листы в клетку уместились на коленях. карандаши короткие, обгрызанные временем и нервами. они нещадно царапают бумагу, оставляя неровные линии — снег, думает ники, тоже неровный, значит и так нормально.
— элоди, — последняя буква тянется твёрдым мармеладом и лопается в зубах.
красные дорожки отпечатков босых ног тянутся за двумя детьми, вышедшими из глубин серебряной воды и умытыми шепчущими ветрами. они вьются шерстяным клубком, надеясь соткать себе клыки — несмотря на безрукость — и съесть сразу двоих.
мороз в этот раз оказался недругом. он жёг сетчатку, рвал в клочья щеки и нос, а еще не разрешал дышать. казалось, вот-вот, и любое слово, сказанное вслух при нём — рассыпится в ледяную крошку под ноги. если постараться, получится наскребать на снежок. на непредвиденный случай — вдруг понадобится собственный язык склеивать обратно.
есть дети, которые рождаются для зимы. есть дети — которые эти самые метели, вьюгу и сугробы никогда не видели. но мечтают. всей грудью, весь маленький свой мир напрягая, лишь бы впервые увидеть, как снег падает на них и оседает — как пепел. такие верят, что снегопад — это и есть настоящее новогоднее чудо, которое должно случиться именно с ними, именно сейчас, именно в этом дворе.
а ты знаешь, что под слоем снега растут подснежники? знаешь, какие они — тонкие, живые — и как медленно распускаются в первые дни весны, будто встают на цыпочки, чтобы дотянуться до света из книжных рассказов?
Тихое шуршание одеяла под боком заставило Кевина наконец поднять глаза от книги, в которой он утонул на добрых пару часов. Он медленно повернул голову и посмотрел на Робин.
Пыльный воздух в боксах крупными клубами гудит от рядом стоящих вентиляторов и перегретого металла. Рывком сбрасывая с себя удушающий шлем и расстегивая удушающие липучки на шее, Нил бегло проводит пятерней по мокрым от пота волосам, которые уже начали виться в небольшие кудряшки и наконец выдыхает.
— эй, ты в порядке? — небольшая бутылка газировки свисает перед глазами, пока откуда-то сверху доносится приятный голос.