Твоему ведомому. Глава 25
Автобус, поднимающийся по извилистой дороге к тренировочной базе недалеко от школы, тревожно подпрыгивал.
Первым испытанием в первый день тренировок стала воздушно-десантная гимнастика. Она была схожа со штурмовой, но если ту проводили в затенённом тренировочном зале, то воздушно-десантную приходилось выполнять под палящим солнцем.
Из-за этого некоторые курсанты начали показывать признаки истощения и один за другим покидали тренировочную площадку. Глядя на их шаткие, бессильно покачивающиеся спины, невозможно было не подумать о Кан Хи Сэ.
Когда он рядом — бесит, когда не рядом — тревожно.
Она повернулась, чтобы найти его бледное лицо, но первой наткнулась на Чон У Гёна. Его и без того холодный взгляд стал еще жестче.
Даже издалека она прочла его губы и движение подбородка.
Чон Ха про себя цыкнула и надула губы.
Стоя под жгучим солнцем, она чувствовала, как нагревается макушка.
А ещё стоило чуть забыться — и тут же всплывала резкая реплика Чон У Гёна, вызывающая в ней некое упрямое возмущение.
Я тоже элитный будущий офицер. У меня лидерские качества не хуже твоих.
После тренировки она обязательно расспросит Кан Хи Сэ. Пусть не о чем-то еще, но о его болезни она должна знать точно. Только так можно определить, как его «воспитывать».
Наконец наступил перерыв. Потные курсанты валились под тентом рядом с полем, жадно глотая воду.
Первой приползла Чэ Чжин Чжу, за ней следом подошел Кан Хи Сэ с неожиданно свежим лицом.
Чон Ха ожидала, что он будет ныть и пыхтеть, но он выглядел на удивление стойким. Его спокойное лицо казалось чужим, будто она видела его впервые.
Но стоило ему заметить Чон Ху, как его плечи резко поникли:
Это выглядело немного неестественно. Его прямая осанка начала сутулиться, и он скорчил жалобную мину. В каждый следующий перерыв он упорно возвращался к ней с нытьем.
— Не торопи, говорю! Он еще не влюблен в тебя!
— Да бесит! Нет, я точно знаю!..
В парашютной подготовке имена заменяют номерами. В свободное время Чон Ха красила номер на шлеме Кан Хи Сэ.
Сначала она нарисовала контур, потом обвела его перманентным маркером, чтобы не смылся под дождём, а после пришила номер. Вот такие задачи решались просто.
Но ей предстояло еще дважды встретиться с профессором, Чон У Гён был крайне нежеланным соседом, а Кан Хи Сэ — одновременно безопасным и опасным.
Лучше заниматься ерундой, чем этими проблемами.
Погрузившись в работу, она краем уха ловила болтовню девушке-курсанток, но слова высыпались, как песок.
— Чувства зарождаются. Они копятся глубоко в сердце, а потом — бац! — прорастают, и ты даже не замечаешь. Какой смысл мучиться, если он сам ещё не понял?
— Но… этот флирт слишком затянулся.
— Подожди. Повод всегда приходит внезапно.
Как только она отложила шлем, Чэ Чжин Чжу воскликнула: «Старшая, отдохни!» — и уложила ее.
Кан Хи Сэ уже свернулся калачиком у ее бока, как креветка, и посапывал. Реальность снова настигла.
[Откажись от парашютной подготовки. Я впервые увидел, как ты так горько рыдаешь. Ты царапала и била меня, но когда ты рухнула в мои объятия… Тогда впервые во мне зародилось желание защищать тебя всю жизнь.]
Это казалось не в ее характере, но мысль, что так может случиться, пугала.
Сможет ли она найти виновника? Или она просто не хочет этого знать? Чон Ха сама не понимала. Грядущее внушало страх.
На окрик инструктора она с трудом подняла тяжелое тело.
Первый день тренировки. К счастью, обошлось без слёз.
Время гимнастики сократили, началось настоящее обучение. Они заучивали три действия: прыжок, поведение в воздухе, приземление.
И прыгали с высоты одиннадцати метров — высоты, вызывающей у человека страх.
Визги прыгнувших курсантов гремели на весь полигон. Чон Ха, чтобы не потерять сознание, прикусила язык.
Ни за что не посмотрю вниз. С посиневшими от страха губами она снова и снова повторяла про себя позу и последовательность движений.
На голос инструктора она быстро приняла стойку: носки за край здания, руки на стену. И громко выкрикнула:
Внутри она ругалась на чём свет стоит. Даже ветер казался ей острыми клыками. И даже в этот момент ей было немного спокойнее от того, что никто не видел, как у неё лицо стало цвета пепла.
Инструктор коснулся ее бедра, подавая сигнал, но Чон Ха замешкалась.
Она должна была прыгнуть рефлекторно, но ноги будто прилипли к земле.
Настойчивые окрики подталкивали в спину. Курсанты шептались, позор был близко. Ей самой хотелось ткнуть себя в бедро и прыгнуть.
И тут, хотя это было невозможно, ей показалось, что она встретилась взглядом с Чон У Гёном, стоявшим в одиннадцати метрах внизу. Его холодное лицо напомнило отца. Чон Ха, будто бросаясь в пропасть, прыгнула.
Тело, подвешенное на тросе, скользнуло по рельсу. Вместо радости ее накрыло чувство ничтожности.
На земле Чон У Гён рывком поднял ее на ноги.
Она так стиснула зубы, напрягая ноги, что чуть не сломала их. Знакомый запах осел на ее затылок.
Не знаю, что ты скажешь, но не хочу это слышать.
Чон Ха оттолкнула его. В этот момент она не могла смотреть ему в глаза.
Загнанные вопли были отлично слышны даже из туалета, куда она сбежала.
Чон Ха плеснула водой на лицо и разжевала две таблетки, которые тайком принесла с собой.
Ноги все еще дрожали, но мысль, что Чон У Гён смотрит, заставляла тело двигаться.
Ее перепуганное лицо отражалось в зеркале.
Убогая. Им Чон Ха, ты позорище.
Она зажмурилась, отвергая слабую себя.
В тот день, когда отец увидел, как у неё дрожат ноги даже на детской горке, он не сдержал ярости и запустил в неё цветочным горшком. Словно обнаружив брак в изделии, он неистово бушевал. Горшок угодил ей в плечо, и она осела.
На следующий день отец принес эти таблетки. Чон Ха разжевала вместе с ними и то скверное воспоминание.
Глоть. Горький вкус остался на языке. Открыв глаза, она увидела в зеркале Кан Хи Сэ, прислонившегося к кафельной стене.
Лицо вспыхнуло, как ошпаренное кипятком.
Стыд за то, что подопечный увидел ее слабость, смешался с дурацкой гордостью. Чон Ха холодно отвернулась. Настроение было дерьмовым.
— В Корее, говорят, даже боб делят пополам.
Его мягкий голос заставил ее замереть. Черные, блестящие глаза, лишенные осуждения или оценки, цепко следили за ней.
Она выросла среди таких, как отец и Чон У Гён, поэтому у неё поневоле вырастали шипы.
Разгильдяй, лентяй, распутник.
Как ни странно, это успокаивало.
— Когда я поднимусь на борт вертолёта, ноги точно опять задрожат. Отец взбесится от моего провала, Чон У Гён посчитает меня жалкой. Ведь я, будущий пилот, даже к стартовой линии не подошла. И всё равно, даже там, на вертолёте, я снова буду дрожать.
— Так что, Кан Хи Сэ, если я замешкаюсь, просто пни меня.