в любом случае не получилось: присяжные, состоявшие из восьми мужчин и четырёх женщин, присяжным потребовалось всего 2 часа 11 минут (для такого дела это просто мгновение, это пуля пролетела) для того, чтобы вынести единогласный – по закону требовался, для вынесения вердикта в деле об убийстве первой степени требуется единогласие – вынесли единогласный вердикт «виновен», после чего Джек Руби был приговорён к смертной казни. Но подключились юристы, уже другая команда. Ну, я думаю, что первый адвокат, Белли, он просто ну сам сказал: слушайте, ребят, ну апелляция, я апелляциями не занимаюсь – у меня других дел по горло. Апелляция – это всегда на годы, это скучная бумажная работа, чем кончится – непонятно. Другая команда юристов подключилась, и они начали давить на две вещи: во-первых, важные для обвинительного приговора показания Руби, которые были взяты у него сразу после убийства в полицейском управлении, были взяты с нарушением закона. Ещё нет правила Миранда – оно появится 10 лет спустя, но представление о том, что должны быть соблюдены определённые процессуальные требования, когда берутся показания такой значимости, – они, естественно, уже были. Мы про них в деле Миранды рассказывали. Так вот, юристы начали доказывать, что эти доказательства получены недостаточно законным образом и поэтому они должны быть исключены из списка улик, но самое главное, на что они давили – они давили на то, что ещё перед процессом Мелвин Белли подавал ходатайство не один раз с просьбой о переносе слушаний дела из округа Даллас в другой какой-нибудь судебный округ штата Техас, потому что он говорил: слушайте, мы здесь не сможем провести должное судебное разбирательство, с учётом того колоссального общественного значения, которое придаётся. Как мы будем жюри формировать? Где вы найдёте далласца, который лично не видел, как убивали Кеннеди, потому что весь Даллас стоял на пути следования президентского кортежа и пялился на прилетевшего в их город впервые в истории США настоящего, пока ещё живого президента. Отказал суд ему. И вот теперь это сослужило добрую службу юристам из второй команды. Пару лет тянулось всё это разбирательство, но апелляционный суд, суд апелляционной инстанции, согласился с тем, что подсудимый не получил должного правосудия, что дело должно быть рассмотрено ещё раз, другим судом, в другом округе Техаса. Был назначен такой суд, но к этому времени выяснилось, что Джек Руби тяжело, неизлечимо болен.
Всё-таки болен, да? Всё-таки болен? Это не устранение Руби всё-таки?
Болен. Нет, там такой набор… Тяжелейший, запущеннейший рак, который начался с одного органа, не помню сейчас уже, по-моему, с лёгких или с печени, но потом… Я читал отчёт патологоанатома – он тоже опубликован, и есть статья в английской «Википедии» о враче, который проводил коронёрское вскрытие: к моменту смерти Джек Руби был один большой сплошной метастаз.
Всё было поражено. Конкретной, непосредственной причиной смерти – тромбоэмболия лёгкого, то есть оторвался тромб и вызвал паралич дыхания, но на фоне тяжелейшего рака лёгких, в том числе и лёгких, развившийся. Он умер в январе 1979 года, и тут… Ну то есть нет, конечно, ребятам-конспирологам ничто не препятствие, они говорят, что да ладно, устранили, конечно, да знаем.
Да. Нет, ну не 16 лет спустя. Нет, он через 4,5 года после убийства Кеннеди умер.
1969 год, да.[4]
Ну, неполных. Да, ну неважно, в любом случае, он всё это время был в тюрьме, конечно, чрезвычайно тщательно охраняемой, ну вот, и он умер, кстати, по злой иронии судьбы, и он умер в том же госпитале, в котором, собственно…
Ну, в общем, одна районная больница-то, вот…
Да, ну что ж, в Далласе-то, господи!
И штат захудалый, и городишко небольшой – понятно, что там одна центральная районная больница.
Ну сейчас великий штат… Если бы нас слушали, сейчас бы набежали все. Вот.
«Одинокая звезда» Техас, по-моему, называется, The Lone Star.
Сейчас все – а как же Хьюстон, а как же… и так далее, вот.
Я процитирую небольшой абзац из заключения комиссии Уоррена. Потому что да, к ней, к работе комиссии Уоррена, множество всяких вопросов, всяких претензий и всего прочего, но на сегодняшний день, – используя черчилльское определение демократии, – всё равно ничего лучше, более фундаментального и более достоверного, в общем-то, насколько я могу судить, нет.
Комиссия Уоррена заключила следующее: «Основываясь на расследовании, рассмотренном в этой главе, комиссия пришла к выводу, что нет достоверных доказательств того, что Ли Харви Освальд был участником заговора с целью убийства президента Кеннеди. Изучение факта самого убийства не выявило никаких указаний на то, что Освальду помогали в планировании или исполнении его плана. Обзор жизни и деятельности с 1959 года, хотя и был ценным для освещения характера Ли Харви Освальда, который будет обсуждаться в следующей главе, не привёл никаких значимых доказательств заговора. Комиссия не обнаружила никаких доказательств того, что Советский Союз или Куба были причастны к убийству президента Кеннеди, расследование комиссии в отношении Джека Руби также не дало никаких оснований полагать, что убийство Руби Освальда было частью заговора. К выводу об отсутствии доказательств заговора также независимо пришли Дин Раск – государственный секретарь, Роберт Макнамара – министр обороны, Дуглас Дилан – министр финансов, Роберт Кеннеди – генеральный прокурор, Джон Эдгар Гувер – директор ФБР, Джон Макоун – директор ЦРУ и Джеймс Роули – шеф секретной службы».
Да. Но всё-таки – какая поразительная в этом история. И даже не только в том, что убили президента. А вот сколько там всё-таки, наверное, совпадений. И то, что появляется Джек Руби с почты и с собакой, запертой в машине и затыкает рот своим, скажем так, праведным нервным гневом, закрывает рот главному подозреваемому, то есть главному…
Более того, Серёж, я скажу, чтобы плачущие сейчас, безусловно, плачущие конспирологи утешились – там, конечно, полно оснований для очень серьёзных подозрений, потому что многие свидетели либо быстро умирали, кто-то дав показания, но, вполне возможно, неполные или недостоверные, а кто-то даже не успев их дать. И действительно, у Руби были знакомства с очень нехорошими мальчиками. Другое дело, что при его бизнесе у него не могло не быть этих знакомств. Там, говорят, вот, тесно общался с адъютантом, личным адъютантом главного итальянского смотрящего по Далласу. Ну а как не общаться-то, у него, извините, два ночных заведения.
С начальством-то, как на крышу не ходить-то?
Да, как прапорщику с подполковником не общаться? Конечно, вынужден общаться – само собой разумеется. И с кубинцами у Руби были контакты. Слушайте, ну у кого на юге США в то время не было контактов с кубинцами?
Они ж как рванули в 1959-м с любимого острова, на глазах превращающегося в Остров свободы – так они, конечно, обсели не только штат Флорида, но и практически весь юго-восток США. Конечно, у него были контакты с кубинцами. Иными словами, я никоим образом не хочу сказать, что всё ясно – Руби просто огорчился и пристрелил Освальда. Да нет, конечно. Как это, верблюда спросили: «А что у тебя спина кривая?» А он сказал: «А что у меня прямое?». Что в убийстве президента Кеннеди ясно, понятно, внятно и отчётливо? Ничего.
Да. Ну что же, дорогие друзья, вот на этом мы, конечно… Честно говоря, хочется дожить, когда что-нибудь действительно принципиально новое появится в том, что меня, например, поразило, так поразило и потрясло в мои 7 лет. Вот хочется, честно говоря, что-то узнать. Боюсь, что там всё-таки проще. И не было чудо-пуль и был Освальд, был этот самый…
Которому просто повезло. Он и так был неплохой стрелок, а тут ещё и пёрло на огневом рубеже…
Да, пёрло, и тот же и Руби… И так же не повезло. А Руби повезло, что он ненавистного убийцу увидел прямо вот тут через 4 минуты после получения чека на почте…
С другой стороны, вот кому точно повезло – это собаке Шебе. Потому что из-за того, что Руби остался жив при покушении, охрана его не пристрелила, машину сразу нашли и собачка попала в надёжные руки.
Нет, ну это слава богу. И то, что, конечно, как через 5 лет почти будет убит Роберт Кеннеди. Проклятьем там попахивает вообще-то.
О да. Что же касается клана Кеннеди – конечно, даже человеку весьма материалистических взглядов весьма трудно отделаться от мысли, что здесь есть некое древнее проклятье.
Посмотрите очень разумный фильм с прекрасными актёрами «Клан Кеннеди» есть, мини-сериал «Клан Кеннеди» – очень хороший.
Ну и почитайте книгу, она переводилась на русский ещё тогда, ещё в конце 1960-х Уильяма Менчестера «Убийство президента Кеннеди», она переиздавалась в новейшее время на русском языке. Она, конечно, старая, конечно, многого там нет из того, что потом возникло, но она очень такая вот… ну как сказать… приземлённая в хорошем смысле этого слова.
Да. Но во всяком случае, Джека[5] жалко, честно говоря. Очень интересный был человек, очень, очень интересный был человек, очень, очень.
И гораздо серьёзнее, чем о нём принято думать. Вот, друзья, ну что же. Прекрасно, мы с ними… Да, она прожила 100 лет, Роуз Кеннеди, прожила 100 лет, но боже мой, сколько всего было! Песня есть про Роуз Кеннеди, которая хоронит своих сыновей. Вот. Всё, мы прощаемся с вами. Сегодня как полагается, все передачи на месте у нас. Правда, у меня бумажки-то нет здесь, да и у тебя нет бумажки.
Бумажка в третьем месте, вот. Ну, счастливо вам всем. До свидания! Встретимся завтра.
Всего всем доброго! До свидания!
[1] Spark plug – свеча зажигания (англ.).
[2] Цитата из повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика»: «Сарай — не сарай, а как бы апартаменты уездного мелитопольского комиссара после весёлого налета махновцев».
[3] Название книги повторяет название песни, в которой Чарльз Мэнсон слышал пророчество.
[4] Джек Руби умер 3 января 1967 года.
[5] Прозвище Джона Кеннеди.