Твоему ведомому. Глава 70
Накануне ночью Чон Ха, как покаянную молитву, переписывала «Десять заповедей курсанта ВВС».
Опрятность и дисциплина. Честность и бескорыстие. Искренность и послушание. Ответственность и исполнительность. Верность и постоянство. Справедливость и беспристрастность. Спокойствие и решительность. Воздаяние за поступки. Личный пример. Скромность и уважение...
Она бормотала эти слова, словно заклинание, способное отогнать беду, пока не уснула. И трижды вдолбила себе три запрета:
Никаких романов, никаких свадеб, никаких роз… то есть никакого секса!
До выпуска осталось всего два месяца. Сохранить достоинство председателя по чести, выпуститься — и всё. Проще некуда.
За два месяца жизнь не перевернётся.
Но, как всегда, проблемой был Хи Сэ.
С самого начала он плевал на правила и контроль. Что он выкинет, если его прижать, Чон Ха и представить не могла.
Особенно этот взгляд — не с уважением к старшей, а как на добычу…
Лучше просто избегать его какое-то время.
Она потёрла щёку, где остался его поцелуй, и дала себе зарок.
Полдня она моталась по стадиону, смотрела тхэквондо, дзюдо, футбол, баскетбол, волейбол, плавание. Силы таяли на глазах.
Но ей всё казалось, что Хи Сэ вот-вот выскочит из-за угла, и она ныряла в толпу болельщиков, лишь бы не столкнуться с ним.
Остались только кэндо и эстафета.
Вдалеке показалась группа в форме для кэндо, идущая к финалу.
Чон Ха невольно подумала о парне, которого всегда напоминала эта форма.
Жёсткая защита — как его бесстрастное лицо, чёрная форма — как его непроницаемый нрав.
Тяжёлые шаги, шелест одежды, скользящей по телу… Она подняла голову и встретилась взглядом с Чон У Гёном, идущим впереди.
Вся защита, плотно облегающая тело, словно доспех.
Особенно корпус, чёрный, лакированный, с бамбуковой прокладкой — тяжёлый, словно камень.
Кэндо всегда вызывало ностальгию. Чон Ха, отряхнув одежду, подошла. Брови Чон У Гёна дёрнулись.
Он жестом отослал младших вперёд и повернулся к ней. Медленно переложил маску из одной руки в другую. Его взгляд был холодным.
Чон У Гён нахмурился и резко мотнул головой.
— И не подходи ко мне, как будто ничего не было.
— А если не друга, то кто ты такая, чтобы вот так запросто ко мне подваливать? Только настроение портишь.
Точно, Чон У Гён всегда был таким. Чон Ха, расслабившись, нарвалась на его острый язык.
— Почему ты вдруг перестала быть осторожной?
Чон У Гён — самый вероятный кандидат в мужья. Чон Ха шевельнула губами, но слова не шли.
Видя её ошарашенное молчание, он ещё сильнее сморщил лоб. Злость так и пёрла.
— Если это дружба — проснись, Им Чон Ха.
Он надел маску и холодно бросил:
Сквозь прорези маски сверкнули его яростные глаза. Он наклонился, ткнувшись защищённым лбом в её макушку, и прошипел сквозь зубы:
— Будь я твоим другом, давно бы разнёс того ублюдка.
Чон Ха сглотнула. Его ледяная искренность пробирала.
Бросив странную фразу, он исчез в толпе на стадионе. Чон Ха смотрела, как он растворяется в рёве болельщиков.
Верить Хи Сэ? Её лицо странно омрачилось.
— Это орёл, яростный орёл! Яростный орёл парит в небесах!
— Это подлый налёт воробья! Вперёд, сражайся, победи!
Небо было ясным. Перед самой первобытной из игр — бегом — крики болельщиков рвали воздух.
Чон Ха, грызя мороженое, данное Чжин Чжу, сидела на ступеньках.
Устало косясь на резвых новичков, она то и дело поглядывала на телефон.
— Кстати, старшая, у нас в роте в последний момент сменили бегуна на эстафету.
— Кажется, подвернул лодыжку. Споткнулся на лестнице.
Чон Ха протёрла глаза. Она сначала подумала, что ей мерещится.
— Осторожнее надо быть. Курсант, прошедший подготовку, и на лестнице падает? Позорище.
В центре стадиона мужчина, разминая лодыжки, лениво вышагивал к дорожке. Чон Ха не поверила глазам.
Она рванула бинокль с шеи Чжин Чжу. Та, ничего не понимая, подставила шею, бормоча: «Эй, эй».
Белая спортивная форма академии, чёрная брендовая повязка на запястье.
Длинная чёлка, обычно падающая на брови, откинута спортивной лентой. Он сканировал трибуны.
Лоб — белый, чистый — сиял под солнцем. Чон Ха невольно спряталась за спину впереди сидящего.
Чон Ха прижала палец к губам. Почему-то казалось, что её нельзя заметить. Нет, это был инстинкт.
— Начинается мужской забег на двести метров!
Голос ведущего разнёсся, и бегуны собрались у дорожки.
— Старший Чон У Гён из первой роты! Возьми первое место!
— Непобедимый кэндо — Чон У Гён!
Чон Ха, сгорбившись, вдруг обернулась, будто услышала призрак.
Это ещё что за бред? Почему тут Чон У Гён?
Финал кэндо закончился пару минут назад.
Нахмурившись, она снова вырвала бинокль у Чжин Чжу и уставилась на дорожку.
Объектив некоторое время дрожал, не фокусируясь, а потом резко замер на двух фигурах у старта.
Знакомые лица. Чон Ха приоткрыла рот.
…Что? Они правда собрались бежать?
Её ноги задрожали. У него ведь проблемы с сердцем… чего он туда полез?.. Чон Ха подавила вспыхнувший гнев. Почему он так себя не бережёт?
Пусть даже ради неё, но пилотировать с больным сердцем, участвовать в драке, десятки раз прыгать с парапланом…
И теперь ещё это. Хи Сэ не щадит своё тело.
Сексуальная распущенность, безрассудные поступки — всё это оттого, что он не ценит себя.
Даже татуировка у курсанта — это уже за гранью свободы, чистый произвол.
— Слабак, а если свалится на бегу, что тогда? — пробурчала раздражённая Чон Ха. Чжин Чжу, услышав, резко повернулась.
Она разинула рот, недоверчиво глядя.
— Старшая, вы за него волнуетесь?
— Ты его цвет лица не видела? Бледный, как прокисшее молоко. На, глянь.
Чон Ха сунула ей бинокль. Чжин Чжу отмахнулась.
— Видала когда-нибудь такого белого курсанта? В глаза же бросается. Хиляк хиляком.
Чжин Чжу скривилась, будто услышала чушь.
Чон Ха недовольно скрестила руки.
— Где хиляк? Да он вечно вялый, сутулый, валяется на крыше и спит.
Чжин Чжу посмотрела на неё странно.
— Старшая, я не хотела говорить, но я вообще не верю, что он больной.
— Помните, когда он получил взыскание за то, что толкнул старших? Чон У Гён тогда заступился.
— Ага… — Чон Ха кивнула, не подумав.
— Я видела, как Хи Сэ отжимался. Форма — огонь. Мышцы у него — будь здоров, старшая.
— Откуда… — Чон Ха кашлянула, — ты знаешь?
— Я ж там была, когда его гоняли. Дельты, бицепсы, трицепсы — всё как вылеплено. — Чжин Чжу тыкала в свои руки, показывая. — И в рукопашном так же. Перед вами он прикидывается дохлым, а сам даже не потеет. Чем больше смотришь, тем противнее. Этот гад — мастер притворяться, как опиумный мак. И молчаливый ещё, скрытный.
Хи Сэ? Этот капризный ребёнок?
— Дошло? У вас, старшая, взгляд какой-то… особенный.