РАВВИНЫ РОССИИ — РАВ БЕРЛ Политически некорректные записки, дозволенные цензурой

Разбирая старые архивы еврейских газет, читатель, буде ему, в свободную минуту, придёт в голову такая блажь, может натолкнуться на статью четвертьвековой давности с несколько интригующим названием «Евреи Империи». Напечатанная в «Международной еврейской газете» Танкреда Голенпольского, статья эта не без живости и попыток претендовать на остроумие рисовала картину еврейской России начала 90-х годов, какой она представлялась, автору, вице-президенту тогдашней «крышевой» еврейской структуры страны, Ваада России.

Сегодня автор, возглавлявший ряд лет Российский еврейский конгресс, реализовал многие проекты, занимавшие его воображение на заре существования новой России, однако писать на еврейские темы практически перестал, сосредоточившись на проблемах Ближнего Востока и внешней политики России. Иногда подмывает начать его снова и кажется небезынтересным продолжить оставленное дело: за исключением двух-трёх олигархов и двух раввинов, политологи конца прошлого – начала нынешнего века не слишком много внимания уделяли евреям России.

Один из наиболее активных этносов страны, в равной мере вовлечённый в её внутреннюю и внешнеполитическую жизнь, несомненно, заслуживает большего внимания. В том числе и потому, что события, происходившие на протяжении последних трёх десятилетий в среде российских евреев, имеют значение, далеко выходящее за собственно российские пределы. При этом заметки такого рода неизбежно должны носить классификационный характер. Подобно тому, как во время оно Карл Линней, Жорж Кювье и Альфред Брэм описали мир природы, уделив время не только классам и семействам, но и отдельным видам, а Карл Маркс и Фридрих Энгельс исследовали человеческое общество своего времени, автор в своё время задался целью описать еврейскую Россию начала наступившего века.

Включение в сей труд характеристик наиболее ярких персонажей из числа еврейского истеблишмента страны, восходит к традициям Владимира Гиляровского, а недостаток политической корректности к практике современника последнего, Владимира Жаботинского. Ни в коей мере не претендуя на абсолютную объективность, имея пристрастия и антипатии, автор описывает этот мир именно таким, каким он ему виделся, не имея в виду навязывать свои вкусы читателю. Политически корректно сделать это не представляется возможным, но возможность размещения в собственном телеграм-канале эссе разных жанров, позволяет надеяться на успех этого начинания.

А поскольку раввин в России — больше, чем раввин, с них и приходится начинать. В первую очередь — с самого известного в российском начальстве из двух Главных раввинов России, рава Берла Лазара. Отношение к которому у автора сложное, но не отдать ему должного нельзя, поскольку он в российском политическом истеблишменте безусловно фигура заметная, в том числе при дворе нашей Третьей империи. В том числе потому, что он талантлив. Знатоки Писания говорят, что если бы он выбрал карьеру учёного, то достиг бы многого.

Он хороший организатор и лидер самой значительной группы раввинов в России. Он великолепно чувствует политическую ситуацию, умеет сблизиться не только с властью, но и с очередным лидером общины и держится за него ровно до той поры, пока тот в фаворе у власти. После чего забывает о его существовании, со здоровым цинизмом переключаясь на преемника. Он жёсток, иногда жесток, постоянен в своем непостоянстве, несентиментален и следует поставленной цели с прямотой атомного ледокола и дипломатичностью ледоруба. Он прагматик. В борьбе за лидерство он не стесняется использовать нееврейские СМИ и связи с аппаратом руководства страны.

У него много врагов, мало сторонников и хорошо организованная команда, которой достаются немалые доли общей добычи. Команду эту часто сравнивают с мафией, возможно потому, что он – американец итальянского происхождения. Он раввин и сын раввина, но сказывается это только на выборе бизнеса, которым занимается его «семья». Всё по-американски, ничего личного. Только это не наркотики, бутлегерство и рулетка, а евреи. Русские сентименты, израильское халуцианство и европейские интеллектуальные искания не для него. Он бизнесмен и его дело организовано чётко.

Богатые евреи – опора его системы власти, их он «пасёт и доит». Бедные – массовка, создающая фон его деятельности. Государственная власть – крыша. К ней он относится прагматично, последовательно проводя в жизнь урок одного из своих первых покровителей, Бориса Березовского: «руководство организации купить дешевле, чем саму организацию». Он успешный бизнесмен, в том числе потому, что его не волнует происхождение денег, которые поступают в его распоряжение, обеспечивают его власть в еврейском мире и становятся основой новой власти и нового влияния.

Среди его покровителей люди, источники капиталов которых вызывают у западной прессы столько же вопросов, сколь восхищают размеры и скорость их приобретения. Леваев и Березовский, Абрамович и Гайдамак, Вексельберг и многие другие, того же уровня, лишь некоторые из них. Он использует их с той же лёгкостью, что и «гоев» в правительстве и администрации президента, в случае необходимости «тасуя» свою колоду столь ловко, что в каждый текущий момент каждый из его главных спонсоров искренне уверен, что именно он и его личные проблемы являются главной заботой «рава». Что выдаёт в нём хорошего психолога.

Он никогда не ставит на одну лошадь и всегда имеет запасной вариант на случай, если кого-то из покровителей придётся перевести в резерв. С властями предержащими он честен, всегда следуя «линии руководства». И руководство это знает и ценит. О нём говорят, что если лично ему это надо, он легко докажет, что чёрное – это белое, обосновав приличествующей случаю цитатой из Талмуда. Зачастую он при этом в еврейском мире попадает впросак, поскольку по большому счёту провинциален, не слишком подкован в большой еврейской политике, а его интервью и выступления создали ему на Западе устойчивую репутацию «агента Кремля», но для него такая игра стоит свеч.

В большом еврейском мире сам по себе он, как единица, не существует, там его принимают постольку, поскольку он постоянно ссылается на исключительную близость к российскому президенту и эксклюзивность контактов с ним. Эти контакты – его главный экспортный товар. Большая часть еврейских лидеров США слышали или читали в американской прессе, что рав Берл – главный советник Владимира Путина по еврейским вопросам. Многие полагают, что не только по еврейским. Изредка даже спрашивают: не духовник ли он русского президента. Легенды о еврейском происхождении Путина, как основе его позитивного отношения к евреям в целом и раввину Лазару в частности, стали основой, на которой построено американское будущее целого ряда близких к Первому людей.

Последние этапы его российской карьеры заставляли подозревать у него амбиции, проявление которых два десятка лет назад заставило бы надорвать от смеха животы лидеров движения ХАБАД. Не исключено, что раввин Лазар когда-нибудь попытается занять пустующее кресло Любавического Ребе. Расколотый после смерти Менахема-Мендла Шнеерсона мир любавических хасидов может неожиданно встретить в его лице человека, который завоюет этот мир, опираясь на финансовые ресурсы и политические технологии России. Для многих лидеров ХАБАДа он все ещё сравнительно молодой человек, опирающийся на «гоев», однако он прошёл значительную часть пути к тому, чтобы стать новым Ребе — по крайней мере для части хасидов.

В начале этого пути молодой посланец-шалиах стал раввином синагоги в Марьиной Роще, организовав выборы, в итоге которых приютивший его раввин Довид Карпов потерял этот пост. Сблизившись с олигархом Львом Леваевым, он встал во главе российской части фонда «Ор-Авнер». Оставаясь человеком Леваева, познакомился с Березовским и Гусинским, искусно лавируя между ними. В нужный момент поставил на Березовского против Гусинского и создал Федерацию еврейских общин России, ФЕОР, избравшую его Главным раввином России.

Мало кого смутил тот факт, что его избрали двадцать пять иностранцев, получавших из его рук зарплату. Еврейские интеллектуалы утверждали, что это так же абсурдно, как если бы служащие миссии Ватикана в Москве избрали папского нунция Патриархом РПЦ. Однако рав Берл вовремя дистанцировался от Березовского, сблизился с Абрамовичем и проторил дорогу в Кремль в разгар конфликта с «Семьёй» Гусинского. В итоге российская вертикаль власти использовала раввина, чтобы продемонстрировать отсутствие антисемитизма в числе составляющих «проблемы олигархов», а он использовал её, чтобы занять нишу неофициального «придворного раввина президента». Попутно был построен центр в Марьиной Роще, ставший в традиционно светской еврейской России оплотом ортодоксальной экспансии.

Значимой частью пути рава Берла стало установление его власти в феодальной вольнице ХАБАДа. Разумеется, беспрекословно ему подчиняются только те раввины и «подрабинеки», которых нанимал он сам или его ближайшее окружение. Значительная часть ветеранов движения, направленных на работу в постсоветских республиках самим Ребе, видела в нем не первого, но лишь наиболее удачливого среди равных. Некоторые из них вошли в ФЕОР, сохраняя автономию. Так, московская синагога на Бронной раввина Изи Когана и санкт-петербуржская хоральная раввина Менахема-Мендла Певзнера – союзники Марьиной Рощи, а не ее филиалы. Вряд ли случайны утверждения, что именно Коган был единственным, кто голосовал против избрания рава Лазара Главным раввином России в ходе создания ФЕОР.

При этом рав Берл остаётся не только наиболее финансово состоятельным, но и единственным раввином страны, имеющим допуск в Кремль, хотя влияние его отнюдь не безгранично даже в российском ХАБАДе. Вне его контроля долго оставались опирающиеся на международные и российские фонды благотворительные организации, крупнейшей из которых является ХАМА, такие структуры, как издательство «Гешарим» Михаила Гринберга и Институт изучения иудаизма покойного рава Адина Штейнзальца. Раву Лазару долго не подчинялся и ряд авторитетных раввинов, самый известный из которых — принципиально находящийся вне политики глава общины «Даркей-Шалом» Довид Карпов, но значительное ослабление Российского еврейского конгресса заставило и его общину присоединиться к ФЕОР.

Ещё больше проблем возникло у рава Берла при попытке установить «кто в доме хозяин» на постсоветском пространстве. В Казахстане, на территории которого долго доминировал в еврейской жизни экс-глава Евро-Азиатского еврейского конгресса Александр Машкевич, он потерпел поражение. На Украине наиболее влиятелен среди хасидов раввин Шмуэль Каменецкий, опирающийся на влиятельную группу днепропетровских олигархов. Попытка заменить в Киеве ставленником Лазара главного раввина Украины рава Блайха, поддерживаемого олигархом Вадимом Рабиновичем, потерпела неудачу, как и попытка избрать второго главного раввина этой страны по российской схеме.

В борьбе с распространением в постсоветском ХАБАДе влияния рава Берла, ряд хасидских раввинов вступил в негласный альянс с миснагидами, а в некоторых местах и с реформистами – явление немыслимое для хасидского мира, хотя и соответствующее духу учения Шнеерсона о еврейском единстве... Однако, хотя рав Берл не контролирует еврейскую жизнь России и даже в российском ХАБАДе не является единовластным лидером, он возглавляет одно из наиболее преуспевающих объединений ХАБАДа в мире. Влияния, которым его группа пользуется на «севен севенти», всемирной ассамблее посланников Ребе, в своё время оказалось достаточно, чтобы изгнать с этого форума не подчиняющегося ему главного раввина Казахстана – знаковый сигнал для тех, кто гадает, каким будет ХАБАД в будущем.

Козырными картами рава Берла в Большой Игре за пост Любавического Ребе являются география и Российская Государственная Библиотека. По воле случая смоленское местечко Любавичи — единственный исторический хасидский центр на территории России. Святые места ХАБАДа — в России, а главный хасид России – рав Берл. Вторым неубиенным козырем раввина Лазара является библиотека Шнеерсона. Мало кто знает, с чем связана борьба, которую с начала 90-х годов вели за её возвращение любавические хасиды. При этом сама по себе библиотека особой уникальностью, по мнению квалифицированных экспертов, не обладает и ценность представляет исключительно для последователей Ребе Шнеерсона, так же, как личные вещи Элвиса Пресли и Мэрилин Монро для их поклонников.

Возвращение её душеприказчикам (прямых наследников у Ребе нет), требовало пересмотра российского законодательства и могло послужить прецедентом, открывающим дорогу для пересмотра принадлежности архивно-библиотечных и музейных коллекций страны, что не вызывало оптимизма в академических кругах России. Для ХАБАДа вопрос возвращения её был важен, во-первых, потому, что одной из последних задач, которую умиравший Ребе поставил своим посланникам в России, была задача вернуть эти книги. Во-вторых, возвращение книг имеет прямое отношение к установлению того, что покойный Ребе – Спаситель, Машиах.

Не пытаясь воспроизвести спорные теологические построения последователей и противников этой идеи, скажем лишь, что идея о том, что последний Ребе – Спаситель, стала для многих его приверженцев единственным объяснением того, как мог уйти из жизни человек, которого они обожествляли. При этом, согласно традиции, Машиах должен быть не только вождём еврейского народа и его царём, но и полководцем, выигравшим войну за его спасение. Вождём, как духовным, так и светским, Ребе для своих последователей несомненно был, однако военачальником не был никогда, хотя человеком был несомненно более, чем выдающимся, что автор, встречавшийся с ним лично и имеющий историю семейных отношений с ним, тянущуюся с дореволюционных времён, готов засвидетельствовать.

Указанное противоречие религиозные авторитеты разрешили, призвав считать выигранной им войной войну с советской властью, которая изгнала Ребе с его родины и преследовала хасидов, окончательной же победой в этой войне – возвращение библиотеки Шнеерсона ХАБАДу. О том, каким авторитетом будет пользоваться хасидский руководитель, которому удастся вернуть книги, в этом движении, не говоря уже о его влиянии на фанатиков-машихистов – не стоит и говорить. Умолчим и о финансовой составляющей вопроса – книги эти, хоть и не имеют особой научной ценности, для хасидских общин представляют ценность неизмеримо большую.

Неясно было, кому следует отдать или передать во временное хранение книги, ибо исходя из воли самого Шнеерсона, получателями их должны быть отнюдь не марьинорощинские хасиды, но это был особый вопрос, имеющий отношение ко внутренней конкуренции в рядах ХАБАДа. Игра стоила свеч. Вовлечение окружением рава Лазара членов российского правительства и сотрудников президентской администрации в диалог с руководством РГБ свидетельствовало об этом более чем явно, и в конце концов закончилось их победой. Российский президент принял своё соломоново решение, тогдашний министр культуры Мединский взял под козырёк, книги перешли во временное пользование рава Лазара и его людей, но прецедентом, который позволил бы разбарахолить российские архивные, библиотечные и музейные фонды, это не стало.

Рав Берл не идеален. Запад терпит его с трудом, а для многих в российской интеллигенции, составляющей основную массу евреев страны, он «персона нон грата». В политически некорректной, обильной юмористами России его подводит то, что выглядит он не как благообразный духовный лидер, а как «мечта антисемита». Он плохо говорит по-русски, средне – по-английски и допускает массу оплошностей в публичных выступлениях. С начальством он обаятелен, с равными заносчив, с нижестоящими надменен и очень конфликтен. Даже те из олигархов, кто поддерживает его, стараются «не поворачиваться к нему спиной». Все заключаемые им с ними соглашения – временные. Знающие его хорошо говорят, что его слово – ветер в поле.

Многие руководители профессиональных еврейских организаций отказываются от сотрудничества с ним под любым предлогом. Кое-кто из них отказывается даже брать у него деньги – удивительный факт в сегодняшней России. Почти все руководители его системы, не являющиеся выходцами из ХАБАДа – это неудачники, пришедшие к нему после того, как они провалили всё, за что брались. Бесцеремонность, с которой он проводит в Кремле Хануку и каширует кремлёвскую кухню, приводит в ужас тех, кто знаком с правилами игры «евреи и власть», которая в России идёт не одно столетие, заставляя подозревать в нём человека не вполне адекватного. На самом же деле, он более, чем адекватен. Времени. Стране. И себе самому.