Michael Golembesky - Level Zero Heroes. Глава 13.
Я сидел на своем рабочем месте в углу нашего офиса рядом с Джо и смотрел на экран своего монитора. Я просматривал все, что публиковалось на канале mIRC[1] BMG — военном способе обмена мгновенными сообщениями через чаты. У КОЦ 82-й был выделенный канал только для ПОБ. Я пытался следить за тем, что происходило вокруг долины. Я никогда не хотел оставаться в стороне от событий на случай, если что-то вдруг снова всплывет. Я знал, что если пропущу жизненно важную информацию, то могу совершить ошибку, которая будет стоить жизни. Удар А-10 по своим преподал мне наглядный урок на этот счет.
В ТОЦ было тихо. Энди с головой погрузился в свой компьютер и что-то писал. Джо сидел рядом со мной и что-то бормотал себе под нос, стуча указательными пальцами по клавиатуре. Джо и компьютеры не очень хорошо сочетались друг с другом.
— Эй, Джо, я могу чем-нибудь помочь? - спросил я.
— Нет. Просто пытаюсь написать это чертово электронное письмо.
— О, просто нажми control-alt-delete. И все будет в порядке - сказал Джек с соседнего стола. У Джека был тихий голос и вкрадчивые манеры, которые придавали всему, что он говорил, сдержанную серьезность.
— Честно говоря, Джо, я даже не знаю, как ты вообще можешь читать что-то с экрана, когда на нем столько слюней - сказал я, начиная хохотать.
Джо одарил меня ухмылкой. Он был рад ненадолго отвлечься от неприятной задачи заполнения и отправки отчетов в наш MSOC. Но веселый момент прошел так же быстро, как и наступил. Я снова погрузился в журнал значимых событий значимых событий[2] за последние двадцать четыре часа, полученных от специалистов Оперативной группы Профессионал.
С 6 ноября все было довольно тихо. Позже той ночью «Блэк Хок» был обстрелян, когда заходил на посадку на ПОБ «Тодд». На следующий день последовало еще несколько перестрелок и мелких стычек тут и там. Но в целом все выглядело так, как будто обе стороны притормозили, чтобы зализать свои раны. Я мог бы понять почему, если бы отчеты разведки, которые я видел, были точными. Предположительно, в тот день было убито пятьдесят талибов, а также неопределенное количество ранено. Обычно такие цифры казались мне завышенными. В Ираке мы отнеслись к таким сообщениям с некоторым скепсисом. Но здесь все было по-другому. Я случайно наткнулся на то, как мы получаем нашу информацию, и она показалась мне довольно достоверной.
Джо встал и, шаркая ногами, пошел налить себе чашку кофе. Он посмотрел на Джека и спросил:
— Это хороший кофе или говенная дрянь для гостей? – спросил я.
— Просто пей это дерьмо, хиппи.
— Спасибо - сказала я, делая глоток - О. Для гостей. Блевотина.
На вкус он напоминал деготь. Никакой разницы. Но, по крайней мере, в нем был кофеин и он был горячим.
Еще один глоток, и я переключил файлы на своем компьютере и открыл недавний отчет разведки.
Да, информация, которую мы получали здесь, была довольно подробной. Я никогда раньше не встречал такого хорошего материала. Информация обычно поступала из самых разных источников — от информаторов, перехваченных сообщений, советов местных жителей и т.д. Но у Оперативной группы Профессионал было секретное оружие.
Это был афганец, который жил на ПОБ «Тодд», носил белую мужскую одежду и крутую кожаную куртку с меховым воротником. Он выглядел как исламская версия агента КГБ. Холодные темные глаза, резкая линия подбородка, крепкое телосложение — он производил впечатление человека, с которым не хочется связываться, хотя я никогда не видел у него оружия, только сотовый телефон.
Увидев его на базе без сопровождения, стало ясно, что он не местный подрядчик, которого привезли на территорию базы для строительного проекта или откачивать дерьмо. Этот парень был совершенно другим, поэтому я начал расспрашивать о нем окружающих.
Никто не знал его имени, но я узнал, что он работал на афганскую версию ЦРУ, УНБ, Управление национальной безопасности[3]. Он работал непосредственно с капитаном Перри и PRO 6 и снабжал их постоянным потоком информации, которая до сих пор оказывалась удивительно точной.
Я слышал, что после боев 6 ноября он достал свой мобильный телефон, отправил несколько текстовых сообщений, сделал несколько звонков, и к концу ночи у него были имена всех боевиков «Талибана», убитых в тот день.
Впечатляющая вещь, но в то утро мне было очень трудно сосредоточиться. Я не раз ловил себя на том, что мои мысли уплывают в сторону, и заставлял себя вернуться к задаче, напоминая себе о том, что дело не терпит отлагательств. Я сохранял концентрацию, но постепенно мои мысли снова уходили куда-то в сторону. Скука иногда так же опасна, как и враг.
Я поднял глаза и увидел, что Джек смотрит на меня. Джек был одним из руководителей нашего подразделения, бывшим инструктором-разведчиком морской пехоты, за плечами которого две командировки в Ирак и одна в Афганистан. Он был старше большинства других парней, что придавало нам кое-что общее.
С тех пор как я присоединился к команде, я не раз видел, как Джек проверяет других ребят. Будучи одним из руководителей SNCO, он старался заботиться о своих людях.
— Эй, Джек, могу я тебя кое о чем спросить?
— Я тоже. Моя жена - учительница.
— Падчерица. Она только что стала подростком.
— Боже, помилуй тебя - сказал я.
— Ты даже не представляешь - сказал он с улыбкой.
Я отодвинул свой хлипкий складной стул от стола, чтобы оказаться лицом к Джеку.
— Моей девочке два года. У меня есть немного времени, прежде чем мне придется иметь дело с бойфрендами и дизайнерской одеждой.
— Наслаждайся этим, пока можешь, Ски.
Мы оба начали смеяться. Было приятно иметь в команде кого-то, кто был немного старше и у кого тоже была семья. Команда состояла в основном из одиноких парней. Тоска по дому была для них ничуть не меньшей проблемой. Но для тех из нас, у кого были жены и дети, в этом было другое измерение. Брак в чем-то давал большую безопасность, в чем-то можно было больше потерять. Командировки разрушили бесчисленное множество семей, а уровень разводов в сообществе сил специальных операций составлял около 90 процентов. Каждый раз, когда мы выходили за дверь, узы между мужем и женой, отцом и детьми подвергались испытанию и напрягались. Стресс накапливался, и некогда крепкие браки часто распадались из-за повторяющихся трудностей, связанных с нашими частыми командировками.
— Не жди слишком долго, чтобы позвонить - мягко сказал Джек.
На мгновение мы замолчали, затем вернулись к своей работе. Я повернулся лицом к своему компьютеру, уставился на экран и продолжил изучать спутниковые снимки и читать разведывательные отчеты Оперативной группы Профессионал.
Я скучал по Сабрине. я скучал по нашей маленькой девочке Дэвлин. Но я уже проходил через все это раньше, через различные фазы одиночества во время командировки — это была пятая. Я знаю, что я ничего не могу сделать, чтобы помочь ситуации, и беспокойство ничего бы не изменило. Вы учитесь помещать все свои эмоции в лампочку, выключая и включая их одним щелчком выключателя.
Справляться с этим чувством тоски приходилось каждому американцу, сражающемуся за границей. Я видел, как некоторые просто закрывались, вместо того чтобы бороться с этим. Они отказывались от мыслей о доме или потеряли надежду на то, что когда-нибудь вернутся. Другие были подавлены разлукой со своими близкими. Возвращение к ним стало их единственным приоритетом. Миссия, мужчины, братья — все они были подчинены желанию вернуться домой, к идеально выдуманной жизни, которую они создали в своей голове.
Часто то, как воин справлялся с разлукой, определяло, как он сражался в бою. Человек, который верит, что ему есть что терять, сражается подобным образом. Он не будет влезать в авантюры или идти на необдуманный риск. В крайних случаях его братья клеймят его как труса.
С другой стороны, то, что некоторые назвали бы мужеством, оказывается действиями человека, у которого просто нет надежды на будущее. Он потерял всякий шанс вернуться домой и поэтому отдается насилию. Ему все равно, умрет он или нет. Смерть была бы достижением.
Есть те, чей тыл уничтожает их самих. Бой становится проигранным. Леон Юрис написал об этом в «Боевом кличе», когда одному из его морских пехотинцев разбило сердце письмо «Дорогой Джон»[4]. На Гуадалканале он остался, чтобы в одиночку отразить атаку японцев, якобы для того, чтобы спасти свой взвод. В основе его доблести лежала суровая правда о том, что он покончил с собой в бою.
Эта борьба продолжается и сегодня на войне. Оружие меняется, а солдаты - нет. Это заставило меня задуматься, сколько раз мужчина мог рискнуть будущим своих детей, прежде чем он, наконец, спросит себя, стоило ли все это безумие того. И говорили об этом или нет, но мысль о том, что какой-то другой мужчина воспитывает твоих детей, трахает твою жену, была просто чем-то, что ни один мужчина не мог переварить.
Я мог щелкнуть выключателем, но я всегда чувствовал, что мои жена и дочь рядом со мной. Их любовь была постоянным присутствием в моей жизни. Когда было много дел, я мог потерять себя в работе. Даже когда я был ребенком дома, в Левиттауне, я всегда мог медленно избавиться от белого шума жизни и сосредоточить свое внимание на чем-то одном.
Все это было здорово, когда было чем заняться. Но последние несколько дней были довольно тихими. Спутниковый телефон Iridium стоял на полке в нескольких футах от меня в TOЦ. Я мог бы схватить его и связаться с Сабриной за считанные минуты.
Что, черт возьми, я ей скажу? Я не могу поделиться тем, что случилось. Я не хочу лгать. Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать ей все. Но сейчас не время.
Я боялся звонка и в то же время нуждался в тишине как в средстве защиты, чтобы сосредоточиться. Я чувствовал, как внутри меня разгорается война. Стану ли я перестраховываться или вообще потеряю надежду и перестану заботиться о том, выживу я или умру? Любой из этих путей может оказаться фатальным. По лезвию бритвы между ними ходили лучшие воины. Надежда все еще горела в них, но их решимость сдерживала этот огонь. Они никогда не позволяли дому влиять на их решения в бою, и они всегда делали то, что нужно было сделать в пылу сражения, даже если это означало пожертвовать собой, чтобы спасти окружающих. Лучшие делали это без вопросов.
Я видел, что очень немногие парни долго живут на острие этой бритвы, особенно парни с семьями.
Ты сам во все это ввязался. Тебе не обязательно было здесь находиться.
Внезапное чувство вины пронзило меня. Я гордился своим приходом в команду. Теперь я задавался вопросом, не разрушит ли это мою семью.
Не отрывая глаз от мерцающего экрана компьютера, я думал о том времени, когда рассказал Сабрине о возможности присоединиться к MARSOC и наконец-то попасть в Афганистан.
Я был в Ираке, в конце моей четвертой командировки в 2008 году, когда позвонил ей из телефонного трейлера в лагере Аль-Каим. Она жила со своими родителями в Гошене, штат Нью-Йорк, ожидая моего возвращения. Я слышал, как на заднем плане лепетала наша тогда годовалая дочь Девлин, когда я объяснял, что такое MARSOC и что я буду делать, если пойду по этому пути.
— Разве это не опасно? - спросила Сабрина. Я бывал усердно служил[5] в течение шести лет. Она знала о столкновениях со смертельными исходами, которые у нас были в Ираке, и год за годом молча страдала бессонными ночами, боялась утренних новостей и вздрагивала каждый раз, когда звонил телефон.
Это была не ее жизнь. Сабрина сделала это, потому что любила меня. До башен-близнецов мы были бы более склонны присоединиться к акции «Захвати Уолл-стрит»[6], чем к акции «Захвати Афганистан».
Потом я вступил в морскую пехоту, и именно Сабрина заплатила цену за мой идеализм. Мы отказались от нашей жизни в Колорадо. Зарплата рядового первого класса не позволяла оплачивать счета, поэтому мы продали все, и Сабрина вернулась жить к родителям, пока я был за границей.
Я заставил нас отказаться от всего, кроме друг друга, ради дела, в котором она не была уверена. Но она оставалась непоколебимо верной, ее любовь и поддержка никогда не ослабевали.
У каждого человека есть точка перелома, и я знал, что она близка к ней.
— Это опасно? - снова спросила она.
— Да, это может быть опасно - сказал я ей. У меня в голове возник образ ее, свернувшейся калачиком на диване в подвале дома ее родителей, с телефоном в одной руке и бокалом мерло в другой. На ней были бы спортивные штаны и удобная футболка, а Дэвлин играла бы неподалеку. Я слышал ее голос и мог представить себе ее мягкие каштановые глаза и прямые каштановые волосы. Независимо от того, где мы были и что делали, она была для меня домом.
— Что ты делаешь, Майкл? - спросила она - Нам нужно стать семьей.
— Сабрина, это то, что мне нужно. Позволь мне пойти и сделать это, тогда мы сможем вернуться к нашей старой жизни.
Я тоже так думала. Я вступил в армию после 11 сентября, чтобы служить в Афганистане. Я провел четыре командировки везде, кроме этого места. Я должен был сделать это, и MARSOC доставит меня туда.
— Правда? - спросила она с чуть большей надеждой в голосе.
— Да. Я хочу вернуться к тому, чтобы быть нормальным человеком.
— Мы можем вернуть нашу старую жизнь?»
— Да. Я просто хочу сосредоточиться на нашей семье. Быть отцом, быть мужем.
У меня никогда не было отца. Я ни за что не позволил бы Дэвлин расти без него — без меня.
От этих мыслей мне стало еще труднее
— Но сначала мне нужно сделать одну вещь.
А теперь посмотрите, куда завел меня весь этот идеализм. Пять развертываний — я внес свою лепту. Что еще мне оставалось доказывать?
Я выбросил это воспоминание из головы.
Такие воспоминания подобны кислоте для сердца воина. Они сжигают решимость и принятие риска. Я не мог себе этого позволить; слишком много людей зависело от того, чтобы я идеально выполнял свою работу.
И все же я не мог избавиться от этого настроения. Возможно, на меня повлияло не только отсутствие активности. Ранее утром британские дайверы обнаружили тело Бена Шермана, одного из двух утонувших парней, недалеко от первоначального места поисков. Его унесло течением со скоростью пятнадцать узлов, придавило его полным боевым снаряжением и швырнуло в груду затопленных обломков. С большими усилиями британцы освободили его тело и подняли обратно на поверхность. «Черный тюльпан»[7] понес его с ПОБ в Герат, начиная его путь домой.
Пули, мины и бомбы были достаточно опасны. Но здесь, на краю известного мира, было так много скрытых опасностей, так много невидимых ловушек, скрытых в местности и обстоятельствах, что дом казался на расстоянии миллиона миль.
Я не был знаком с Беном Шерманом. Он умер через несколько часов после того, как я приехал. Но я видел, как бойцы его взвода отреагировали на его потерю. Я слышал истории о нем. Он был из тех парней, которые возвышают всех вокруг себя. Он сделал их лучше своей харизмой и примером, который он подавал. Он был одним из тех редких людей, которые, казалось, обладали врожденным благородством. Он прожил свою жизнь ради других и отдал ее, пытаясь спасти тонущего товарища.
Ему был двадцать один год, и он был десантником с тех пор, как три года назад окончил среднюю школу в Плимуте, штат Массачусетс. Дома его беременная жена переживала худшие дни в своей жизни, не зная, будет ли когда-нибудь найден ее муж.
По крайней мере, британцы помогли бы ей и семье Бена успокоиться. Это было немного, но это было все, что кто-либо мог сделать.
Он планировал взять отпуск в середине тура как раз вовремя, чтобы вернуться к рождению своей дочери. Возможно, он был одним из немногих, кто ходил по лезвию бритвы и сохранял равновесие в бою.
Это не принесло ему никакой пользы. В конце концов, хаос и враждебность этого богом забытого места привели к тому, что того покоя, который он обрел внутри себя, оказалось недостаточно, чтобы пережить его. Называйте это судьбой, называйте это как хотите, черт возьми — но оно поднялось и заявило на него права.
Мы можем быть готовы, делать все правильно, но все равно все пойдет наперекосяк. Враг наносит удар. Обстреляна не та цель. Сила реки недооценивается. И каждый раз будут теряться жизни. Историки и диванные аналитики называют это хаосом войны. Клаузевиц называл это трением. Случается непредвиденное. Это просто происходит. Легко увидеть это с их точки зрения, но, когда непредвиденное держит вас под прицелом, как вам удается держаться вместе?
Мой ноутбук пискнул, тихий звук прервал мои грезы наяву. Я снова сосредоточился на экране и увидел, что появилось окно чата. Это было личное mIRC-сообщение от Варварских Огней, от Дэнни.
Птичка приближается. Проводы Шермана через двадцать минут на площадке.
Я рассказал Энди и Джо эту новость. Джо приказал команде бросить все, чем они занимались, надеть камуфляж и отправляться на вертолетную площадку. Пришло время попрощаться с одним из павших. Его любила его семья, любили его братья по воздушно-десантным войскам, и мы хотели бы почтить эту связь нашим уважением. Он собирался стать сержантом всего после трех лет службы в армии, так что он, должно быть, был чертовски хорошим солдатом. Такие люди, как он, заслуживали героических проводов.
Развязка для одной семьи, но дайверы уже вернулись в реку в поисках Брэндона Ислипа, другого пропавшего десантника.
Это еще не конец, ни в коем случае. Черт возьми, это только начало.
[1] mIRC - Microsoft Internet Relay Chat, ранняя система обмена мгновенными сообщениями, в России известна как «Мирка» (прим. переводчика).
[2] В оригинале – SIGACT (Significant Activity).
[3] Управление национальной безопасности (National Directorate of Security) - спецслужба Афганистана, существовавшая в 2002−2021 годах. Выполняла функции обеспечения государственной безопасности, включая ведение разведывательной и контрразведывательной деятельности, борьбу с терроризмом и организованной преступностью. Подчинялась непосредственно президенту и Национальному собранию Афганистана. Имела около тридцати территориальных подразделений по всему Афганистану. Численность персонала варьировалась от 15 000 до 30 000 человек, большей частью прошедших подготовку в Министерстве внутренней безопасности США и учебных центрах НАТО. Прекратила существование в 2021 году после прихода к власти движения «Талибан»
[4] Письмо «Дорогой Джон» (Dear John letter) – письмо военнослужащему от его жены или подруги о том, что их отношения окончены (американский слэнг) (прим. переводчика).
[5] В оригинале «turning and burning», от «turn and burn», усердно и много трудиться (слэнг ВМС США).
[6] «Захвати Уолл-стрит» (англ. Occupy Wall Street, сокр. OWS) — действия гражданского протеста в Нью-Йорке, начавшиеся 17 сентября 2011 года. Цель участников акции — длительный захват улицы Уолл-стрит в финансовом центре Нью-Йорка с целью привлечения общественного внимания к «преступлениям финансовой элиты» и призыв к структурным изменениям в экономике.
[7] В оригинале - Hero Flight.