Michael Golembesky - Level Zero Heroes. Глава 3.
Калайи-Нау был городом на краю Вечности, последним форпостом «цивилизации» в этой части провинции Бадгис. Сам город кишел мопедами и маленькими пикапами. Толпы людей хлынули на улицы в районе базара, где товары и животные висели на стеллажах перед магазинчиками, работающими в ветхих жестяных хижинах. Здешние афганцы строили свои жилища из всего, что было под рукой, что превратило город в шахматную доску из кирпичных зданий, глинобитных хижин, контейнеров[1] и этих металлических лачуг.
Взлетно-посадочная полоса выглядела так, словно современные технологии превратили ее в кладбище слонов. Остовы самолетов лежали в тальковой пыли разрушенными фрагментами. Тут и там стойки шасси торчали из обломков, как алюминиевые бивни. Ободранные остовы авиалайнеров валялись повсюду, все полезные части давно были вывезены. Я видел только один неповрежденный самолет — одинокий винтовой самолет, стоявший в дальнем конце взлетно-посадочной полосы.
Запустение на горизонте только усиливало дискомфорт и чувство уныния, которые вселяло в меня это место. Скоро мы отправимся на север, оставив позади этот последний аванпост «современного» человека, чтобы отправиться в путешествие по обширному и практически неизведанному ландшафту.
Наш день начался плохо, и становился только хуже. Наши афганские водители грузовиков, очевидно, думали, что это самое северное, куда они направлялись. Когда они узнали, что мы едем прямо в BMG, они наотрез отказались ехать. Лейтенант Уайт провел большую часть утра в перебранках с ними, напоминая, что по контракту они должны ехать в Бала Мургаб. Им не заплатят до тех пор, пока они не доставят наше снаряжение в BMG. Наконец, они неохотно согласились продолжить работу с нами.
Когда мятеж был подавлен, Энди отправил нас со Стромом сопроводить дальнобойщиков на местную заправку, чтобы они могли долить бензин в баки перед предстоящей поездкой. Но когда они заправились, афганцы отказались платить за бензин. В их контракте конкретно указывалось, что транспортная компания покроет эти расходы, но это не имело значения. Возникла еще одна заминка, когда лейтенант Уайт попытался заставить их придерживаться контракта.
Тупиковая ситуация затягивалась, пока мы несли охранение на оживленных улицах центра Калайи-Нау. Постепенно вокруг нас начала собираться толпа. Мы со Стромом осматривали людей в поисках оружия, и наше беспокойство росло по мере того, как увеличивался размер толпы.
— Чувак - сказал Стром - Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери.
Талибы в городе были известны своими нападениями на испанскую базу, которая находилась всего в квартале отсюда, рядом со зданием губернатора Бадгиса. Стены провинциальной группы по восстановлению были высотой в пятнадцать футов, и над ними испанцы натянули сети, чтобы ловить или отклонять гранаты, которые проезжающие талибы бросали с мотоциклов. И вот мы здесь, привлекая к себе слишком много внимания при очень малой огневой мощи.
Лейтенант, наконец, тоже заметил толпу. Единственный путь развития событий был в том, чтобы снизить стоимость бензина. Используя казенные наличные, он расплатился, и афганские водители просочились на заправку. К тому времени, когда они наконец закончили, было уже далеко за полдень. Мы вернулись на испанскую базу, высадив афганских дальнобойщиков на свалке у взлетно-посадочной полосы, а затем направились обратно в чашу пыли[2].
К тому времени, когда мы вернулись, было уже слишком поздно, чтобы продолжать наше путешествие. Мы провели еще одну ночь в этой чаше, снова спали в грязи, кашляя и хрипя всю ночь, пока нас не разбудил предрассветный будильник.
Когда солнце поднялось над восточными холмами, мы оседлали лошадей, выведя машины на взлетно-посадочную полосу, и отправились на север. С этого момента мы были бы предоставлены сами себе. Больше не было ни заправочных станций, ни баз, ни больших городов, просто постепенно становившаяся все более примитивной дорога, которая тянулась по обширной и древней земле.
Мы проехали через базар на окраине Калайи-Нау по единственному маршруту, ведущему на север, который привел нас к развилке. Правая дорога вела к небольшому аванпосту[3] «Мокур», принадлежащему 82-й воздушно-десантной. Если повернуть налево, то попадешь в BMG.
Хотя было еще рано, улицы Калайи-Нау были полны людей. Они наблюдали, как мы катили по базару в необычном для большой колонны направлении. На этом перекрестке любой наблюдающий за нами талиб понял бы, что мы не собираемся снабжать аванпост за пределами города. Они бы точно поняли, что мы едем до самой ПОБ «Тодд». Легкая добыча.
— Что ж, это чертовски круто - пробормотал я, глядя на людей, наблюдавших за нами, когда колонна свернула на левую развилку дороги.
— Да - сказал Стром - Они точно знают, куда мы сейчас направляемся. Без сомнения.
Не то чтобы враг впереди не заметил бы нас. Все эти «хаммеры», внедорожники GMV и гигантские грузовики российского производства поднимали огромное облако пыли, которое было видно за много миль. У них было бы достаточно времени, чтобы подготовить засаду, особенно если бы мы двигались так же медленно, как в наш первый день выезда из Герата.
Предстоящая дорога оказалась лучше, чем мы могли ожидать. Несмотря на узость, в долине Калайи-Нау по ней было относительно хорошо ехать. Как только нам предстоит добраться до холмов на северной стороне, нам придется ехать медленнее и найти ровное место, чтобы разместиться на ночь.
Все утро мы огибали сухое русло реки, наши стрелки были настороже, все вертели головами в поисках любых признаков засады. Последняя проходившая колонна была обстреляна сразу за крайним кишлаком на северном конце долины. Казалось логичным, что ячейка в этом районе захочет действовать против нас, и поскольку они наверняка были предупреждены о нашем отъезде, мы ожидали драки.
Я отправил запрос перед вылетом из Герата, но не знал, получил ли он поддержку, пока офицер авиации SOTF не связался с Энди по спутниковой связи, чтобы сообщить нам, что примерно через час над нами будет бомбардировщик B-1 Lancer[4] для поддержки нашего передвижения через район предполагаемой засады.
Я взялся за свой пулемет, снова прокручивая в голове все протоколы связи. Это был мой первый раз, когда я управлял действиями авиации в стране, и я хотел, чтобы все прошло безупречно. Если я потерплю неудачу, люди могут погибнуть. Завоевать доверие команды с этого момента будет невозможно.
Пока мы ехали по извилистому маршруту через долину, я то и дело поглядывал на часы. Мы приближались к месту возможной засады, и я ничего не слышал приближающегося B-1 Lancer.
Энди оглянулся на меня и спросил:
— Ладно. Дай мне знать, когда выйдешь на связь, чтобы я мог сообщить в SOTF.
Я взглянул на свою рацию PRC-117[5]. Эта штука выглядела как нечто среднее между CB-радиоприемником[6] и патронным ящиком. Хотя мой радиоприемник был выкрашен в оливково-серый цвет, в тот момент он был настолько покрыт афганской пылью, что казался почти горчичного цвета.
Я провел рукой по его поверхности, отчего в воздух взметнулся коричневый порошок. Настройка частоты была правильной. УКВ/УВЧ антенна была плотно подсоединена к базе. Там нет никаких проблем.
Я снова беспокойно взглянул на часы. В этом нет никаких сомнений: бомбардировщик должен быть над головой.
— Любая станция, это Ореол 1-4, на Белом 0-5, проверка радиосвязи, прием? - сказал я в свою гарнитуру.
— Любая станция, это Ореол 1-4, на Белом 0-5, проверка радиосвязи, прием? - повторил я.
Энди снова оглянулся на меня. Я покачал головой.
Кишлак в конце долины становился все ближе. Нам нужна была птичка.
— Любая станция, это Ореол 1-4, на Белом 0-5, проверка радиосвязи, прием.
Секундой позже сквозь шум большого дизельного двигателя нашего GMV послышался чей-то голос.
— Это Ореол 1-4, Альфа. Слышу вас громко и четко, прием.
Я сразу узнал этот голос. За четыре машины перед нами ехал Джон, еще один морской пехотинец огневой поддержки, прикрепленный к нашей команде. Он был чем-то вроде младшего ученика ПАН, назначенного в команду, чтобы набраться опыта, прежде чем он пойдет в официальную школу, как это было у меня.
По крайней мере, теперь, после проверки радиосвязи с ним, я знал, что моя рация исправна.
Я снял наушники и навострил уши. И действительно, сквозь шум конвоя я мог слышать реактивные двигатели над головой. Наш B-1 Lancer, позывной Кость, был на месте, но по какой-то причине я не смог с ним поговорить. Если бы талибы напали на нас сейчас, он был бы бесполезен. Без связи со мной не было никакой возможности сообщить им, куда сбрасывать бомбы, как атаковать или даже где находится враг.
Небо над головой было серым и уродливым. Сплошная облачность. Где-то над слоем облаков маячил бомбардировщик.
— Скай, у тебя уже есть связь? - снова спросил Энди.
— Отрицательно, Энди - я постарался, чтобы в моем голосе не прозвучало разочарования, когда я ответил - Я слышу их над головой, но по радио они не доступны.
Сохраняй спокойствие. Разберись с этим, Ски.
Напряжение росло. Я снова вышел на Белый 0-5, назначенную мне частоту, но безрезультатно. Если бы на нас сейчас напали и люди пострадали, а я не смог бы направить этот бомбардировщик ни на какие цели, я бы чувствовал себя хуже, чем бесполезным. Я бы чувствовал себя ответственным.
Я уже собирался снова вызвать борт по Белому 0-5, когда внезапно ожил динамик, установленный внутри грузовика.
— Ореол1-4, это Кость1-1, проверка связи закончена.
Динамик был подключен к одному из установленных на грузовике радиоприемников. Голос доносился не через мои наушники. В мгновение ока это дошло до меня.
— Эй, Флойд? – спросил я нашего водителя - На какой частоте это радио?
Флойд назвал мне командную частоту, и я посмотрел на свой PRC-117, смахнул еще полдюйма скопившейся пыли и переключил частоты.
— Кость 1-1, это Ореол 1-4. Понял, приём и слышимость отличные[7].
Облегчение захлестнуло меня, когда я услышал ответ пилота.
— Вас понял, Ореол, аналогично. Скажите, когда будете готовы к регистрации.
Моя работа как передового авианаводчика заключалась в том, чтобы сообщать пилотам о ситуации на земле. У нас была строгая процедура, которая устанавливала все, что необходимо знать. Я тщательно просмотрел их все вместе с экипажем B-1. К тому времени, как я закончил, мы уже подъезжали к северному концу долины. Еще несколько километров, и мы добрались бы до места последнего нападения.
Если бы что-то действительно пошло не так, я бы не смог просмотреть видеопоток с датчика Кости из-за погоды. В ясный день я мог подключиться к системам инфракрасных камер самолета и увидеть именно то, что видели пилоты. Думайте об этом как о версии Skype для воздушных и наземных боев между камерой в небе и экраном моего компьютера в грузовике. Эта способность делает сброс бомб в нужном месте значительно проще и точнее, чем когда-либо в нашей истории.
Какими бы великолепными ни были наши технологии, мать-природа все равно могла сунуть палки в колеса[8]. Если бы нас действительно атаковали, из-за облачного покрова мне пришлось бы формировать координаты с моей точки зрения и передать их самолету.
Еще один кишлак перед местом засады. Это было всего лишь небольшое скопление глинобитных хижин, сгрудившихся вокруг источника воды. Люди выглядели еще более обнищавшими и отчаявшимися, чем все, кого мы видели до сих пор. Когда они услышали, что мы приближаемся, некоторые из них вышли посмотреть на нас. Они разинули рты от изумления, напомнив нам, что подразделения коалиции ISAF просто так не выходили, даже после девяти лет войны.
B-1 Lancer изначально разрабатывался как стратегический бомбардировщик в последние годы холодной войны. Теперь, вместо того чтобы бомбить советские города, эти огромные птицы с крыльями изменяемой стреловидности стартовали с авиабазы Эль-Удейд[9] в Катаре и могли бы часами висеть над головой. Это было огромным преимуществом для нас в этом районе, поскольку мы находились так далеко от авиабаз Коалиции, что вертолетная поддержка просто была недоступна. А у быстроходных самолетов, таких как истребители-бомбардировщики F-18[10] и F-16[11], было ограничено количество топлива, и они могли бы провести над землей лишь короткое время, прежде чем потребуется дозаправка в воздухе.
Мы миновали последнюю глинобитную хижину, приземистую и уродливую, стоявшую рядом с пересохшим руслом реки. По двору бродило несколько животных. Пара цыплят, тощая, взъерошенная коза. Они составляли все материальное имущество этой семьи.
Мы ехали дальше, теперь уже с повышенной бдительностью. Бесконечный доисторический ландшафт простирался во все стороны. Я сидел за своим M240, покрытый пылью, и смотрел на свой сектор, пока мы ползли по узкой дороге на север. У меня болела задница. Спина затекла. Моя открытая кожа покрылась слоями пота и пыли, и я стал похож на коричневое привидение. Даже мои ресницы были в пыли.
Я поправил свой шемах, но попытки уберечь рот от пыли оказались безнадежным делом. Вкус у Афганистана отвратительный, как будто тебя только что бросили лицом вниз в песочницу, построенную на вершине свалки. Позади меня Уилл большую часть дня молчал. Энди вел себя также, редко пользовался радио и мало разговаривал. Какими бы усталыми и окоченевшими мы ни были, я чувствовал, как напряжение медленно нарастает по мере того, как мы приближаемся к последнему кишлаку в долине, где произошла засада.
Вдалеке показался кишлак. Это напомнило мне рисунки, которые я видел в иллюстрированной версии Ветхого Завета. Когда мы проезжали мимо, люди выглядели еще более оборванными и жалкими. Мужчины и дети, одежда которых была испещрена дырами и заплатами, были немытыми и изможденными. Я почти уверен, что видел Моисея, стоящего в дверях глинобитного дома. Еда здесь была единственным приоритетом, и эти люди были выброшены во враждебную пустошь в силу обстоятельств, сложившихся несколько поколений назад. Можно было только догадываться, как они здесь обосновались, но они пытались построить жизнь в складках этого пустынного места. Единственный источник воды, немногим больше журчащего ручья, поддерживал здесь жизнь. Ключевым моментом было постоянство. Они влачили существование, которое большинство людей в современную эпоху сочли бы невыносимым, грань между выживанием и голодной смертью была тонкой, как бритва. Один неурожай, вспышка болезни среди деревенских коз и кур, и люди умрут.
Мы проехали мимо, и люди возле своих глинобитных жилищ уставились на нас так, словно мы были чем-то за гранью понимания. Нет электричества. Нет водопровода. Вообще никакой инфраструктуры. Сотовые телефоны казались чем-то вроде черной магии или волшебной палочки. Телевидение? Там не было места, чтобы подключить его к розетке. Ни в одном доме не было ни машины, ни генератора.
Я увидел мальчика, его лицо было перепачкано грязью. Как и у нас, в его волосах было полно грязи. Он посмотрел на меня с опустошенным выражением лица, старая душа, заключенная в детском теле, состарившаяся в этом неумолимом месте. Это был взгляд ребенка, у которого не было ни будущего, ни надежды.
Мы проехали мимо него, и я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Когда я снова перевел взгляд вперед, то увидел за последними хижинами песочного цвета почти вертикальную стену массивных холмов. Один ряд за другим, как волны цунами. Думаю, именно тогда меня поразил весь масштаб Афганистана.
Эти люди находились в состоянии войны с окружающим миром. Надежды не было никакой. Не было ничего, кроме ежедневной борьбы за выживание, которую они проигрывали так часто, что больше не ценили человеческую жизнь. Козы были важнее своих женщин. А если ребенок умирал, это означало, что на один рот, который нужно было кормить, стало меньше.
Америка развязала здесь войну после 11 сентября, чтобы уничтожить «Аль-Каиду». Цели войны эволюционировали и росли. Главной целью стало не дать талибам вновь установить режим религиозного террора в отношении этих людей. Спасение их от этого ужасного существования, усугубляемого бедностью и коррупцией их собственного правительства, казалось благородной целью. Но как мы, американцы, должны были этого добиться? Когда мы покидали кишлак, окутанный нашим пыльным следом, я задался вопросом, а не превысили ли мы свои возможности? Как может одна нация исправить другую, которая была настолько сильно разрушена, что люди в 2009 году все еще жили так, как жили их предки, когда Александр Македонский вторгся на их землю?
Благородное усилие. Я подумал об этом ребенке и задался вопросом, могу ли я хотя бы помочь дать ему надежду.
В двух километрах к северу от кишлака мы не встретили никаких признаков присутствия врага. Кость связался со мной, сказав, что их снимают со дежурства и направляют для поддержки сил, находящихся в огневом в контакте с противником, который вспыхнул на аванпосте «Мокур». С этого момента у нас не было бы ангела наверху.
Вскоре после того, как самолет улетел, мы достигли подножия первого крутого холма, обрамлявшего конец долины. Дорога сужалась и так круто поднималась по склону холма, что у афганских дальнобойщиков просто не хватало лошадиных сил, чтобы добраться до вершины. Внезапно, добившись хорошего прогресса в течение всего дня, мы остановились. Это было все равно что стоять в конце переулка и смотреть на стену небоскреба.
Чтобы поднять все машины на первый подъем, нам пришлось воспользоваться лебедкой на эвакуационной машине 82-й воздушно-десантной дивизии. Десантники поставили его на вершине массивного холма и спустили стальной трос к первому грузовику российского производства. Прикрепив его к раме грузовика, автомобиль с помощью лебедки поднимали вверх по склону - бесконечно медленный процесс, который афганские водители делали еще медленнее. Они не спешили идти дальше на север, поэтому тянули время и максимально усложняли нам задачу. Надеясь, что мы пересмотрим наш план и вернемся.
Мы перевели наши грузовики с оружием на вершину холма, прикрывая солдат, пока они поднимали каждый грузовик лебедкой примерно на двести футов над дном долины. Тянулись минуты, затем прошли часы. День клонился к вечеру, а до вершины еще не добралась и половина грузовиков.
Примерно тогда мы поняли, что за нами наблюдают.
— У нас движение - крикнул кто-то на командной частоте.
Поступило еще несколько сообщений. Было замечено, как несколько голов высунулись из-за складок местности к востоку от нас. Мы были на приличном расстоянии — примерно в трех километрах — от того последнего кишлака.
Мы не видели никакого оружия, поэтому не могли вступить с ними в бой. Конечно, какова была вероятность того, что кто-то из жителей кишлака решил подняться в горы и осмотреть достопримечательности? Ноль.
Мы закончили поднимать последние грузовики на холм и присоединились к колонне на вершине. Дорога отсюда шла прямо вдоль остроконечного хребта. По обе стороны от обочины дорога обрывалась в пропасть с отвесными скалами. Если бы один из этих афганских водителей был под кайфом, то из-за одной небрежной ошибки за рулем они бы прокатились сотни футов до подножия внизу.
Собравшись вновь, мы начали медленно двигаться, когда последние лучи солнца скрылись за далеким горным хребтом. Сопровождающие нас туристы продолжали играть в луговых собачек[12] на гребне холма примерно в восьмистах метрах от нас. Пэт переместил свой миниган на правую сторону колонны и навел оружие на гребень. Если бы они вообще показали какое-нибудь оружие, он был бы готов к этому.
Умные талибы стараются оставлять одну или две складки местности между собой и своими целями, чтобы быть уверенными, что американцы, которых они атакуют, не смогут атаковать их собственные позиции. Ущелье между нами и этими выскакивающими головами прекрасно выполняло эту функцию. Это действительно начинало дурно пахнуть. Волосы у меня на затылке встали дыбом, и чувство пустоты наполнило мой желудок.
— Высунем член наружу и будем ждать, пока по нему ударят - пробормотал Стром. За весь день я не слышал от него ни слова. Его разочарование отражало мое собственное. Мы были легкой добычей, только и ждущей, чтобы по нам ударили.
Солнце коснулось вершин холмов, окрасив небо в кроваво-красный цвет, и уступило место ночи. Мы ехали дальше под бдительными взглядами, купаясь в этом багровом сиянии. Большие пальцы каждого легонько постукивают по своему оружию.
[1] В оригинале - conex box (сокращение от Container Express) – универсальный металлический контейнер, используемый в Армии США. Здесь термин используется для обозначения обычных 20- и 40-футовых контейнеров.
[2] Чаша пыли (dust bowl) – термин, обозначающий район пылевых бурь или просто засушливый район.
[3] Combat Outpost (COP) – аванпост, передовой пост охранения.
[4] Рокуэлл B-1 «Лансер» (англ. Rockwell B-1 Lancer — Улан) — американский сверхзвуковой стратегический бомбардировщик с крылом изменяемой стреловидности. Разработан в 1970-80-х годах компанией Rockwell International. Состоит на вооружении Военно-воздушных сил США с 1985 года. Создавался в качестве носителя ядерного оружия для замены B-52, однако в начале 1990-х началось переоборудование самолётов B-1 для оснащения их обычными вооружениями.
[5] AN/PRC-117 - многоканальная носимая модульная сетевая радиостанция, которая охватывает диапазон частот 30-512 МГц.
[6] CB radio (сокр. от citizen’s band, гражданский диапазон) - безлицензионная, доступная всем гражданам радиосвязь на коротких волнах в диапазоне 27 МГц.
[7] В оригинале «five by five» - «на пять баллов». В армейском жаргоне – «слышу и принимаю отлично».
[8] В оригинале «throw a monkey wrench in the works» - дословно «швырнуть разводной ключ в работу», в переносном значении «срывать, мешать, совать палки в колеса».
[9] Авиабаза Эль-Удейд (Al Udeid Air Base)- одна из двух военных баз к юго-западу от Дохи, Катар, также известная как аэропорт Абу Нахла (Abu Nakhlah Airport). На ней размещены Военно-воздушные силы Эмира Катара, Военно-воздушные силы Соединенных Штатов, Королевские военно-воздушные силы и другие иностранные силы. На ней расположены передовой штаб Центрального командования США, штаб-квартира Центрального командования Военно-воздушных сил США, 83-я экспедиционная авиагруппа RAF и 379 авиационное экспедиционное крыло ВВС США.
[10] McDonnell Douglas F/A-18 Hornet - американский палубный истребитель-бомбардировщик и штурмовик, разработанный в 1970-х годах. Является основным боевым самолетом ВМС США.
[11] General Dynamics F-16 Fighting Falcon - американский многофункциональный лёгкий истребитель четвёртого поколения. Разработан в 1974 году компанией General Dynamics. Передан в эксплуатацию в 1978 году. На 2019 год являлся самым распространённым боевым самолётом в мире.
[12] Имеется в виду – высовываться над хребтом холма и прятаться обратно, как это делают луговые собачки.