Непробиваемый блок. Глава 7. Часть 3
Со Ха Хён вошёл в дом, сегодня особенно тёмный и мрачный, и, не дожидаясь, пока включится свет, первым делом стал искать жену.
Но тихий голос лишь отозвался эхом.
Пустой дом. Комната, где выветрилось тепло сожительницы. Как только он осознал это, лицо его мгновенно потускнело, и без всяких эмоций он тут же открыл приложение для отслеживания местоположения.
Дзинь — с этим сигналом раздался и знакомый голос. Ын Гиль, в красном шёлковом пеньюаре, сидела на диване и смотрела прямо на него.
А может, скорее сверлила взглядом?
Хитроватый Со Ха Хён умел отлично считывать настроение людей, но на этот раз он не мог быть уверен. От одного только взгляда на тонкие лямки, которые казались готовыми порваться от любого прикосновения, у него по спине пробежал холодок. Соски, едва проступающие сквозь шелк, сводили его с ума. Хотелось сжать их рукой, помять, поиздеваться, намочить пеньюар слюной.
— …Что вы тут делаете, в темноте?
Голос у него стал ниже, ленивее. Но шаги, с которыми он подошёл, были довольно резкими.
Стоило ему остановиться перед ней, как Ын Гиль резко обхватила его за талию. Щекой она прижалась прямо к его паху, но, похоже, её это ничуть не смущало. Зато Со Ха Хён вдруг застыл, словно камень. В долю секунды вставший член нагло упёрся в лицо женщины, и та, как нарочно, начала тереться о натянувшиеся брюки.
Он непроизвольно сжал челюсть.
— Похоже, мне не суждено стать образцовой женой.
— Да с чего бы ни было. Я даже красиво говорить не умею. — И одновременно с её словами раздался металлический щелчок. Со Ха Хён вздёрнул брови — запястий коснулась холодная, неприятная сталь. Пока он стоял так, прижатый к ней, Ын Гиль ловко защёлкнула на его руках наручники.
Со Ха Хён напряг губы, чтобы не расхохотаться. Не так уж много людей могли его так завести и позволить себе играть с ним подобным образом.
— Со Ха Хён. Почему вы мне солгали?
— В чём? Ого, они крепкие. — Он резко дёрнул руками и, впечатлённый, хмыкнул.
— Сейчас это вообще не главное! — с возмущением воскликнула Ын Гиль, сверля его взглядом.
— Спортсменка Кон, если вы продолжите так смотреть на меня снизу вверх, я окончательно сойду с ума. Серьёзно, вы только посмотрите… Брюки вот-вот лопнут.
— Может, сперва в таком положении разрядимся? На вас так и тянет кончить — даже руками трогать не надо. — Он заранее знал, что доведёт её до исступления. Ын Гиль упрямо щурилась, словно не желая отдавать контроль.
— Так у вас, оказывается, была возлюбленная. Двенадцать лет встречались.
Только тогда он замолчал. Накал, который витал между ними, мгновенно рассеялся, будто его и не было. Даже в темноте лицо, ставшее каменным, и дрогнувшие брюшные мышцы были отчётливо видны. От этого становилось обидно и горько, и Ын Гиль, сама не зная зачем, пошла наперекор.
— Ладно. Всё равно. Плевать, было у вас прошлое или нет.
— Но зачем надо было врать, что ты девственник?! Вот такая ложь — она правда отвратительна!
— Давай сначала включим свет. Надо смотреть в глаза, когда разговариваем. — Он машинально потянулся к ней, но щелк — и наручники снова напомнили о себе. Сцепленные сзади руки мешали. Со Ха Хён раздражённо цокнул языком.
— …И не говорите, что я не почувствовала подвоха… Но я, дурочка, поверила и радовалась… — прошептала она себе под нос и с досады прикусила губу.
— Спортсменка Кон. Вы подумали, что я соврал?
— То есть, нет? Вы что, десять лет монахом жили?
— Мы встретились, когда были детьми. Если считать с совершеннолетия, то всего пять лет. А если вычесть армию — один год и восемь месяцев, то и того меньше.
— Ну и? Этого хватило, чтобы воздерживаться?
— Да. В этом плане я был довольно… сдержан.
«То есть в других — не был?!» — ей до боли хотелось прицепиться к этому, но она сдержалась.
В любом случае, настроение испортилось. Хотя, если подумать, с самого начала всё шло как-то не так. Но вот теперь — точно был пройден предел. «Разве можно так сильно любить, чтобы даже пальцем не прикасаться?..» — внезапно возникла такая ревнивая, злая мысль.
И она, осознав, что вовсе не такая уж "крутая", как пыталась казаться, повысила голос:
Голос Со Ха Хёна стал заметно жестче.
— Что моя девочка нахваталась на стороне, чтобы вытворять чёрт знает что? Мне похвалить за находчивость или поругать за глупость?
Он оттолкнул Ын Гиль и встал коленями прямо на диван. Она оказалась зажата между его бёдрами. Хотя руки были сцеплены у него, она почему-то чувствовала себя скованной и не могла пошевелиться. Со Ха Хён посмотрел на неё сверху вниз, властно и напряжённо.
— Злишься, что я мог отдать девственность другой?
Ын Гиль, пряча укол в сердце, отвернулась. Даже самой себе казалось, что она ведёт себя по-детски.
Блять, не так всё должно было быть...
Когда он рассыпал свою сладкую улыбку, словно оружие, Ын Гиль не смогла не спросить. Ей не нравилось, как он пытался увильнуть, прикрываясь своей внешностью.
— Вы сильно любили? Поэтому так сильно и страдали?
Когда его глаза, наконец, привыкли к темноте, он, будто зверь, резко лизнул её за шею, глубоко втянул запах и глухо прохрипел:
— …Кто знает. Говорят, я выматываю партнёров до смерти. Если это и есть любовь — ну…
Его слова, как выстрел, ударили прямо в уши. Изначально дело было вовсе не в том, девственник он или нет. И не в том, солгал он или нет.
Ей до безумия было завидно безымянной женщине, которая разделила всего Ха Хёна — и тринадцатилетнего, и двадцатилетнего, — всю его прежнюю жизнь.
Она словно провалилась в лабиринт без выхода и без правильного ответа.
Теперь Ын Гиль должна была признать, кто на самом деле из них вёл себя жалко. Кто рвался, словно одержимый, чтобы хоть что-то ещё у него заполучить.
Сдерживая охватившее её раздражение, она без предупреждения накрыла его губы своими. Это было неловко, но Со Ха Хён с готовностью приоткрыл рот.
Она злилась и ненавидела его. Из-за какого-то первого чувства, оставившего после себя лишь шрамы. Ну и что, что он такой возвышенный и прекрасный, как луна? Чем ближе к нему, тем явственнее видны впадины и сколы.
Почему же тогда он всё равно заворожил её?
И хотя она начала поцелуй, именно Ын Гиль постепенно отступала назад. Он так напористо сплёл с ней языки, что её голова полностью вдавилась в спинку дивана.
— Ха-а… так когда снимешь наручники? — тихо спросил он, отстранившись. Между их губами мелькнула и исчезла тоненькая ниточка слюны. Даже после столь краткого контакта взгляд Со Ха Хёна был затуманен.
— Когда в сердце у меня всё оттает.
— Я чист. Ты у меня первая. Единственная, чьё тело я хочу обсосать до последнего кусочка, оставляя следы.
Он впился в её ключицу с такой силой, будто не собирался щадить. Игнорируя медленно нарастающий жар, Ын Гиль грубо приподняла его лицо.
— На пути ко мне вы слишком сильно изранились. И мне это встает поперёк горла.
Лёгкая улыбка на губах Со Ха Хёна, казалось, застыла, когда он услышал её неожиданные слова. Но Ын Гиль не остановилась.
— Что мне сделать, чтобы заполучить ваше будущее? Достаточно ли будет, если я отрежу кусочек своей ценной, драгоценной жизни и отдам вам?
Это был тот самый момент, когда она впервые открыто проявила свою жадность. Со Ха Хён моргнул, как будто не мог поверить. А в следующую секунду он и вовсе выглядел так, словно его одурманило чем-то.
— Раньше вы говорили: будете вмешиваться, лезть, а если что — даже контролировать. Так вот, я вам тем же отплачу. Я тоже не спрашиваю разрешения — я уведомляю.
В глазах Ын Гиль вспыхнул огонь.
— Так что я вобью это в твоё тело.
У Со Ха Хёна было ощущение, будто кости его плавятся и оседают. Сердце колотилось, кровь стремительно приливала в одно место.
— В чью сторону ты должен направлять свой член. Кого должен облизывать. И если уж высасывать жизнь, — её голос стал угрожающе низким, — то чью именно жизнь ты будешь выжимать до капли.
— С сегодняшнего дня твою клетку я разнесу в щепки, — она потянула молнию его брюк, соблазнительно улыбнувшись.
Это было первое признание, которое завершило и оформило Со Ха Хёна.