ЗДОРОВЫЙ ДЕТСКИЙ СОН. НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ

Интересно меняется характер сна в течение жизни. В детстве спишь как убитый. При этом обязательно проветривая комнату перед сном, для чего существовали форточки - гениальное изобретение, в новых домах отсутствующее напрочь. Поскольку строят их - как проще, а не для людей. В нашем климате наличие форточки позволяло проветрить помещение при любом морозе, его не выстуживая и не простужаясь, но имея в итоге сон на чистом воздухе. Если только какой-нибудь комбинат по соседству не дымил. Ну, а если мороза не было, и комбината не было, или даже был, но ветер не от коксохима или аглофабрики дул, так она и вовсе на ночь не закрывалась. Шикарная была штука!

Шторы должны были непременно быть запахнуты настежь, чтобы из окна ни лучика не светило. Почему, Б-г весть. Вот, прямо, чтобы ни щёлочки. Это было очень важно, так что перед сном обязательно ликвидировались любые просветы, через которые фонари с ярко освещённого Кутузовского проспекта могли осветить комнату. Хотя звуки вообще не волновали. И мамина настольная лампа не мешала.

Движение по Кутузовскому было круглосуточное - правительственная трасса. Оно и сейчас такое. Плюс, еле слышно доносился шум неглубокого метро и электричек на Филях. Но это было настолько неизбежно, что потом, попадая в сельскую местность, долго не мог заснуть от тишины. Не привык. Лежал, напряжённо в эту тишину вслушиваясь, часами, притом, что отдалённый крик петуха, взлаиванье собак или птичий щебет не помогал, так же, как звуки машин и электричек - теоретически такие же, как в Москве, но редкие, а не сливавшиеся в убаюкивающую колыбельную.

Радиоточка в доме, естественно, была, но стационарного радиоприёмника не было, он появился только когда встретился с будущей женой, с которой уже почти сорок лет вместе. У них это было в семье заведено. У нас в квартире в качестве радио выступал сначала изящно-громоздкий стационарный ламповый дедушкин "Звезда-54" в тёмном корпусе, с заманчивыми названиями далёких городов на лицевом экране, а потом переносная "Спидола" с тонкой выдвижной блестящей секционной антенной, жёлтым решётчатым пластмассовым фасадом, чёрными боковинами и пластиковым ремешком, на котором немедленно было опробовано папино бритвенное лезвие, от безопасной бритвы, из иранских, "Перма-супер", остатки которых до сих пор где-то лежат. Прорежет или нет? Дурацкое детское любопытство... Прорезало. Хотя и не до конца - в последний момент хватило ума остановиться. И ведь не ругали! Папа вообще никогда, а мама так, показательно строго, но больше для вида. И в угол редко ставили. Хватало слов.

Что до звуков, радио в основном слушал папа, в 60-70-е, по ночам, на кухне. "Голоса" рассказывали, что в мире творится. Тогда все так делали. Правда, мешали "глушилки", создавая помехи, но это было частью привычной игры властей со своим населением. Кухня была далеко и звуки оттуда спать не мешали, тем более, что обе крашеные белые, с металлическими ручками двери, которые вели в проходную комнату, где стояли наши с братом софы, тёмного дерева, полированные, с плоскими матрацами, своим зелёным и его коричневым, польские, перед сном закрывались напрочь. И та, что шла в коридор, двойная, филёнчатая. И та, что в родительскую спальню, Это была часть укладывательного ритуала. До сих пор с приоткрытой дверью спать не очень удобно. Незащищённость какая-то, что ли? Как будто закрыл её и от всего мира сразу отгородился, так что становится уютно и надёжно...

Впрочем, речь именно о детстве. Когда с четырнадцати лет в доме появилась собака, о закрытой двери пришлось забыть. Дик любые двери в квартире, кроме входной, открывал из принципа. Когда он был ещё маленьким щенком, выглядело это уморительно: он пыхтел, сопел, вставал на дыбы, изо всех сил наваливался на дверь, но добивался того, чтобы она приоткрывалась. Смотреть на это без смеха было невозможно, особенно в первые разы, когда он отвоёвывал себе место для сна между нами с братом, на ковре. Поскольку постелили ему изначально в уголке, на кухне, но это его категорически не устроило. Так что через пару ночей эта, похожая на пушистую детскую игрушку чёрно-белая заготовка будущего ненецкого оленегонного шпица, упираясь изо всех сил, притащила свою подстилку, в роли которой выступало старое верблюжье одеяло, тяжелее его раз в пять, к нам. Волок он его по всему коридору, очень старался. Принеся, устроил себе удобное гнездо и с удовлетворённым вздохом в него рухнул. И так раза три, пока не перестали его мучить, относя подстилку обратно на кухню. Ну, выбрал пёсик, где спать, и выбрал. Сатановские всегда были упрямые, особенно мужчины. Собака исключением не стала.

Однако, в детстве до этого было ещё далеко. Опять же, тогда спать надо было ещё в одной комнате с родителями, в детской кроватке, белой, металлической, эмалированной, с шариками на уголках спинок и высокими решётками по бокам, а не на софе, которая появилась в доме в составе польского гарнитура, в конце 60-х, после очередного папиного изобретения, за которое авторам была выплачена изрядная премия. То ли японцы из "Кобэ-стил" лицензию на установку непрерывной разливки стали купили, то ли куда-то очередной патент продали. Их много было, этих патентов и лицензий, с начала 50-х, когда папа в "Стальпроекте", а потом в "ГИПРОМЕЗе" работал, после Выксунского металлургического завода, на который его в конце 40-х из Днепропетровского металлургического института распределили. Больше сорока. Государство на них около 50 миллионов долларов заработало. Старых, "тяжёлых". Ну, и авторы своё получили. Тысяч двадцать рублями и столько же "чеками", уже в конце 70-х - начале 80-х, когда их за валютные контракты платить разрешили. Но это уже другая тема, заслуживающая совсем отдельного рассказа.

Что до сна, тогда, в раннем детстве, спать и высыпаться привык под стрекотание пишущей машинки и со светом, хотя и не верхним, а от настольной лампы, которая стояла рядом с маминой "Оптимой". Их дома было две, с русским и латинским шрифтом. Последнюю рукастый папа переделал так, что на ней можно было печатать не только на английском, но и на немецком. А когда приходилось на других языках, на базе латиницы, всякие соответствующие значки ставились от руки, чёрной тушью. Благо, с готовальнями в доме всегда было всё в порядке. Инженеры жили в квартире... Мама работала на дому, печатала. И зарабатывала не меньше папы. Английский она знала блестяще, окончив ленинградский Иняз, но диплома защищать не стала, выскочив замуж. Так что ошибки переводчиков поправляла и директора институтов её, что называется, "носили на руках".

Папа, кстати, тоже печатать умел. Да и сам автор с юности со страшной скоростью навострился обращаться с клавиатурой. Столько лет за пишущей машинкой в молодые годы просидел, редкие книги и рукописи для себя перепечатывая! Кто же знал, что появятся компьютеры, интернет, в котором всё есть, и вообще настанут времена, когда всё издадут, и это можно будет в магазинах купить! И Окуджаву. И Высоцкого. И какую угодно фантастику. И Кама-сутру. И придумки уфологов, про инопланетян. И еврейское, хоть про Израиль, хоть учебник иврита, хоть что-то историческое... Есть всё-таки в наших временах много хорошего! Ещё бы старое, что во временах прошлых было, не развалилось, и здоровья было побольше...

Но остановим философские размышления, которые уведут нас Б-г знает куда, пока не ушли от темы. Начали про сон, про него и закончим, по крайней мере тот, который был в детстве. Беззаботный, когда ложиться надо было в девять, посмотрев "Спокойной ночи, малыши", с непременным мультиком, выпив перед сном воды или чаю и обязательно что-то съев. От мамы досталось. Она натощак спать не могла, и когда ложилась, не перекусив, жалобно просила "бутербродик", который (а лучше два) ей немедленно готовили и торжественно несли - с маслом, колбасой и сыром. Она их очень любила, при этом не толстела и в посрамление всех диетологов ушла в мир иной за девяносто.

Выполнив все вечерние ритуалы, можно было ложиться. Чем детский сон хорош: спишь один. Никто не мешает, вся кровать твоя и одеяло тоже твоё. Целиком. Его никто на себя не перетягивает. В него можно завернуться, подоткнуть его под себя со всех сторон, укрыться с головой и, зарывшись в подушку, оставив только маленькую щёлочку у носа, для дыхания, спокойно сопеть, пока не настанет утро. Никакие дурацкие сны не снятся. Ни цунами (в Москве?!), ни споры политиков, ни Ксения Собчак, почему-то с аллигаторами (?!!), как недавно. Ни поезда с бронированными купе. Ни аэропорты, по которым бежишь, опаздывая на самолёт. Хотя сны в детстве тоже были. Цветные, со звуком, объёмные, как снятся до сих пор, но какие-то нестрашные. А самые лучшие ночи были, когда не снилось ничего. Лёг, провалился, открыл глаза, а уже новый день. Вставать, умываться, одеваться, завтракать и играть. И в школу ещё не надо. Так здорово было!