Интервью Охада Нахарина

Моя беседа с Охадом Нахариным была скорее личной, не претендующей на конкретику мыслей или подведения итогов. Мы сидели в ресторане, недалеко от его Тель-Авивской квартиры, после выступления труппы в общественном парке. Амфитеатр в парке Хаяркон - прекрасное место для танцев. Сцена окружена большими деревьями, но роса, смачивающая пол сцены, затрудняла работу танцоров. Над темными лужайками, окружающими театр, висел бледный туман.

Я начала с того, что спросила Охада, что он больше всего любит, больше всего ненавидит и так далее.
Он сказал: "Я не думаю в терминах "больше всего". Не потому, что я осторожен, а действительно не знаю, что для меня "самое-самое". Добавив: "Я лежу на слегка влажной траве в парке и читаю книгу, по мне ползают муравьи, я чувствую "кайф" и удивляюсь, почему я не делаю этого чаще?".

Во время выступлений в парке Охад всегда присутствует; наблюдает, смотрит, работает. Каждая деталь - его забота. За кулисами царит добрая, практичная и спокойная атмосфера. Жизнь танцоров - больше, чем жизнь других артистов - скромна, тяжела и требовательна. Маленькие, потные фигурки исчезают после последнего спектакля в гримерках, выглядя еще более истощенными, они, наконец, выходят уже в тёмное время суток, чтобы добраться до дома. В них можно уловить некую непритязательную серьезность.

Охад держит спину очень прямо, что создает впечатление гордости. Но это неверная интерпретация его прямой позы, которая на самом деле вызвана травмой спины. Возможно, в его решительной вертикальности есть и другой аспект: одиночество, обособленность, разлука, к лучшему или к худшему.

"Когда я говорю о чем-либо, не конкретно о себе, это все равно обо мне". - сказал Охад. Мы говорили о спектакле, который только что посмотрели, о танцорах, о том, как он любит и ценит их и об их особых качествах. Он воспринимает каждого из них как личность, целостное человеческое существо со своими достоинствами и недостатками, из которых складывается личность как танцора.

О Йосси Юнгмане, замечательном танцоре, Охад сказал: "Одно из его его достоинств в том, что он совсем не музыкален". "После того, как я поднял брови в удивления, Охад добавил: "Он такой честный". И я объясняю это заявление для себя как означающее, что даже музыка не увлекает и не влияет на него. Он нашел способы преодолеть свой недостаток.

Охад собирается отправиться в путешествие в Финляндию, чтобы поставить спектакль "Perpetuum", который был показан в Израиле всего несколько раз. Сейчас в Финляндии начало лета, бесконечный световой день с одним часом сумерек. Менеджеры труппы ищут отель с специальными жалюзи, чтобы можно было сделать комнаты достаточно темными для сна. Похоже, что у финнов особые отношения между темнотой и яркостью, что создает проблему для Охада.

Финская труппа обучена классическому балету. Охад: "Танцевать балет - это физическое удовольствие для танцора, которое включает в себя чувство победы над препятствиями. Мне нужно будет сказать артистам классического балета, что они должны танцевать "не так", заставить их двигаться, открыть для них что-то новое в самих себе."

" Но как преодолеть проблему, когда классический танцор вынужден двигаться по-новому?" - спросила я.
" Я пытаюсь соединить их с настоящим после выхода из репетиционного зала, после окончания занятий, когда они надевают синие джинсы. Такой подход облегчает ситуацию, и переход занимает неделю, а не два года. И они начинают любить танцевать даже танго... "

Охад говорит, что ему повезло в том, что он может свободно выбирать свои пути, менять свои решения по своему усмотрению, а затем принимать противоположные. "Мудрость превыше знания", - говорит он и снова говорит об озарении, но на этот раз в другом контексте, в контексте музыки Арво Парта, которую он часто использует. "Когда я постигаю что-то новое, я не цепляюсь за прежнюю точку зрения. Это все вопрос совершенствования".

Как раз сейчас он читает книгу стихов Иосифа Бродского, и в одном из стихотворений говорится: "Любое решение - это своего рода удар по свободе".

Когда я спросила Охада, что ему нравится больше всего, он снова ответил, что для него не существует "больше всего", возможно, потому что у него плохая память. И он рассказал мне забавную историю о своем друге, художнике, который больше всего любит рисовать коров. Почти сорок лет он путешествует из страны в страну, рисуя английских, испанских или шведских коров.

Но когда я спросила его, что он ненавидит, Охад ответил: "Я презираю зло, даже то, которое находится внутри меня". Далее он указал на то, что, по его мнению, является дьявольским злом: отождествление человека с идеологиями, отождествление с массами людей, боевиками, доктринами и подчинение им. "Зло - это нечто пугающее, потому что оно часто торжествует, и все эти вещи прямо противоположны творческому мышлению".

Наш разговор снова обращается к свободе, поэту Бродскому и бесконечному движению познания и перемен. Неожиданно Охад говорит, что что для него действительно важна способность прощать и сдаваться. "Это то, что можно найти в поэзии". - говорит он. "Поэзия немного похожа на молитву, а молитва принадлежит к семье прощения, и это и есть истинная позиция молитвы - подставить другую щеку".

Я спросил его о его танце "Arbos" на музыку Арво Парта, произведении, которое кажется мне религиозным, с музыкой, похожей на незаконченный собор. «Арбос обозначает место между раем и адом. Своего рода отрывок", - комментирует Нахарин, - "Я считаю, что музыка похожа на тонкую нить, которая ведет к месту, которое шире, чем я могу дать ответы, это действительно место мудрости, перед которым я ничего не чувствую".

Мы говорили о части "Arbos", в которой Йосси Юнгман танцует с хомяком в сцене умерщвления плоти. "Движение инициируется животным. Я хотел бы, чтобы танцоры приобрели виртуозность, которая становится неотъемлемой частью их поведения, и это связь с хомяком. Я экспериментировал с животными, позволяя им ползать по моему телу, и в итоге пришел к хомяку". - объясняет Охад.

Танцы Нахарина находятся в постоянном движении; каждый раз, когда исполняются "Black Milk", "Kyr" или "Queens of Golub", происходит смещение акцентов, очередное усовершенствование. "Это одно из преимуществ работы в этой среде". - говорит Охад. "Динамика, возможности изменений. Движение - это воспоминание, без памяти нет танца. Танец прекращает свое существование в тот момент, когда его исполнение завершено. Поэтому я никогда не перестаю его менять, потому что я никогда не бываю по-настоящему удовлетворен".

И он добавляет, внезапно улыбнувшись: "Kyr" стареет, вы знаете. Но это хорошо. Кто-то однажды написал о нем, назвав его "Kyr [стена на иврите] со щелями", возможно, не имея в виду этого, но теперь это подходит по смыслу. Работа имеет тенденцию становиться лучше со временем, как вино".

Мы говорили об источниках вдохновения. "Поэзия, то, как люди двигаются, как они существуют. Мои танцы похожи на стихи, есть хореографы, чьи танцы - это проза. Я люблю поэзию, потому что поэт должен дистиллировать и концентрировать свои материалы до сущности".

Охад рассказывает историю о ребенке, которого он однажды увидел на приеме, проходившем на лужайке. Ребенок держал в руках два винных бокала, вероятно, неся их своим родителям. Один бокал был полнее другого, и ребенок продолжал переливать из одного в другой, чтобы сделать их равными. Наливал немного, проверял результат и снова наливал немного вина, пока не был удовлетворен.

Многочисленные морщины на лице Охада постоянно меняют форму. Джакомметти однажды написал: "Это приключение, большое приключение - иметь возможность наблюдать, как каждый день на лице появляется что-то неожиданное. Это лучше, чем все кругосветные путешествия".

Поздно вечером, когда официанты тихо сидели за столиком в углу, Охад вдруг сказал, что ему нравится находиться в воде. Что он действительно более изобретателен и креативен, когда погружается в теплую ванну. Просто плавая в воде без движения, идеи просто приходят к нему, проходят через него, как будто он медиум.

Я спросила его: "Тебе грустно?" Он засмеялся и сказал: "Да, очень грустно". "Black Milk" - результат того, что Охад однажды увидел уличный знак на "Фестивале двух миров" в Сполето, Италия, который показался ему похожим на "Latte nero", черное молоко, что показалось ему хорошим названием. Оказалось, что знак означал нечто совсем другое.

"Queens of Golub" начинался как соло для самого Охада под названием "King of Golub". Это название - интимный трезвон для кого-то дорогого. Следовательно, это название хранит тайну. Охад рисует в моем блокноте, чтобы посмотреть, как слово "витур" (на иврите: отказ от чего-то) выглядит на странице, как на иврите, так и латинскими буквами. Ему нравится его звучание и вид, так что, кто знает, возможно, оно станет названием его следующей работы. "Сдаться" - термин, малоупотребительный в наше сердитое время. Как будто внезапно можно вздохнуть свободно.

На следующий день мы прогулялись по многочисленным улочкам вокруг Центра Сюзанны Деллал. Мы зашли посмотреть на полуразрушенное здание, в котором когда-то располагалась элегантная кофейня с музыкой и танцами, ожидающая ремонта. Оно должно было служить "Батшеве" в качестве репетиционной площадки. Но средств на реконструкцию нет. "Мне нужно помещение, в котором можно танцевать", - говорит Охад, - "Неважно, из каких материалов оно построено". Мы стоим напротив Музея армии - огромной территории, где видны ржавые старые танки времен Войны за независимость и несколько больших запертых зданий. Там 40 дунамов земли, сказал нам кто-то. "Все, что мне нужно для компании, - это два дунама площади". - говорит Охад.

Есть люди, которые, остановившись где-то или сказав что-то, остаются как бы после смерти. Тело идет дальше, но кажется, что голова все еще смотрит в прежнем направлении". Охад переходит от одного места к другому, от одного предложения к другому без паузы, как единое целое, весь он сразу.