Твоему ведомому. Глава 155
Она сама не помнила, как в панике добежала до общежития, задыхаясь так, что казалось, легкие вот-вот выпрыгнут.
Она и так была на грани из-за страха, что Кан Хи Сэ раскроют, но как, всего за несколько дней до ее вызова, он мог упомянуть фрегат? В голове царил полный хаос.
Лихорадочно набрав пароль, она вошла внутрь, и тут же чьи-то руки схватили ее за лицо. Длинная тень накрыла ее с головой.
Их губы столкнулись с болезненной силой. Мужчина набросился на нее вслепую, словно ждал ее весь день. Чон Ха выронила пакет с вещами, которые купила на базе. Ее живот плотно прижался к нему, а губы были жадно втянуты в поцелуй.
Чем сильнее она колотила его по плечам, тем крепче он притягивал ее, до боли сжимая лицо. Он не проявил ни капли жалости, даже когда она, пытаясь скинуть обувь, подвернула лодыжку и пошатнулась.
Так ее тело оттеснили к дивану, и тотчас же между ее ног протиснулась черноволосая макушка. Без единого слова, без возможности поговорить, ее брюки сползли вниз, и горячее дыхание коснулось сокровенного места.
Кан Хи Сэ был донельзя вульгарен, словно намеревался заниматься сексом весь отпуск напролет.
— Подожди. Кан Хи Сэ. Давай поговорим!..
— У нас отпуск. Времени мало. Давай просто трахаться до одури, прежде чем я уеду, старшая.
Кан Хи Сэ невозмутимо раздвинул ее колени и припал к ней. Он бросил загадочную фразу, но вел себя так, будто его интересует только секс.
Два или три пальца отодвинули в сторону ее белье и раздвинули вход во влагалище. Почувствовав внутри горячее дыхание, Чон Ха вцепилась в обивку дивана. Как он мог, вот так, сразу же...
— Нет. Я хочу запомнить твой запах, старшая, надолго-надолго.
Влажный язык выскользнул наружу, облизывая набухший бугорок и жадно всасывая его.
Широкий язык то успокаивающе поглаживал ее, то снова взмывал к самой вершине. Каждый раз, когда он медленно проводил им снизу вверх, ее позвоночник, казалось, плавился от головокружительного удовольствия.
Чон Ха, обезумев от ощущений, извивалась всем телом. Тогда Кан Хи Сэ, до этого сосредоточенный и безэмоциональный, грубо сжал ее ягодицы и глубоко вонзил язык.
Он двигался поспешно, словно за ним кто-то гнался. То вталкивал язык в скользкое влагалище, то вынимал, то снова проникал глубоко — все это напоминало настоящую фрикцию. Ее лицо залилось краской, готовое взорваться.
— Кан Хи Сэ, ты сдох... нуть хочешь?!
Чон Ха смотрела вниз, на черную макушку между своих ног, а потом крепко зажмурилась.
Он был пугающе тих. Словно человек, голодавший несколько дней, он пожирал ее, пил. Вскоре он начал двигать уже всей головой, имитируя толчки, и у Чон Хи все внутри закипело.
Ее руки безвольно метнулись в стороны, и ногти вонзились в его твердые плечи.
Наслаждение нарастало, и нарастало, поднимаясь прямой линией, бесконечно. Он то настойчиво исследовал ее плоть, то, раскрыв рот, с силой всасывал. Между ее ног то и дело раздавались влажные, шлепающие звуки.
Видимо, ему надоело постоянно придерживать трусики, и он внезапно разорвал тонкую ткань обеими руками. После этого Кан Хи Сэ поставил ее на колени и потянул за лодыжки.
Не успела она переспросить, как ее тело потащили вперед. Локти, на которые она с трудом опиралась, подогнулись, и она невольно посмотрела на него снизу вверх.
Просунув руки ей под колени, он плотно притянул ее к себе. Когда ее бедра оторвались от дивана, Чон Ха попыталась удержаться, вцепившись в него.
В тот миг, когда смущенная Чон Ха хотела что-то сказать, его лицо глубоко зарылось в ее промежность.
— Эй!.. Ты, что за, странные, хы-ы-ы!..
Перед глазами вспыхнули искры. Мышцы бедер непроизвольно напряглись, а в голове стало пусто. Она не могла ни о чем думать. Она пыталась брыкаться, но он даже не шелохнулся.
Идеально ровная спинка его носа терлась о складки плоти. Ей было не просто неловко — от стыда она была готова потерять сознание, но Кан Хи Сэ был серьезен до благоговения.
Уткнувшись носом и вдыхая пьянящий запах, он осыпал ее невероятными поцелуями. Его влажные, блестящие от слюны губы были видны во всей красе.
Он то широко раскрывал рот, всасывая всю ее плоть, то терся носом, щеками, лицом о самые сокровенные уголки. Это было не просто грязно — он вел себя как настоящий безумец.
— Кх!.. Кан Хи Сэ. Псих недоделанный. Прекрати!..
— Ха-а, у меня к тебе, старшая, всего два желания.
Он вскинул на нее глаза, не отрываясь от ее промежности. Его белки, покрытые лопнувшими капиллярами, выглядели яростными и полными отчаяния.
— Я вот думаю, как было бы здорово, если бы я мог всю жизнь целовать тебя, старшая, и летать с тобой.
Каждый раз, когда горячее дыхание касалось ее лона, низ живота трепетно вздрагивал.
Сукин сын. Отстранись и говори...
Губы Кан Хи Сэ дразняще скользнули по тому самому месту, и Чон Ха лишь беспомощно терлась о его затылок.
— Но так я могу делать и то, и другое одновременно. И целовать, и летать.
— Я подниму тебя высоко-высоко.
Влажный, красный язык лизал, проникал, терся о каждый доступный ему миллиметр. Он царапал клитор зубами и всасывал его. Комнату заполнили хлюпающие звуки.
Чон Ха извивалась всем телом, словно змея, а затем ее глаза испуганно расширились. Низ живота свело судорогой, будто в нее ударила молния. Пальцы на ногах скрючились, и из груди вырвался сдавленный вздох.
Кан Хи Сэ с каким-то затуманенным выражением лица неотрывно смотрел на нее в момент оргазма. В темноте его зрачки то расширялись, то сужались. Словно он пытался навсегда запомнить этот миг.
— Не шути... Ха-а, хватит уже...
— Я буду любить тебя, старшая, снова и снова.
Он произнес свое признание, и его глаза изогнулись радугой.
Вдруг она поняла, что не может отвести взгляд от его влажных губ, от растрепанных черных волос, от прямой линии его крепких ключиц.
Казалось, это ей, а не ему, нужно было запомнить этот момент надолго.
Сердце забилось в сбитом ритме. Он расстегнул пряжку на брюках и приставил свой твердый, набухший член к ее лону.
Предчувствуя, что это надолго, Чон Ха просто расслабила тело и легла. В ответ на ее покорность Кан Хи Сэ снова красиво улыбнулся.
Это было начало долгого и упорного секса.
Их потные, сплетенные ноги расцепились лишь на рассвете.
Уже несколько дней подряд он ждал ее с работы, чтобы тут же впиться в губы и торопливо сорвать белье.
Секс продолжался каждую ночь, словно изнурительный марш-бросок. Чон Ха каждый раз хотела что-то сказать, но молчала, а ее ноги безропотно раздвигались.
Кан Хи Сэ обнял задремавшую женщину и принялся глубоко целовать ее то тут, то там.
Чистый и одновременно сладковатый запах. Вдохнув полной грудью аромат ее тела, он прошел в ванную и намочил полотенце в теплой воде.
Он поднял руки и ноги Чон Ха, протер каждый уголок ее тела и накрыл одеялом. Затем он снова откинул прядь волос с ее лица и поцеловал в лоб.
Но в отличие от нежных жестов, его глаза были холодны.
«Ты все равно поедешь в Корею? Чтобы любить ее, чтобы помешать ей?»
Вопрос матери эхом отдавался в ушах.
Кан Хи Сэ прошептал слова, которые не смог сказать тогда.
С его губ сорвался тихий смешок. Он снова, словно магнит, прильнул к Чон Хе.
Он впился в ее щеку, украдкой облизал нижнюю губу. Им Чон Ха. Моя старшая. Мое небо. — Кан Хи Сэ, обняв ее вместе с одеялом, закрыл глаза.
В этот момент где-то под одеялом завибрировал телефон. В-в-вун, в-в-вун. Кан Хи Сэ лишь вытянул руку и проверил свой мобильный.
На экране высветилось имя «Вице-президент Ким Гон Хёк». Его губы изогнулись в холодной усмешке.
«Я дам тебе только лучшее будущее, старшая».
Поэтому слова «пожалуйста, подожди меня» он проглотил, как яд.
Пусть она примет и подгоревшую яичницу, которой он ее накормил, и то, как он изводил ее ночами, лишь как злобу того, кого скоро оттолкнут.
Реальность, данная ему, как и всем, была одна-единственная, и другого выхода не было.
Он с бесстрастным видом отклонил вызов и снова крепко обнял спящую Чон Ху. Его сильные руки и ноги обвились вокруг нее, как стальные канаты, словно он не хотел ее отпускать.
Но сколько бы он ни копался в осколках памяти, они ни разу не были счастливы вместе. То, что их отношения зашли так далеко, само по себе было чудом.
— Прости, что вел себя как ребенок. — пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску. — Прости, что упрямо просил тебя не уходить.
Это было запоздалое извинение. То, чего он, на самом деле, никогда не хотел говорить, не хотел признавать...
Но стоило закрыть глаза, как перед ним снова всплывал тот осколок. Множество линий, промелькнувших, как удары сердца, которые вернули его к жизни. И среди них — самое яркое, самое нежное лицо. Счастливая, ослепительно сияющая улыбка Им Чон Хи...
Настоящее утешение любимой женщины, на которое он никогда не мог бы претендовать, которым никогда не смог бы обладать.
Эта улыбка предназначалась Чон У Гёну.
— Это все потому, что ты, старшая... ни разу не была моей...