Непробиваемый блок. Глава 5. Часть 8
— После повторного выхода на контакт с обновлённым руководством «Ветроуказателя», уже завершено фактическое подчинение — уровень лояльности составляет девяносто пять процентов.
С закрытыми глазами Со Ха Хён тихо постукивал по столу пальцами. Секретарь Нам, переворачивая страницы документов, на миг нахмурился.
— Проблема… в том, что разрушает с таким трудом созданную атмосферу продажи — ваша младшая сестра, господин президент.
С этими словами Нам почесал переносицу большим пальцем и взглянул на президента.
— Она хорошо работает. Эта Со Мин А, она чересчур толковая.
В голосе, вырвавшемся с вздохом, слышалось даже некоторое восхищение.
Нынешний владелец «Ветроуказателя» вскоре уйдёт.
А Со Ха Хён всё это долгое, утомительное дело затеял ради «того человека», который придёт ему на смену.
Стоило «Ветроуказателю» проявить хотя бы малейшие признаки плодородия, как он выдёргивал сорняки с корнем. Он отбирал талантливых новичков, перехватывал контракты с зарубежными тренерами и наставниками — не гнушаясь ничем.
Методы переманивания людей были разные. Обычно достаточно было денег — и они сами ложились на спину. А если человек имел какую-то высокую профессиональную миссию, то Со Ха Хён брал в заложники нечто дорогое, вынуждая делать выбор.
Он умело снижал их чувство вины, заставляя думать, что это не предательство, а единственно возможный выбор.
Так он скупал страсть, из которой состоит профессиональная команда, — и «Ветроуказатель» стремительно приходил в упадок.
Лишь два момента пошли не по плану. Первое: он думал, что командная работа развалится из-за Кон Ын Гиль, но, напротив, сплочённость усилилась. Второе: менеджер Со Мин А.
— Господин президент, так у нас планы пойдут прахом.
— …Господин президент? Господин президент!
Со Ха Хён открыл глаза, словно его раздражал крик Нама. На утончённом лице отразилась жёсткость. Его взгляд, сочетающий едва заметную агрессию с холодной отрешённостью, был откровенно ленивым.
На миг секретарь Нам допустил невозможную мысль.
Но ведь у президента эректильная дисфункция… Почему он выглядит так, будто только что закончил трахаться?..
Со Ха Хён глубоко откинулся в кресле, будто кто-то давил ему на затылок. Секретарь Нам невольно опустил взгляд на нижнюю часть тела президента — и воскликнул так, будто увидел сцену из фильма ужасов:
— А-а! Господин президент, это ещё что такое?!
— Что? — голос у него был низкий и хриплый.
— Что у вас в штанах?! Что за уродство вы туда засунули?!
Со Ха Хён медленно откинул голову назад и пробормотал:
— Аа… отрезал и засунул туда корень финиковой пальмы. Всё не оседает… Чувствую себя, как Хван Чжин И, тоскующая по любимому.
Хван Чжин И — легендарная поэтесса и куртизанка эпохи Чосон, ставшая символом женской тоски, утончённой красоты и страсти.
Нам вытаращил глаза. Что?! Как?!
Со Ха Хён, не то усмехаясь, не то проклиная, сцепил пальцы за шеей и заёрзал в кресле.
Мягкий изгиб спины, в котором застывал лунный свет. Особенно белое, яркое, обнажённое тело. Привычно подрагивающие при каждом стоне бёдра.
Прирождённая чувственность, с которой она подстраивалась под его ритм. Такая узкая, но принимающая его натиск. Сжимающая до крови нижнюю губу. Её тело, ломающееся и тающее в покорности.
Из красиво очерченных губ Со Ха Хёна вырвался приглушённый стон:
Секретарь Нам, впервые в жизни увидев возбуждённого босса прямо в офисе, отшатнулся с явным шоком.
— Г-господин президент… неужели… неужели вы?!
— Трахался, да. И ещё буду. Каждый день.
Он резко сжал пряжку ремня, будто хотел сорвать её с силой.
— Дело не в этом!.. Это же брак по контракту! — он на секунду замер. — Идея использовать Кон Ын Гиль, чтобы разрушить состав «Ветроуказателя», — ведь это ваш план! Вы же не можете забыть о цели!
— Вы даже не попытались вызвать конфликт с Кон Ын Гиль! Что это за фейерверки вместо раскола?! — кричал Нам с выпученными глазами. Сколько же он переработал ради этого плана! Где моя премия?!
С тревогой и страхом он посоветовал:
— Господин президент, мы почти у финиша. Разве вам не жаль всё это подлое, собачье дерьмо, которое мы творили до сих пор?..
— Скоро ведь «тот человек» придёт в «Ветроуказатель».
Рука, что тянулась к пряжке, уже вертела в пальцах ручку — бессмысленно, вперёд-назад.
Очевидно, он с трудом сдерживал возбуждение холодным рассудком, и всё же оставался спокойным.
Он с раздражением перехватил окончание.
— Вы же знаете, какой у неё кулак? Уж об этом-то все слышали!
— Она нас просто убьёт. Всех! Мы же все сдохнем!
Она не любит двуличных. Может, именно поэтому и открылась мне — потому что я не скрывал подлых слов.
Удар по «Ветроуказателю» — это удар по Кон Ын Гиль.
Но разрушение «Ветроуказателя» — давняя мечта Со Ха Хёна.
Он повернул кресло и посмотрел на город, утопающий в смог.
Если так, почему бы просто не выкопать её из этого места и не пересадить в новую почву? В более надёжную, в более плодородную?..
Он сильно надавил пальцами на виски.
И даже в этом хаосе нижняя часть тела продолжала пылать. Со Ха Хён тяжело выдохнул — сам не зная, что именно чувствует.
Едва Ын Гиль вернулась с работы, Ха Хён подхватил её на руки и понёс в спальню. Она, не жалея, лупила его по спине.
— Я же говорила — не набрасывайся на волейболистку!
Он осторожно опустил её на кровать и расслабил насупленное лицо.
— А зачем ты вообще мылась? Я же специально пораньше пришел, чтобы понюхать, как ты пахнешь потом, спортсменка Кон.
— Захотелось — вот и помылась. Моё дело, — буркнула она.
Стоит только один раз проявить слабость, так он тут же наглеет. Со Ха Хён снял пиджак, ослабил галстук, сел рядом и похлопал её по талии.
— Ну, а теперь, пока слюна не потекла — быстро раздевайся и раздвигай.
— Я сегодня чуть не сдох, думая, как бы уткнуться носом тебе между ног. Всё время только и вспоминал эту нежную, мягкую кожу — она даже мягче твоего языка… Чуть не ебнулся.
Смутившись, Ын Гиль отвела взгляд.
— Не слышала, чтобы кто-то от этого умирал.
Он вдруг начал расстёгивать пуговицы рубашки, голос его стал тягучим, как мёд. У Ын Гиль и без того в глазах уже поблёскивал жар, и она медленно заморгала. Их взгляды пересеклись, и они на несколько секунд застыли, изучая друг друга.
Короткий зрительный контакт был до смешного обычным, если сравнивать с долгим и страстным сексом прошлой ночью.
Но то, как они смотрели друг на друга, оказалось сильнее любого прикосновения. С момента последней встречи прошло шестнадцать часов — осознание этого всколыхнуло обоих до боли нежным, а заодно и яростным чувством.
Их зубы со стуком столкнулись. Со Ха Хён грубо двигал челюстью, мгновенно захватывая инициативу. Но и Ын Гиль не отставала — она жадно втянула его губы, мягкие и упругие, заставлявшие сходить с ума. Если бы всё продолжалось в том же духе, они бы до крови друг друга искусали, так что вместо этого она поддела его язык.
Поцелуй становился всё длиннее и горячее. Со Ха Хён начал медленно сползать ниже, стянул с неё пижаму и провёл большим пальцем по ткани трусиков. Сначала нежно, но вскоре — с лёгким нажимом — стал круговыми движениями массировать центр.
Ын Гиль тяжело задышала и вцепилась в простыню. Кости в широко раздвинутых бёдрах красиво вырисовывались. Он целовал её между ног, причмокивая, а потом впился губами.
— Трусики снимать не буду. Буду лизать прямо так.
Каждый раз, когда его дыхание касалось её низа, она едва не теряла рассудок.
— Но ты сама держи их раздвинутыми.
Грудь неприятно сжалась от лёгкого стыда. Тогда он сам просунул палец под плотную ткань и немного раздвинул нежную плоть.
От ласкового приказа мысли у неё отключились, и она покорно приподняла трусики. Холодный воздух сразу ударил по обнажённому месту.
В тот момент, когда язык Со Ха Хёна коснулся её сокровенного источника…
Она задрожала, но руки не опустила. Скользкий, ловкий язык рассекал, вылизывал, всасывал её плоть, а изо рта один за другим вырывались пронзительно-сладкие стоны.
Её тело всегда было чётко скоординированным механизмом. Но в последнее время управление им давало сбои. Особенно, когда дело касалось Ха Хёна. Даже когда не хотелось, стыдливые вздохи невольно срывались с губ.
Её тело, взбудораженное другим человеком. Влажное, учащённое дыхание. Всё сливалось в один бешеный водоворот наслаждения. Ын Гиль сжала зубы.
— Ха Хён… плевать… просто порви, — прошептала она, задыхаясь. Он на секунду застыл, наблюдая за ней с выражением изумления, будто ослышался.
— Чего ты ждешь? Я говорю, рви. Или мне самой?
Не выдержав, Ын Гиль с силой их разорвала кружевные трусики.
На глазах предстали откровенно обнажённые, влажные лепестки.
Разорваны были не только трусики — маска приличия с его лица тоже слетела. В его взгляде вспыхнул звериный голод.
— Блять… — с губ сорвалась грубая ругань.
Ын Гиль обвила мужчину стройными ногами за шею, сжимая. В объятиях Со Ха Хёна она была свободной. В любое мгновение могла достигнуть вершины.
Чем больше она его жаждала, тем сильнее разгоралась алчность. Хотелось навсегда заточить его в этом тёплом, влажном, сладком месте. Как будто заманив прекрасную луну, отражающуюся в колодце, внутрь.
Её прерывистые стоны становились всё громче.
На рассвете зазвонил будильник.
Ын Гиль, ворочаясь, ещё теснее прижалась к мужскому телу. Хотя с тех пор, как они впервые слились, прошло всего несколько дней, она уже успела привыкнуть к прохладному и крепкому обнажённому телу Ха Хёна.
Комната была надёжно укрыта плотными затемняющими шторами. Мужчина, всё ещё пребывая во сне, посыпал короткими поцелуями макушку прижавшейся к нему Ын Гиль и наслаждался нежной кожей. Он никогда прежде не знал, что бессонные ночи могут быть такими сладкими, а кровать — такой уютной.
— …Ах, точно. Сегодня же день рождения отца, — пробормотала Ын Гиль как в полусне.
Со Ха Хён крепко обнял её за талию, просунул одну ногу между её бёдер и ещё плотнее прижался к ней. Затем глубоко вдохнул мягкий аромат её кожи.
— Почему ты мне не сказал? Я ведь старшая невестка… Меня же одну отчитают… Мне и так приходится изо всех сил стараться, чтобы смыть с себя образ недостойной…
— Кто посмеет ругать мою девочку?
Голос у него был хрипловатый, с лёгкой угрозой, но при этом рука ласково похлопывала её по ягодице. Она, как и он, была совершенно обнажённой.
Её идеально округлённые, упругие ягодицы были, по сути, одной из его любимых эрогенных зон, которую он с трудом мог проигнорировать. Не раз случалось, что, едва коснувшись их, он уже не мог остановиться — настолько соблазнительной была их податливая, как глина, упругость.
— Вместо того чтобы быть примерной невесткой… полюби сначала меня.
Он прижался к ней, как ленивый кот, потираясь щекой. Ын Гиль, понемногу приходя в себя, открыла глаза.
Со Ха Хён смотрел на неё своими иссиня-чёрными, до того тёмными, что казались черными, глазами.
Проснувшись, она надолго застыла, уставившись на его высокий лоб, густые брови, прямой нос и красные губы.
Особенно поразили её светлая, сияющая кожа и упавшая на лоб чёлка, создающая некую актёрскую ауру. Сердце Ын Гиль невольно забилось чаще.
— …Я любила тебя прошлой ночью, — сказала она, прокашлявшись.
Он фыркнул в ответ. В его сонной улыбке едва уловимо сквозила насмешка.
— Дорогая, давай называть вещи своими именами. Ты же не смогла заставить меня плакать. Зато я тебя смог.
Когда она упрямо сжала губы, Ха Хён сменил тон и, поглаживая её по голове, сказал:
— Быть хорошей невесткой — бессмысленно, так что не утруждай себя. Могло показаться, будто ты исполнила свой долг и даже получила признание, но в итоге это изматывает.
— Для меня моя жена — слишком ценна. Поэтому не загоняй себя.
В комнату не проникало ни единого лучика света. В этой темноте глухо звучавший голос мужчины обладал тяжёлой, ощутимой силой. Но Ын Гиль всё равно тянуло к большему.
— Ха Хён, а я ведь… теперь уже всё воспринимаю всерьёз.
— Я благодарен за это… но всё равно — нет, — твёрдо очертил границу он и вновь крепко обнял её. — «Невестка» — это всего лишь обращение, а не обязанность. Так что не путай и сосредоточься только на том, чтобы играться со мной.
Он снова и снова покусывал Ын Гиль, как зверь, что принюхивается и пробует добычу.