Встреча с Родиной: история одного вагнеровца. Часть 3.
УДОБНЫЙ ТРУП И ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ
После погибшего Шахты командиром отделения штурмов стал Сельхоз. Сорокалетний еврей, сидевший то ли за кражу, то ли за разбой. Мы ладили быт. Копали себе укрытия, оборудовали наблюдательный пост. В эфире одно и то же: кого-то ранили, кого-то убило, танки мчатся по полям, а я опять ничего не вижу. Классика.
Однажды мы возвращались с «нуля». Перед самым входом в рощу столпились человек 15. Они должны были идти в сторону самых крайних позиций. Мы шли втроем: я, Сельхоз и Али.
— Давайте от них быстрее отойдем, стоят тут толпой, внимание привлекают.
Мы двинули вперед, отойдя от них метров на 100. Когда мы уже были на позиции, услышали, как они толпой идут по лесу. Внезапно взрыв «вога» в толпе, их проводнику Спартаку ранило оба глаза осколками. Али тогда сказал, что я хорошо разбираюсь в военном деле, раз уберег их. В действительности никаким военным гением я не обладал, мне просто хватило ума применить один из главных советов, что давали на Молькино: больше трех не собираться. А еще я сделал вывод, что внезапные приступы паранойи могут быть вовсе не паранойей, а отменно работающей интуицией. На войне полезно быть параноиком.
В трехстах метрах от нас стояло еще одно отделение штурмов. Их командир Керя уже несколько дней ползал по полям, вытаскивая предыдущую группу. Вернее то, что от нее осталось. Ему была поставлена задача вынести тела пятерых двухсотых идиотов, что стояли там перед его заходом. Они начали ловить прилеты, как бешеные лисы носились по всему лесу и выбегали на поле, вместо того, чтобы забиться в свой блиндаж и молиться, что не прилетит прямо в него. На меня по рации выходит Керя:
— Парни, поможете? Двоих осталось вынести на ноль.
— Супер, мы их соберем. Как будет темнеть, я пошлю к вам своего бойца, он проведет безопасной тропой.
Стало смеркаться, и я увидел, как к позиции приближается человек.
— Готовы, у вас-то все готово?
На позиции у Кери собралось все отделение, заварили чифир. Керя обнял меня, хотя мы до этого не были знакомы, решили чифирнуть и выдвигаться. Двухсотые все равно уже никуда не торопятся. Один из мертвецов был целым, просто посечен осколками. Видимо, «вытек». Второй был собран по частям в мешок и завязан в узелок. Такое тоже бывает. Мне передают кругаль, делаю пару глотков — ебать, какой крепкий. Али и Сова делают полегче. Передаю соседу.
— Куда ты, блядь, против часовой, — Керя возмутился.
— Да он не знает, он вольный же, — Сова впрягся за меня.
— Серьезно? Я таких как ты уважаю, мы тут за свободу свою, а ты?
Я не стал углубляться в детали своей идеи. Чифирнули, покурили, можно и в путь. Я выбрал нести того, кто в мешке. Его удобно можно было расположить на плече, привязав мешок к длинной палке, и нести вдвоем. Целого пришлось нести на носилках. К тому же мешок был явно не полный, то есть парня погрузили не всего, а то, что смогли найти.
На «нуле» обстановка не меняется. Афганец кого-то ругает, рации меняют, ставится новая прошивка. Таким образом прошло недели две до момента, когда меня вызвали по рации:
— Тебе надо переместиться, запиши ребус.
— Записал. Когда мне надо там быть?
Смотрю по карте: лес выше моей рощи. Из наших там только одна позиция — расчет АГС. Выхожу по позывному Катлер:
— Можешь из своих сопровода выделить, мы к вам идем.
Мы стали собираться, попрощались с Сельхозом и его командой, с кордистом Шипучкой, с Керей. Не люблю я переезжать. Опять вспомнил свой уютный бомжатник с печкой в Золотаревке. Сельхоз выделил двух бойцов помочь отнести нам вещи на новую позицию. Туда надо было идти через поле, я очень этому удивился, думал у хохлов везде глаза. Но поле было чуть на склоне, мы шли по внутренней стороне, издалека если смотреть, то нас и не видно было. Мы спокойно проходили там в полный рост, ни разу не попав в передрягу по дороге.
Сельхоз погиб в тот же вечер, после того как мы попрощались. Он третий день мучился от боли в спине и решил, возвращаясь с «нуля», зайти к санинструктору за обезболом или мазью. Сельхоз оставил автомат при входе, оперев его на какой-то куст, взял мазь. Затем он вернулся за оружием и, взяв его за дуло и потянув на себя, выпустил очередь себе в голову. Оказалось, его автомат не стоял на предохранителе, а спусковой крючок зацепился за кустарник. Тело Сельхоза увезли, а часть мозга так и осталась лежать на земле перед входом в санчасть. Позже его утащила какая-то псина. Начинаю напрягаться. Кажется, что за мной тянется какая-то смертоносная аура.
САПОГИ МЕРТВЕЦА
На новой позиции было спокойно. Туда редко накладывали минометы, мавики не долетали из-за работы РЭБ, а наличие там отделения штурмов 10-го отряда само собой решало вопрос с ночной фишкой. Я познакомился с Катлером. Мерзкий тип, эталонный еврей-интриган. Он мог мило беседовать с тобой весь день, за глаза обвиняя кого-то в трусости или хитровыебанности, а позже на «нуле» общаться с кем-то в том же ключе уже о тебе.
Я сразу решил максимально дистанцироваться от него, становилось буквально физически противно, будто влез рукой в кучу дерьма, когда он приходил с какой-то очередной охуительной историей. Многим позже, в Соледаре, он в силу своего подхалимства и желания выслужиться выпросил у командира взвода АГС возможность уйти с передка шестерить в штаб. Он готовил еду командиру, подметал и убирал мусор. Катлер всегда начинал стесняться, когда я приходил в штаб по своим делам и всем видом пытался показать, что его запихнули сюда против его воли и что он рвется обратно в бой.
Сгубила Катлера пагубная тяга к алкоголю. Находясь на положении кайфарика, имея возможность весь день смотреть фильмы с флешки и лишь изредка напрягать зад, когда надо было сварить суп с овощами и тушенкой, он не оценил это должным образом. Катлер где-то нашел бутылку водки и опустошил. Запах перегара учуял командир, лишив его возможности смотреть DVD и метать ему харчи. Катлера вернули обратно на передок, в штурмовой взвод, где он, во время очередного обстрела, словил осколок и откис. Совсем не жаль.
Помимо мерзкого Катлера, я познакомился и с более приятным персонажем — командиром отделения штурмов 10-го отряда с позывным Гарвард. Он был зэком и бывшим военным. Гарварду было лет 50, как и я с Ростовской области. Мы сразу поладили. Как только мы к ним пришли, он сказал:
— Пацаны, чтоб вам себе блиндаж не копать, мы вам свой старый отдадим. Мы завтра в новый переезжаем, а вы тогда в наш прыгайте. А сегодня вон в кустах в палатке переночуйте, там не холодно.
Вот это уже дело. Копать я ненавидел. Кстати Катлеру он свой блиндаж даже не предлагал. Тот у всех вызывал одинаковое чувство, кроме тех, кому лизал. На новой позиции жил и верхолаз Весимир. Он узнал меня, и мы неплохо потом общались и даже дружили.
Блиндаж был просторный, нам троим подходил идеально. Бревенчатая крыша, с пленкой от протекания. Начинался сезон дождей, поэтому это было как раз кстати. Не было печки, но это не беда, ведь у нас есть отличный печник Сова. Надо было только метнуться в Золотаревку за материалами. И сделать это так, чтобы Катлер потом не распиздел, потому что покидать позиции без приказа было нельзя. Я решил пойти к нему:
— Сначала найти надо, пойдешь?
— Тогда я пойду с Совой. С меня варенье тебе.
Он все правильно понял, а я все правильно донес. День был тихий, обстрелы передка почти не велись. Я оставил Али рацию, подробно все ему рассказал. Если надо будет работать, поможет Весимир, который тоже был птурщиком.
До Золотаревки от нашей позиции идти было меньше километра вдоль леса. Мы дошли до старых друзей, Рэджа и его команды. Они сказали, что есть подвал чуть ниже по улице справа, там есть варенье. Доходим, берем быстро варенье, Сова выдрал откуда-то металлический ящик из тонкого железа, говорит, что это будет наша печка. А поддувало он топором выбьет. С нами шли два человека из отделения Гарварда в качестве помощи. Идем назад, «награбленное» катим на тележке. Встречаем ахматовца:
Пока мы возились с сапогами и привязывали их к телеге Берта, один из людей Гарварда, сказал, что не хочет нас ждать и пойдет вперед один. Через полминуты раздался выход, и мина прилетела в то место, где он как раз проходил. В том же месте в ряд стояли три ТМ-62 (советская противотанковая мина — ред.) и лежало пять метров провода от Змей Горыныча (самоходная реактивная установка разминирования УР-77 — ред.), заботливо кем-то оставленные.
Бахнуло так, что я перелетел через тележку вместе с сапогами. Берт лежал в 20 метрах от того места, где был во время прилета. Головы и руки у него не было. Вышли на Гарварда по рации, доложили обстановку. Он попросил отнести Берта командиру. Пришлось тащить его на тележке. Погрузили его туда еле-еле, так как все тело внутри было как желе. Не знаю почему, но в тот момент вспомнил песню «Короля и Шута» «Сапоги мертвеца». Если бы этот ахматовец не попался нам со своими сапогами, я бы это не написал.
Печку к вечеру Сова сделал. Варенье Катлеру отдано, можно не переживать, что будет трепаться о нашем походе. В блиндаже было тепло, иногда даже жарко. И сапоги к плохой погоде пришлись как нельзя кстати.
НА ПЕРЕДКЕ ЧИСТЫХ НЕ БЫВАЕТ
Середина-конец ноября. Земля имеет три агрегатных состояния: грязь, пластилин и каток. Один раз в такую ледяную погоду мы три часа шли на «нуль» вместо обычных 30 минут. Падали раз по пять, как коровы на льду.
Я давно смирился с отсутствием душа, месяц не видел своего лица в зеркале. Вечерняя обтирка влажными салфетками заменяла нам баню. На НПЗ был оборудован душ, как нам говорили, но ввиду отсутствия ротаций нас туда не возили.
Моя огневая позиция — холм три метра высотой, в чистом поле. Рискованно, даже очень, потому что нет никакой маскировки в виде деревьев. Но это самая высокая точка, выше только лезть на сосны. С нее лежа ведем наблюдение, докладываем, если слышим выхода со стороны хохлов. Афганец очень удивился, когда увидел, где стою, и сказал, что я уже «настоящий муджахид». Пару раз корректировал арту. На практике учишься быстро, поэтому разрыв от цели я практически на глаз определял очень быстро.
Фронт не двигался. С тех пор, как мы заняли рощу в низине, хохлы смирились с тем, что выбить оттуда штурмовиков не получится. Атаковать пехотой они даже не пробовали, лишь методично, в порядке дежурных целей, каждый день долбили по передовым позициям. Было опасно спокойно. Редкие раненые появлялись в результате собственной халатности и пренебрежительного отношения к мерам безопасности. Не хочешь в грязь падать при прилете? Лови осколок. Думаешь, что лучше пойдешь там, где чище, вместо натоптанной тропы? Вот ты уже без ноги, корчишься от боли, подорвавшись на мине. Война учит основательно, но плату за обучение берет высокую.
Рядом с моей позицией, в 50-ти метрах, было два окопа. Там жил расчет ПЗРК, так как в районе Белогоровки начали слишком активно работать вражеские вертолеты. Я очень надеялся увидеть, как они работают по воздушной цели, но увы. Все они были очень приятными парнями, постоянно гоняли чаи, в мороз прятались у них от ветра. В окопе у них был газовый баллон объемом литров 10. В холодную погоду мы накрывали вход одеялом и грелись около горящей конфорки.
Дни превращались в рутину, и время от этого ускорялось. Али активно проявлял интерес к орудию, я обещал ему, что при первой возможности дам ему выстрелить. Сова был больше по хозяйству. Он мог приготовить ужин из содержимого сухпая, заготавливал дрова на ночь и прибирал в блиндаже.
Симбиоз у нас был идеальный, мы вообще не конфликтовали. Часто общались о доме, о любовных делах. Я рассказывал, как ссорился и мирился с женой, уезжал из дома, потом возвращался. Сова многозначительно молчал, потом выдал философскую фразу: «Любовь — это боль». Мы с Али переглянулись и засмеялись в голос. Глубокие мысли Совы всегда очень смешно звучали. Как-то он произнес очередную фразу, смысл которой я так до сих пор и не понял:
— Кто-то желает, а мы уже мечтаем.
— А смысл-то в чем? Желаю и мечтаю — это же синонимы, ты в них какую разницу видишь?
— Не, я вот так думаю, что это правильно.
Однажды по рации кто-то из штурмов доложил о том, что к их позиции идет корова. После непродолжительного молчания из штаба иронично спросили, нужна ли им поддержка с воздуха или они справятся сами. В эфир ворвался афганец, сказал убить ее и разделать, будет мясо на всех. Домашний скот, шатающийся по округе, был не редким явлением на этой войне. Хозяева спешно покидали жилье, уезжали кто куда, и до живности дела никому не было. Часто коровы просто шатались по полям, наступали на мины и умирали. Вечером на «нуле» мне дали килограмма два говяжьего мяса, оно было свежим, даже пахло молоком. Краем уха слышал, как переговаривались между собой двое бойцов:
— Я тебе говорю, эта корова там не просто так появилась. Ее хохлы специально к нам отправили.
— Вот ты дичь! Как это зачем? Мины проверяют!
Коровы-диверсанты. Это что-то новенькое.
Утром мы с Гарвардом сделали плов из того, что было в большом украинском горшочке для печки. На вкус было так себе, но есть сухпаевскую тушенку порядком надоело, а тут настоящее мясо. Уже похолодало, и Гарвард подогнал мне армейский бушлат. Для дежурства на позиции вещь подходила идеально, так как бушлат не продували ветра, и он был достаточно влагостойким.
Все мы были к тому времени уже слеплены из грязи. Воняли, постоянно курили сигареты, что нам давали на «нуле». Я не знаю, откуда нам их привозили. Сигареты всегда были сырыми, и пока не просушишь их у печки — курить невозможно.
Был случай, когда к нам на позицию пришли NPC из Call of Duty. Ну, по крайней мере я так их назвал. Четверо бойцов, чистые, запакованные так, что казалось, они нацепили на себя и свои автоматы вообще весь тюнинг, что только есть на рынке. Они представились бойцами ЧВК «Патриот», пришли выбирать позицию для «корнета», чтобы жечь технику в районе Белогоровки.
Я там часто движение видел, но мой древний «фагот» туда не доставал. Пару раз докладывал в штаб, что техника хохлов там катается, мне сказали туда не наблюдать, так как это не наше приоритетное направление. Там и без нас разберутся. А техника хохлов как каталась, так и продолжала это делать.
Я показал им, где и что видел. Они обещали вернуться с «корнетом» и даже дать мне пальнуть с него. Но больше я их не видел. Странные какие-то. Приехали из города на войну, на один день. Рисанулись красивыми шмотками, автоматами с коллиматорами, и вернулись обратно в Лисичанск. Я бы так тоже хотел. А еще больше я хотел бы в душ на НПЗ, какой уж там город. Вывод после встречи с ними сделал простой: если видите в репортаже военкора чистых солдат, которые выполняют работу на передке, это пиздеж. Не бывает на передке чистых солдат. На передке обитают дикие и грязные орки, которые своим злобным щетинистым оскалом пугают врага, заставляя его бежать и трусливо отстреливаться артой. Но орков такой ерундой не взять. А Мордор если что еще пригонит.
СМЕРТЬ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ
В первых числах декабря командованием была поставлена задача овладеть лесополосой за рощей. Той самой, что мешала мне видеть маршруты хохлячьей техники. Бонусом к занятию лесополки мы должны были на халяву овладеть деревней Верхнекаменское. В случае нашего успеха оборонять ее стало бы невозможно.
Там был крупный хохлячий укреп. Оттуда снабжались и окопы длиной в несколько километров. В общем, план грандиозный. К нам начали стягивать народ, каждый день на «нуль» привозили от 20 до 30 человек. Вернулся из госпиталя и Ямбуй, один из штурмовиков, что первым заходил на направление. Он тут же был назначен замом афганца. Нам не доносили детальные планы командования, и о дате начала наката мы тоже ничего не знали. Каждую ночь, возвращаясь с «нуля», штурма носили с собой ящики с бк, а мой расчет таскал ПТУРы. На позиции у меня их скопилось штук 10. Все ждали дискотеки.
Однажды ко мне на «нуле» подошел Али с двумя друзьями:
— Командир, это друзья мои с лагеря. Можно они с нами пойдут, посидим вместе.
— А проблем не будет с вашим командиром потом?
— Ладно, но если будут потом вопросы, я вас не знаю.
Я не особенно хотел гостей, но Али редко о чем-то просил, потому решил не отказывать. Парни были восхищены нашим блиндажом и наличием источника тепла. Они жили почти на самом переднем крае, у них не было возможности организовать такой уют. Максимум — это пленка на крыше, под бревнами, что спасала от дождя. И то не у всех такое было. Мы сидели около двух часов, слушали музыку. На гаджет можно было закачать файлы, если знать пароль к проводнику. После распрощались, и парни грустно потопали в свои холодные блиндажи.
Следующий вечер на «нуле» афганец собрал вокруг себя всех командиров:
— Начинается. Мы ихнюю мамину пизду им на голову натянем. Завтра «танцуем».
Он детально начал расписывать план действий каждой штурмовой группы, кому куда надо идти, кому что забирать и держать. В той лесополосе, по подсчетам аэроразведки, хохлов было человек 20. Моя задача, как и прежде, заключалась в прикрытии работы штурмовых групп и подавлении огневых точек. То есть если кто-то из хохлов осмелится стрелять в ответ, я должен был его уничтожить.
Мы начали готовиться к утреннему движу. Отнесли на позицию ракеты, поставили пускач в блиндаж, чтобы отогреть его за ночь, для профилактики коротких замыканий.
Утро было тревожным. Мы стояли на позиции еще до того, как взошло солнце. В 6 утра была дана команда начать движение. Дискотека началась. Со своей позиции я видел метров 200 той лесополосы, куда шли штурма. Остальное скрывалось за сосновой рощей, где я раньше стоял. Ту позицию, что я наблюдал, предстояло забрать группе Феномена. Я неплохо с ним общался, мы часто обсуждали, как прошел день, делились советами. Слушаю эфир:
— Феномен, лей воду (начало наката по азбуке — ред.) — Остальным группам также поступает команда начинать дискотеку.
— По нам ПК (пулемет Калашникова — ред.) начал работать, мы залегли! — через минуту доложил Феномен.
— Феномен, это Шипучка! Голову ниже братцы, прикрываю!
Тут начал работать «Корд» (российский крупнокалиберный пулемет — ред.), выпустил по несчастному хохлу целый цинк. Пулемет замолк, Шипучка ушел на перезаряд. По Феномену опять стали стрелять, тут уже вступил я:
— Давай, братан, нам чутка осталось!
Быстро заряжаем, по традиции читаю «Отче наш», пуск. Я не дал выстрелить Али, хотя он просил. Слишком ответственный момент. Ракета должна была пройти прямо над головами наших ребят. Попала четко, Феномен начал движение. Минут десять, и позиция была взята.
Семь хохлов, что стояли на ней, были уничтожены. Все шло как по нотам, пока не начала работу арта «Ахмата», приданная нам для огневой поддержки. Они стали обрабатывать лесополку, куда входили наши пацаны и зачищали ее от хохлов. В тот день от френдли файера погибло человек пять. В группе Феномена появились раненые, включая его самого.
Прямой связи с «Ахматом» у наших не было, все решалось через штаб. Минут 10 они активно насыпали на лесополосу, которую хохлы уже фактически не держали. Вскоре начала уже работать арта хохлов. Прилетел «мавик» с «вогами» и начал докучать сбросами по передку. Стандартная процедура, сначала пытаются выбить наступающих дистанционно, если не выходит, идет пехота. Выбить артой не получилось, зато серьезно подавили позицию Феномена. К нему стала двигаться «бэха» (БМП — ред.) с хохлами, выбивать их с точки, о чем он спешно доложил в штаб. Я не видел этой «бэхи» из-за лесополки, той самой ебаной лесополки.
— Блядь, огня дайте, они уже к нам идут. Насыпайте прям по нам короче, мы не удержим, нам пиздец.
— Феномен, успокойся, мы по вам работать не станем.
— Феномен! — выхожу на него. — Я не вижу их, буду вслепую работать, постарайся скорректировать!
Я стреляю, пытаюсь выйти на Феномена, запросить корректуру. Тишина. Феномен убит. Из его группы в живых осталось двое. Когда сопротивляться было бесполезно, они каким-то чудом умудрились спрятаться в лисьей норе, которую хохлы то ли плохо проверили, то ли вообще забыли проверить. Сутки они просидели там не шевелясь, с гранатами в руке на случай, если их обнаружат.
Потом, когда их эвакуировали, рассказывали, что хохлы, приехавшие отбивать позицию, всю ночь сидели в соседнем блиндаже и переговаривались, что вот-вот придут русские и убьют их, так что лучше бы им валить. На следующее утро действительно пришли русские. Пулеметчик хохлов, как только понял, что на них накатывают, бросил оружие и начал убегать. Потом побежали все, и их в спину просто расстреляли эти двое из группы Феномена.
В тот день еще несколько штурмов умерли «в прямом эфире». Один из них мне запомнился фантастической выдержкой. Он лежал под сильнейшим обстрелом со своей группой и корректировал работу нашей арты по выходам хохлов. Это был зэк, бывший военный лет пятидесяти. Я не помню его позывной, но хорошо помню, как он погиб.
— Ребята, север 50 натяните и будет отлично, — корректирует он работу нашего миномета.
— Парни, извините, мне прилетом ноги оторвало.
Через минуту он умер, помощь оказать не успели. Извините? Тебе не за что извиняться, спи спокойно, воин. Да упокой Господь душу раба Твоего, чье имя Тебе известно.
В тот день погибли и оба друга Али, те самые, с которыми мы мирно сидели в моем блиндаже. Их группа быстро взяла бетонный ДОТ хохлов, закрепилась там без потерь, но при отражении наката одного из них снял снайпер, второй умер от прилета мины. Али полночи ходил около блиндажа, иногда поднимался на позицию, смотрел в даль. Я как мог старался его ободрить, говорил, что это война и погибнуть может каждый. Они умерли, как полагается настоящим муджахедам, забрали с собой неверных и отправились в Вальгаллу или как там это у мусульман называется.
Первый день подходил к концу. Группа эвакуации, кажется, стала ниже ростом сантиметра на три, настолько они стерлись, носясь туда-сюда за ранеными. Вытащили около 20. Общее число убитых и раненых я не считал. На «нуле» настроение штурмов было подавленным. Афганец ободрял личный состав, говоря, что по перехватам хохлов ясно, что дела у них тоже идут не очень. Так ли это было на самом деле, я не знаю. Афганец уверял, что у них больше нет резерва, всех убило нашей артой. Готовимся к следующему дню.
ИДЕМ В ГОСТИ
Три часа ночи. На меня выходит наш штабной связист.
Что за ночные визиты? Приходит высокий худощавый парень с позывным Остров в сопровождении охраны. Тоже зэк.
— Тебе надо переместиться, командир очень злился, что ту «бэху» не спалили.
— Понимаю, но я вслепую работал, что я мог сделать. Сожгли бы артой, если очень надо.
— Да это все понятно, надо придумать куда тебе встать, чтобы ты мог крыть этот угол. Утром мы идем дальше, в прилегающую лесополку.
— Так давай я туда и встану, где Феномен был, оттуда же все видно будет.
— Думали об этом, но нет. Ты стоишь тут на случай танкового прорыва с севера, если тебя отсюда убрать, крыть это направление будет некому.
— И куда вы меня тогда переместить хотите?
Листаем гаджет, ищем позиции. Впереди, в километре, была лесополоса. Она населена хохлами лишь на половину, при общей длине в 1,5 километра. То есть 800 метров лесополки были необитаемы, дальше стояла позиция: два блиндажа и человек 10 пехоты. Оттуда раньше миномет работал, но благодаря моей корректуре их неплохо так подавили, больше оттуда не стрелял никто. Знали мы это достоверно, туда уже ходила пешком наша разведка. Один старый зэк-сапер ходил почти до этого лагеря, ставил у них под носом ТМ-ки на растяжку. Позже хохлы два раза подрывались на них.
— Может тут давай, с краю встану. Если верить гаджету, там на 10 метров выше, чем у меня сейчас. По идее должен все видеть.
Я показал на край этой лесополосы, где в 800 метрах стояли хохлы.
— Давай, хорошее место. Жить ты там не будешь, твоя цель — отработать оттуда технику и резко съебать.
Мне дали в помощь пулеметчика и автоматчика, на случай непредвиденных обстоятельств. Мы договорились с одним из разведосов, что уже был там, на сопровождение. Еще не рассвело, когда мы дружной бригадой двинули в «накат». Шли прямо по полю, в низине. Перед самой лесополосой отправляю разведчика и пулеметчика проверить позицию, вдруг там кто-то нарисовался. Никого, заходим. Разведчик попрощался с нами, пожелав удачи. Пулеметчика сразу направляю в сторону позиций хохлов, говорю, что на любой шум пускай готовится сразу работать. Пошел искать место для наблюдения.
Вот зараза! И тут, сука, высоты мало. Это не лесополка, а проклятье какое-то! Не было видно ничего. Впереди метрах в 600 расположен такой же холм, где занимал позицию я. Там иногда ходили наши разведчики и корректировщики. Но работать оттуда можно было бы всего один раз. После чего меня бы сразу убили. Понимаю, что дело дрянь, но надо что-то делать. А, точно, надо же командиру доложить о моей позиции новой.
— Это моя норка, ведем наблюдение.
Через минуту тишины на меня выходят:
— Ты ребус правильно передал? Повтори.
— Да, все верно, — Повторяю ребус.
— Ты хули там забыл? Твой ребус другой, записывай.
Диктует мне ребус моей позиции, откуда я только пришел. Вот это прикол.
Уже начало светать, перспектива бежать 600 метров по полю, будучи как на ладони, меня напрягала.
Становилось понятно, что мы дружно сделали какую-то глупость. Вспоминаю Острова, вот же мудила. Я то думал он по задаче командира меня двигает, а он, сука, инициативу решил проявить. Потом мы с ним обсуждали этот момент. Он говорил, что командование оценило самоотверженность и тупость нашей команды и попросил прощения за свою инициативу.
Парни от новостей, что нам надо съебывать, тоже напряглись. Делать нечего, выхожу на Катлера:
— Мы движение сейчас начнем, будь готов насыпать для прикрытия.
Внезапно прилет 120-ки, падаем на землю. Как они узнали? Блядь, связь же слушают, азбуку могли забрать у двухсотого. Сюда раньше никогда не насыпали, тут же нет никого. Точно знают, что мы тут. Еще один прилет. Уже ближе. Вот влипли, сука. По инструкции в такой ситуации надо доложить о том, что у тебя «холодная погода». Я решил схитрить, молчу после двух прилетов. До этого слушал, как штурма орали, что по ним работают, из-за чего хохлы точно знали, что бьют куда надо и продолжали. Видимо эти две мины кинули за тем же. Не на того напали, я буду молчать.
Спустя пять минут решаюсь на рывок. Надо было резко пробежать 600 метров до сосновой рощи, через нее выйти на дорогу до позиции, и мы дома. Самое страшное бежать 600 метров по полю. Ну, с Богом.
Мы выбегаем из лесополосы, «воги» АГСа пролетели в сторону позиций, что стоят в 800 метрах от нас. Три короткие. Через минуту еще три короткие. Бежать по полю очень тяжело, земля пластилиновая, через 100 метров уже совсем нет сил поднимать ноги. Но пока все хорошо. Пробегаем мимо дохлой коровы. На меня выходит один из наших корректировщиков с позывным Шалопай:
— Парни, это вы там по полю несетесь?
Я видел его, когда мы стартовали, он шел на холм, корректировать арту. Нахуя он в эфир говорит такое? Чтобы все хохлы по приказу начали просматривать поля? Решаю отомстить:
— Мы это, да. А это ты там на насыпи?
— Бля, в эфире такое не озвучивай!
Ну да. А тебе значит можно. Пока обменивались любезностями уже протопали 2/3 пути. Бежать, да и идти уже просто нет сил. Видим рощу, штурма Кери уже там, встречают нас, готовятся прикрывать в случае чего. Там же вижу египтянина с пулеметом. Дошли! Слава Богу.
Египтянин улыбается и лепечет что-то, рассказывает кому-то, как смешно мы бежали и как по пути упал наш пулеметчик, потеряв равновесие. Я этого не видел, улыбнулся. Даже не знаю с чего больше — либо с ситуации с падением, либо с акцента египтянина. Возвращаемся обратно на позицию, на старую добрую позицию, откуда я не сжег «бэху», не помог Феномену и остальным. Не то, чтобы я себя винил за это, получалось как получалось. Намного больше вопросов у меня было к командирам, но кто я такой, чтобы их задавать.
РУССКИЙ КАПИТАН ФЛИНТ
Накаты продолжались, первая лесополка уже относительно спокойна. Под углом в 90 градусов прилегает еще одна посадка, куда каждый день заводят толпу народа, хохлов там уже нет. Они сидят в «бассейне» (прямоугольное сооружение в виде земляной насыпи, которое используют на полях для накопления влаги — ред.). Из «бассейна» работают пулеметы и снайпера. Днем и ночью. С теплаками у них проблем нет. Выбить хохлов оттуда артой нереально. Почему не решили штурмовать этот «бассейн», мне сказать сложно. Это один из многих вопросов, которые я задавал себе впоследствии.
Помимо снайперов, работать мешали и коптеры, которые несли с собой по шесть-восемь «вогов». Все лесополки постоянно обрабатывались ими, малейшее движение — и тут же сброс. Арта работала постоянно, с обеих сторон были слышны раскаты. Многие «штурма», да простят меня идеалисты и любители пожевать сопли, гибли из-за собственной трусости. Им давали с собой кучу противотанковых средств — «шмели», РПГ. Казалось бы, применяй, сколько влезет.
Но все равно допускались ситуации, когда танк буквально вплотную подъезжал к траншее и расстреливал в упор отделение. Я тогда не мог понять, как это вообще возможно, почему они такие охуевшие? В сети попалось видео со стороны хохлов, запись с коптера как раз этого боя. События развивались ровно так, как я описал выше. Два танка и БМП катаются мимо «штурмов», которые боятся поднять голову и отработать по ним, сидят в траншеях и ждут, пока их расстреляют в упор.
Я помню, как это было, тогда по рации кто-то крикнул:
В мою сторону начали лететь дымовые снаряды 120-го миномета. Конечно, хохлы знали, где я стою, потому, создать дымовую завесу при открытом выдвижении техники на пехоту было вполне разумным решением с их стороны. Но я все равно пулял по ним ракеты, вслепую, надеясь попасть или хотя бы напугать их. Бэха, как бешеная носилась и вертела башней, отстреливая бк вокруг себя. Снаряды пролетали даже у меня над головой.
Я продолжал вести наблюдение, надеясь поймать их на попытке выйти в зону видимости. Дымовые продолжали сыпать — уже почти лесополку не видно. Позже один хохлячий танк все-таки сожгли артой. Один прилет 120-й мины точным попаданием вывел из строя нескольких боевых поросят.
Ситуация с обеих сторон была очень тяжелой. После того, как наших «штурмов» выбили с одной из позиций, ее тут же заняли хохлы. Наши с соседних позиций этого не увидели, или побоялись это увидеть. Позже туда, как ни в чем не бывало шли бойцы, группа из пяти человек, которые ожидали увидеть там братков, а нарвались на огонь хохлячьих пулеметов почти в упор. Все пятеро были убиты.
На «нуле» быстро нашли виноватого с соседней позиции. Он и правда был виноват: не поставил фишку, не чухнул, что хохлы в 100 метрах от него. Видимо, сидел в траншее, как остальные. Его жестко пиздил один из командиров с позывным Мантис. Он приехал к нам с других позиций на помощь афганцу. Потом я узнал, что мой друг Макс, оказывается, все это время был под его началом. По рассказам Макса, Мантис — самый смелый человек в мире. Ему было плевать на смерть, он был настоящим пиратом. Со шрамом на половину лица, по ночам не боялся один ходить к хохлам.
Они стояли напротив газовой станции, в четырех километрах на юг от места, где стоял я. Однажды Мантис и несколько его ближайших подчиненных решили сходить в ночную вылазку на газовую станцию. Они делали это без приказа, потому командование очень удивилось, когда в хохлячьем эфире начались визги и крики на английском (там стояли пиндосы, хохлы и поляки) срочно оказать помощь.
В ту ночь на газовой станции они убили около 20 интернациональных бойцов за свободу и независимость Украины. Мантис всегда ходил в полный рост, прямо по полям. У него была блютус-колонка, и когда у него было хорошее настроение, он шел прямо под музыку. Война не забрала его. Не нашлось такого хохла, кто осмелился бы убить нашего капитана Флинта. Мантиса забрала болезнь, уже после дембеля. Царствие Небесное, Антоха.
— Ты стоял там, животное! Стоял и ссал! А они пошли туда и их убили! (удар по лицу)
Кто ссыт, тот гибнет. Иногда из-за того кто ссыт, гибнут и другие. Некоторые «штурма» не хотели идти вперед, но докладывали о том, что заняли нужную позицию, а сами при этом гасились где-то в другом месте. Командование запускало «Орлан», не находило подтверждение присутствия на точке наших сил и гнала их туда по рации. Позже взводники поставили задачу своим замам лично заводить туда группы, сажать их на точку и передавать координаты. В один из таких выходов погиб Ямбуй, заместитель афганца. Его подстрелил снайпер, умирая он сказал:
— Передайте афганцу, что мою жену зовут Вика.
Видимо, какая-то их личная договоренность. Я боюсь даже представить число погибших к тому моменту. Помимо «штурмов», там погибли два расчета ПТУРа. Туда зачем-то погнали расчет «Корнета» — работать по танкам на расстоянии 600 метров. Их убил тот самый танк осколочным снарядом. Потом он проехал прямо по ним и скрылся за горизонтом. В эфир они передали только «Нам пизда». Расчет «метиса» (российский противотанковый комплекс — ред.) работал по танку, промахнулся и был уничтожен ответным огнем. Еще был один расчет «фагота». Они в первый день потеряли пускач — его посекло осколками, и одного из расчета, старого деда, тоже посекло осколками. Я думал, что пойду туда следующим. Говорил своим, чтобы молились тому, в кого верят, и морально настраивались на работу. Погибать без боя я не собирался. Но события повернулись иным образом.
НА СОЛЕДАР
Утром по рации началась какая-то суета. То ли заводили, то ли выводили группы. Информацию до меня никто не доводил, позвонить и узнать я ничего не мог (откуда телефон, да и кому звонить). Задать же вопрос в эфире «чем это вы там парни занимаетесь?» выглядело глупой затеей. Хохлы разозлились не на шутку. Позиции они потеряли, пусть и высокой ценой для нас, людей у них тоже почти не осталось. Нам потом говорили, что за полтора месяца пребывания на направлении мы разъебали какую-то бригаду ВСУ до такой степени, что ее расформировали.
Теперь они начали агонизировать и палить из всех орудий. Прилетать стало туда, куда до этого никогда не насыпали. Дорога с позиций до «нуля» всегда была спокойной, но не сегодня. Я видел со своей позиции, как работали по нашей группе эвакуации, когда они несли раненого, позже «градами» пытались разъебать и сам «нуль».
Обстановка была непростой. Хохлы очень боялись, что скоро прибудут наши свежие силы, и тогда они точно не выстоят. Дорога на Северск будет чиста, так что придется сочинять новые стихи и песни про очередную «неприступную фортецю».
Несмотря на общую суету, на моем направлении наступила тишина. Иногда на меня выходил Остров с вопросом, откуда идут выходы. Я выходов не видел, но давал примерный ориентир по гаджету. По интуиции.
К вечеру поступила команда идти на «нуль». Я прихожу, Остров на нервах спрашивает, где мой ПТУР.
— А чего ты не взял его? Мы уезжаем.
— Говорят, Соледар. Не знаю пока точно. Давай бегом за шмурдяком и орудием.
Вот так новости. Соледар. Это что вообще? Это где? Времени копаться в гаджете нет, надо срочно бежать собираться. Я иду к Гарварду, говорю ему, что мы уходим. Он задумался, пожелал удачи. С нами вышла попрощаться вся его группа. За время, прожитое вместе, мы сдружились. Позже, через пару дней уйдут и они.
По рации подгоняют. Легко сказать. Опять на мне шмурдяк и орудие, это довесок к броне, каске и автомату. Теперь уже легче идти, за полтора месяца как-то привык уже ходить с весом. Идем неспеша, но уверенно. Сзади плетется Катлер со своими. На полпути к «нулю» опять слышу грады. Кидают по четыре-пять зарядов. Экономят или пугают просто?
На подходе замечаю в стене дырку от снаряда. Попали, суки. Захожу, стоит «КамАЗ», оттуда выпрыгивают бойцы.
Так вот, кто тут теперь будет стоять. Все полупьяные. Один особо сильно шатающийся несколько раз случайно меня толкнул. Говорю ему:
— Ты, животное, ты как воевать собрался, ты на ногах не стоишь! Где командир твой? Где старший этого долбоеба?!
Старшего либо не было, либо он не отозвался. Я пихнул его так, что он пизданулся на кучу брусков. Зато боец сразу стал куда более вежливым. Складывалось острое ощущение, что 90% вновь прибывших понятия не имели, куда их привезли и едва ли доживут до утра.
Как там обстояли дела после нашего ухода я не знаю, но позиции они не сдали. Недавно совсем смотрел актуальную карту. Все те же позиции, что передали им мы, остаются под контролем. Ничего нового, но и при своем.
Я не буду сейчас говорить, что стало с нашими двухсотыми, которые в огромном количестве остались там. Вроде как «зеленым» передавали позиции с условием, что они их вытащат. Вытащили или нет, я не знаю. По информации из разных источников, от 100 до 400 человек в отряде числились пропавшими без вести. Предполагаю, истина где-то посередине. За такие потери кто-то из командиров понес наказание. Кого-то наказала судьба, а кого-то вполне себе настоящий пистолет, приставленный к виску.
Мы уходили в спешке. Не побежденными, но и не победителями. Мы были похожи на бригаду наемных рабочих, которые спешно штукатурят и белят стены к приезду заказчика. Спешно, потому что проебали все дедлайны и объект надо сдавать вот-вот. Но мы не рабочие. Мы солдаты. И спешка обернулась для нас кровавой баней. Но мы «Вагнер». Ихтамнеты. Вот нас там и не было.
Пришла пора грузиться в буханку. Закидываем вещи, пускач, пару ракет, что прихватили с собой. Трогаемся. Едем, как оказалось, на НПЗ. В тот самый подвал, куда меня привезли в первый день. Он похорошел с того момента почти как Москва. Сколотили нары, спать можно было не на поддонах, провели нормальный свет. Прямо цивилизация. На подвале встречаю командира отряда, того самого, что тыкал в меня пистолетом.
Он не отвечает, сильно занят. Кто-то позвал его по рации, и командир спешно удалился.
Пока чего-то ждем, решаю глянуть в гаджете, что за Соледар. Вижу, что рядом с Бахмутом. Теперь понятно, куда мы идем. Начинаю своим рассказывать по памяти из статей, что прочел перед войной, что такое городские бои. Снайпера в каждом доме, ходить надо у стен и все в таком духе.
Настроение смешанное. Я не любил переезжать с одной позиции на другую. Особенно после истории с посещением хохлячьей лесополки, а тут вообще переезд на другое направление. Все заново, считай.
Тут поступает команда грузиться. Нас человек 30, залезаем в «КамАЗ». Ночь темная и безлунная. Я сижу с краю, немного приоткрываю тент, слабо проглядывается окружение. Решаю покурить и попытаться уснуть.
Проснулся от того, что меня толкнули в плечо, голос сказал мне спрыгивай. Куда приехали? Уже в Соледар? Выпрыгиваю, осматриваюсь. Сетчатый забор, с другой стороны какое-то здание. Нас привезли в коровник. До этого кто-то в «КамАЗе» говорил, что повезут нас на заслуженный трехдневный отдых чуть ли не в городе, дадут возможность помыться и привести себя в чувство. А тут коровник. Пиздаболам в рот нассым? Ну, может утром повезут? Не теряю надежды.
Нас оформляют в список, говорят проходить внутрь, искать себе место и падать на отдых. Зашел, вижу там уже куча людей: кто-то спит в спальнике, кто-то жжет костер. Дымно, накурено, галдеж. Прокрадывается мысль, что душ нам все-таки не светит. Разложил спальник, укутался и лег. Перед сном я думал о доме, жене и коте.
Двадцать какое-то декабря. Мы ушли из-под Лисичанска писать новые кровавые страницы нашей грядущей победы. Жаль только, что с душем мы пролетели.