операция: отпугнуть буран
а ты знаешь, что под слоем снега растут подснежники? знаешь, какие они — тонкие, живые — и как медленно распускаются в первые дни весны, будто встают на цыпочки, чтобы дотянуться до света из книжных рассказов?
нет… нет, конечно, не знаешь. ты ведь не ищешь их и не наблюдаешь, как они вырастают. тебе их приносят на могилу — ставят на холодный камень, как какой-то искренний знак. смысл, который хочется ощутить на кончике языка —
так когда-то дети ловили снежинки в твоих старых воспоминаниях.
так делали забытые звёзды из книжек про маленькую деревушку, слишком хрупкую для столкновения с городским шумом. и воздушные дети тоже — те, что похожи на облака и на свет далёких созвездий.
встанем рядом с ними, танцуя над их плитками, пока у них не закружится голова, а у нас исчезнет одиночество — раз и навсегда, до самого Судного дня.
эй, радуга-радуга, ну улыбнись же ты нам!
детям забытым, потерянным в канун Рождества. детям, что собрались вокруг одинокой ёлочки, водя хоровод на собственноручно слепленных косточках…
фиолетовый, жёлтый, красный, голубой, оранжевый, серый, зелёный, коричневый — и все остальные цвета. наконец-то…
— … вместе! — Эндрю почти что опрокидывает миску с хлопьями и сонно хлопает глазами.
громкий голос из телевизора — утренний мультфильм, который крутили только в ранние часы, — был его зимним будильником. особенно для такого маленького, сонного клубка, закутанного в одеяло и отчаянно пытавшегося позавтракать.
буран за окном не добавлял красок этим дням — никакого нежного розового, никакого яркого цвета, которым художники обычно спасают мир. только белизна. пожалуй, даже слишком много белизны.
Эндрю всхлипывает от холода, трёт глаза кулачками и втягивает носом тёплый запах — молоко, ваниль и… корица. горячий шоколад. горячий, мягкий, такой, что согревает до глубины. шоколадный, почти как нуга в его любимом батончике за полцены.
кто-то варил горячий шоколад. и этот кто-то — Би.
да. да, точно! Би варит им горячий шоколад! а ещё…
Эндрю не успевает додумать свою гениальную теорию, находящуюся на уровне Шерлока Холмса, ведь застает в дверном проёме маму.
— как ни посмотри, а эта программа будит тебя лучше любого будильника — мягкий голос сгрёб его тёплыми варежками в охапку. шерсть впивается иголками в щеки и шею, щекочет до дрожи в зубах.
Бетси стояла, закутавшись в свой старый вязаный кардиган, и машинально подтягивала на плечи упрямый плед. её волосы, взъерошенные утренней суетой, мягко выбивались из распущенной косы. на лице плясали лёгкие смешинки — такие, что делали комнату теплее, несмотря на то что за окном снег давил на стекло густыми, почти ядовито-белыми пластами.
— она сама включилась, — буркнул Эндрю и сунул ложку под подбородок, изображая абсолютную сосредоточенность на хлопьях. они — дело государственной важности цвета малинового варенья. растекающегося прямо по столу и пачкая только-только купленную клеёнку.
— конечно, — улыбнулась Би. — как и все вещи в этом доме.
она подошла ближе, проводя рукой по его вихрам. Эндрю потянулся к ней, даже не заметив этого. со временем это выходило как-то… машинально. тепло её ладони возвращало его в мир окончательно — туда, где снег за окном был просто снегом, а не занавесом перед чем-то недосказанным и по-лисьему улыбающимся. очень странно улыбающимся.
— сегодня сильный буран. — замечено было провально. за окном активно играл буран. пятнашки у него, стоит признать, выходили хорошо. — у меня есть план.
— нападение? — Эндрю оживился.
— мм, почти, — она поставила перед ним кружку с какао. — в драку не полезем, но вот отпугнуть вполне возможно.
сонный комок, завернутый в одеяло и с кружкой какао в руках теперь активно старался запустить механизм мыслительного процесса. добсон выворачивал извилины с помощью ручки музыкальной шкатулки изо всех сил. пытался уловить всю суть их плана, но приходило на ум лишь неожиданное нападение — универсальный план, если верить фильмам.
— отпугнем ее, украсив дом. до рождества ведь осталось всего ничего.
весь сон исчез и ореховые глаза заблестели пуще прежнего. из них сыпались искры.
— и ёлку, и гирлянды с украшениями. может, даже испечём печенье, — Би на секунду задумалась и украдкой посмотрела на сына. — если конечно не боишься муки на волосах.
— не боюсь, — серьёзно сказал он. — я ведь герой.
— о, ну тогда без тебя никуда. герой — главный помощник по печенью.
она присела рядом, чуть повернув голову, чтобы рассмотреть его сонную физиономию повнимательнее.
— а ещё… — добавила тихо. это был секрет! — …я хочу, чтобы сегодня наш дом стал таким тёплым, что никакой буран его не проберёт.
Эндрю закивал. до белых пятен зажмурился и чуть не упал со стула. не всё понял, но голос у Би был настолько уютным, что объяснения были ни к чему. разберется по ходу дела.
— ладно, — он сполз со стула и потянул руки к маме. — тогда пошли! пока буран ещё не понял, что мы сильнее.
Бетси, заливаясь смехом, подхватила его под мышки — как маленькую бурю в тапочках — и закружила по кухне. Эндрю то подлетал вверх, то касался пола пятками, цепляясь пижамой за её колени. смех взлетал под потолок и рассыпался там хрустальным звоном, смешиваясь с хрустом снега за окнами.
дом просыпался, потягивался — весь, от подвала до крыши и развалистых бордовых черепиц — как большой серый кот после долгой зимней дрёмы. полы слегка скрипели, шкафы громыхали стеклянными дверцами, кухонный стол подрагивал от искусственно созданного вихря.
скоро кухня превратилась в поле боя: мука взлетала облачком над чашкой, ложка звякнула о край миски, а печенье — ещё даже не став полноправным печеньем — уже участвовало в битве.
оказалось, что Бетси на самом деле очень ловкая и быстрая. Эндрю даже не сразу понял, что его нос и лоб пронзила магическая пыльца. в самое сердце.
— нечестно! — возмутился Эндрю, хлопая ресницами, которые теперь тоже поседели от муки.
— капитан, на войне все методы хороши, — торжественно сказала Бетси, уже вооружённая деревянной ложкой, как мечом. — объявляю тактическое отступление на три шага назад!
Эндрю шмыгнул носом и покачал головой.
— никогда! — и запустил горсть муки, которая тут же обдала их обоих туманным облаком.