Пожалуйста, пристрелите меня. Глава 88
[Уважаемые граждане, в настоящее время по стране и за рубежом одновременно распространяется новый вирус неизвестного происхождения. Он передается через укусы, подобно бешенству, и симптомы заражения включают…]
Над тревожным голосом из телевизора раздался крик. Рано вернувшийся с работы отец внезапно укусил Рюна, а затем и маму, которая пыталась его остановить. От неожиданности Рюн застыл, не в силах даже сказать, что ему больно. Его растерянный взгляд устремился на экран новостей. Из черного ящика тоже доносились крики людей.
Обернувшись на пронзительный крик, он увидел отца, который уже сидел на маме. То, что он жевал, было маминым пальцем. Блестящее обручальное кольцо тоже исчезло у него во рту. Отец, которому, видимо, надоел лай Тори, защищавшего маму, швырнул его. Маленький белый комочек шерсти ударился о стену, упал и обмяк. Тори, его собака, которая была с ним с самого рождения, умерла в одно мгновение.
Запечатлев эту кровавую сцену, Рюн на мгновение забыл, как говорить. Он не знал, кого звать — папу или маму. Из его губ вырвался лишь плач. Он не мог понять, почему всегда ласковый папа мучает их.
— Хнык, папа… хнык, прекрати. Маме же больно!..
Когда Рюн сделал шаг, мама, зажимавшая отрубленную руку и рыдавшая, закричала:
— Нельзя, Рюн-а… не подходи!.. Не подходи. Подойдешь — накажу!
От ее решительного крика Рюн остановился. Она, крепко зажмурив глаза, резко повернула голову и посмотрела на него. Ее сверкающие глаза были налиты кровью.
— Хо Рюн, сейчас же уходи из дома. Выйди и попросись в любой другой дом, чтобы тебя ненадолго пустили. Понял?
Рюн посмотрел на входную дверь, а затем поочередно на маму и папу. Сколько бы он ни протирал затуманенные глаза, ужасная картина не менялась.
На вопрос Рюна она, крепко зажмурив глаза, сглотнула слезы.
— Мама скоро придет за тобой… когда папе станет лучше…
Отец уже грыз маме шею. Может ли папе стать лучше? Возник вопрос, но если мама так говорит, значит, это правда. Ведь она взрослая и знает гораздо больше, чем он…
Она слабо улыбнулась и переспросила. Слезы из ее запрокинутых глаз текли вверх. Рюну ничего не оставалось, как сделать шаг, но он все равно обернулся. За те несколько шагов, что он сделал, ее лицо, казалось, стало еще бледнее.
— Быстрее иди. Быстрее… быстрее… Рюн… быстрее-е…
Подгоняемый ею, Рюн вышел из дома. Ее взгляд, провожавший сына, следовал за ним до тех пор, пока не закрылась входная дверь. И его тоска тоже была обращена к маме и папе, которых он больше не видел. В этот момент откуда-то донесся отчаянный крик. Как и в телевизоре, снаружи царил хаос. Инстинкт самосохранения заставил его обернуться. Рюн тут же начал стучать в дверь соседней квартиры.
— Откройте, пожалуйста! Пустите ненадолго!
Он кричал, колотя маленькими кулачками по стальной двери. Но никто не открывал. Из-за небольших размеров квартир в этом доме жили в основном работающие пары или одинокие люди, и в это время большинство было на работе, так что многие квартиры были пусты. В итоге Рюн спустился на этаж ниже.
И на нижнем этаже его ждала неудача. Он плакал навзрыд, но не останавливался. Крики, доносившиеся с улицы, подгоняли его, как крик мамы. Соленые слезы постоянно попадали в рот, а тело становилось свинцовым. Только сейчас он заметил, что укушенная отцом рука особенно сильно болит.
— Откройте, пожалуйста… мне некуда идти… мама-а…
Сил кричать уже не было, и понемногу начало темнеть в глазах. Его тошнило, и все плыло перед глазами. В этот момент послышался звук открывающейся двери. Он поднял взгляд, но видел лишь расплывчатый силуэт.
— О боже, мальчик, ты в порядке?
— Что случилось? Наши дети пришли?
— Что делать. Дорогой, это же ребенок, ему, кажется, плохо… лицо бледное…
Голоса растворились в воздухе. Он почувствовал теплое прикосновение. К счастью, он, кажется, нашел людей, которые его спрячут. Нужно было хотя бы поблагодарить, но голос не слушался.
После этого его сознанием овладела лишь одна мысль.
Расплывчатый взгляд наконец сфокусировался. Под ним плакала незнакомая девочка. Во рту что-то жевалось. Отвратительный металлический запах пронзал не только нос и рот, но и затылок. Внезапно перед глазами вспыхнуло, и нахлынул сильный вопрос.
Из шеи девочки ручьем текла кровь, а его обе руки были ало-красными. Рюн, чувствуя, как от груди распространяется холод, огляделся. Похожая на их квартиру кухня была вся в крови, и повсюду валялись трупы незнакомых людей.
Рюн попробовал на вкус то, что жевал. Это был вкус недожаренного мяса, который он когда-то пробовал. Мягкий кусок, стоило его немного сжать, выпускал кровь и источал металлический запах. Кровь, стекавшая изо рта, падала на лицо девочки и текла, как слезы.
Внезапно вспомнился отец, грызший маму. Рюн смутно догадался, что совершил то же самое, что и отец. Иначе было не объяснить это чувство сытости. Неужели он съел всех этих людей? Сильный голод, который, казалось, вот-вот разорвет голову, теперь бесследно исчез.
Рюн схватился за голову и зарыдал. Ситуация была непостижимой и невыносимой. Он не знал, что делать, и звал маму. Мамы, которая обещала скоро прийти за ним, не было. Что стало с мамой, которая была под отцом? Вспомнилось ее бледное лицо, и он понял, что девочка под ним тоже теряет цвет.
— Кхып, а, хы-ык, а, что делать… не умирайте… хнык, нельзя…
Рюн инстинктивно зажал ее шею, из которой, как из дырявого ведра, лилась кровь. Нужно было остановить потерю цвета. Ее полузакрытые глаза, смотревшие на него, начали расширяться. Мутный взгляд на мгновение прояснился, и в нем отчетливо отразилось его залитое кровью лицо.
Голос был слабым, готовым оборваться в любой момент. В ее горящих, как угли, глазах отражалась ненависть. Люди, жившие в одном доме, определенно, были семьей. Для девочки Рюн был чудовищем, съевшим ее семью. Осознав это, он не мог оттолкнуть руку, обхватившую его шею. В тот момент, когда дрожащая рука коснулась его шеи, по всему телу пробежал холод. Невероятно холодный.
В тот момент он понял, что стало с мамой. Говорили, что если человек потеряет слишком много крови, он умрет.
Значит, у меня теперь нет семьи.
Больше некуда идти, не на кого положиться.
От этого осознания стало до ужаса одиноко, и он захотел ее холода.
Сила в ее руке, сжимавшей его шею, была слабой. Казалось, девочка хотела его убить. Он хотел исполнить ее желание. Хотел утолить ее гнев. Хотел умереть так же больно, как она. Он не хотел оставаться один.
Рюн затаил дыхание в тот момент, когда она надавила. Позже он сам надавил, прижав ее руку к своей шее. Он думал, что было бы хорошо, если бы она вонзила ему в шею ногти. Разве не так он испытал бы похожую боль и умер?
Но она, не дав ему даже возможности вдоволь помучиться, убрала руку. Он поспешно схватил ее руку и снова обхватил ею свою шею. Глядя на ее угасающие глаза, его сердце забилось от нетерпения.
Если и она умрет, он останется один в этом адском месиве. Взгляд упал на отрубленные шеи и руки, на начавшие гнить трупы, и страх быстро распространился. Жизнь теперь казалась лишь страданием.
— Уб, убейте меня… пожалуйста…
Он умолял ее дать ему последнюю возможность избавиться от чувства вины. Нет, он умолял не оставлять его одного. В этот момент девочка слабо улыбнулась. В ее мутных глазах смутно отразилось его заплаканное лицо. Она смотрела на него и улыбалась. Радость? Насмешка? Отрешение? Не успел он разгадать смысл, как ее тяжелые веки начали постепенно опускаться.
Рюн терся ее ослабевшей рукой о свою шею, пытаясь пробудить ее волю. Разве ты не хочешь меня убить? Убей и уходи. Но ее дыхание становилось все слабее, а глаза, словно подернутые туманом, теряли фокус. Из глаз безостановочно катились слезы. Что же теперь делать? В тот момент, когда из глубины души начало распространяться густое отчаяние, рука, которую он держал, слабо шевельнулась.
Движение было слабым и легким, как первый взмах крыльев птенца. Рюн, боясь, что она умрет в его руке, тут же отпустил ее. Бледная рука, взлетев, опустилась на щеку Рюна. И провела по бесчисленным дорожкам от слез, отсекая их. От этого осторожного прикосновения, похожего на утешение, глаза Рюна широко раскрылись. Прямо перед тем, как тень смерти накрыла ее красивое лицо, девочка беззвучно шевельнула губами.
Одновременно с этим решительным приказом ее глаза закрылись. Рука, лежавшая на его щеке, упала на пол.