On the edge of habits.
Пыльный воздух в боксах крупными клубами гудит от рядом стоящих вентиляторов и перегретого металла. Рывком сбрасывая с себя удушающий шлем и расстегивая удушающие липучки на шее, Нил бегло проводит пятерней по мокрым от пота волосам, которые уже начали виться в небольшие кудряшки и наконец выдыхает.
Все тело затекло, и он замечает это как только сгибает шею, пока отходит от болида. Мышцы ужасно тянет после длительного заезда.
С конца заезда на Имоле увидеть Джостена в боксе или на виртуальных тестированиях с самого утра и до позднего вечера можно было все чаще и чаще. Он вновь и вновь пробует свои границы, осторожно ступая по острию ножа.
Ему хочется выйти за пределы. Хочется заставить границы крошится на мелкие опилки, пока он вдавливает педаль в пол со всех сил и едет. Ему это необходимо как глоток воздуха после длительной задержки дыхания в резервуаре с водой.
Он просто еще один одержимый от адреналина и осознания того, на что ставит. Его бы стоило назвать безумцем, но кто им не был внутри этого спорта?
— Он что, снова полез на круги? — доносится откуда-то из спины, заставляя уже и Нила обернуться и подойти ближе к мониторам, у которых столпилась вся команда — от механиков, до аналитиков.
На экранах светилась трасса, телеметрия и бегущие цифры с одной примечательной строчкой:
Третий сектор, а время — почти достигло личного рекорда. Моро как и всегда идет идеально.
— Сказал, что хочет “попробовать еще один заход”... тридцать минут назад, — отвечает кто-то сбоку, но Нил все еще безотрывно смотрит в монитор, следя за каждым поворотом и и бегущими цифрами где-то в уголке одного из плазменных телевизоров.
— Этот сумасшедший греет новый личный рекорд.
И ведь действительно сумасшедший.
Экран замирает за секунды, стоит Джостену потянутся за бутылкой воды к ближайшему столику — финишный сектор пройден без грубых ошибок. Новое время сразу же высвечивается на мониторе с показателями, а бокс уже взрывается сдержанным (и не очень) одобрением.
Кто-то присвистывает, что-то говоря себе под нос. Кто-то и вовсе хмыкает, добавляя при этом: “Старый еще дает жару!”. А Нил лишь смотрит на цифры и что-то в его лице сдвигается на едва заметную ухмылку.
И то ли это гордость и уважения, граничащие с тем самым чувством фаната к объекту восхищения. То ли просто навсего интерес, смешанный с легким уколом злости, что толкает его быть быстрее и резче.
Это ощущение не похоже на что-то одно, скорее смешанный коктейль с разными шотами, будто бы специально выбранными вразброс и совершенно не сочетаясь между собой. Оно не оставляет во рту одного послевкусия. Горчит, как зависть, но без настоящей злобы. Жжёт, как адреналин, но не от собственной победы. В нем есть что-то тревожное, как будто он уже заранее знает что-то знает и это крутиться на языке, но никак не может сформироваться и правильно преподнести на блюдце.
Это чувство никуда не уходит. Не утихает после глотка воды. Оно цепляется к внутренностям, как сжатая пружина. И двигаться — единственный способ разрядить.
Нил снова смотрит на экран и ему кажется, что время смотрит на него в ответ, прищурившись и с немым ответом где-то рядом: «Ну и что ты сделаешь теперь?»
Требуется еще доля пары минут, прежде чем Жан объявляется в дверях бокса, держа под мышкой свой черный шлем, а другой рукой расстегивая ворот комбинезона, наконец вдыхая пыльный воздух полной грудью. Его волосы еще сильнее вьются от выступающего пота, а бледная кожа слегка краснеет от жары.
— Еще пару кругов и сможешь обогнать самого себя в следующей жизни, — усмехается Нил, появляясь где-то рядом. — Разве можно так гнать даже не смотря на свою самоуверенность?
— И все же я их прошел, — коротко отвечает Жан, пока в голосе не слышится привычной колкости, скорее скрипучая усталость и почти удовольствие. Почти. — А вот ты рано скинул передачу в третьем, потерял темп.
И Нилу на это и ответить даже не чем. Ведь, черт бы его побрал, а Моро прав и все кто слышит их диалог тоже прекрасно это понимают. Джостен продолжает смотреть на Жана в ответ, подмечая где-то внутри, что в этот раз их зрительный контакт длится дольше чем обычно. А вот это уже странно.
— Еще и вошел в шпильку под неправильным углом, перегрузил тормоза. О чем ты думал? Еще немного и впечатался бы в бордюр по самое нехочу.
— И без тебя знаю ошибки, — по злому огрызается Нил, переместив взгляд на перчатки в чужих руках.
— Тогда не повторяй их, иначе это уже не ошибки, а обычные привычки.
— Снимите уже номер и любезничайте там, — бросает Коди, подкрадываясь почти неслышно и скользя насмешливым взглядом между двумя пилотами. — А то тут, знаете ли, за романтику пока что не платят.
Нил в ответ лишь непонимающе смотрит на напарника. А Жан и вовсе не отвечает. Только на секунду замирает — будто что-то внутри хрустнуло самым изрощенным способом. Затем поворачивается и уходит, даже не попрощавшись с Уинтером.
— Ни слова — а уже по горло в драме, — театрально вздыхает Коди, качая головой. Но взгляд их скользит вслед Жану дольше, чем нужно, и в усмешке появляется надлом.
Нил остаётся стоять. Его пальцы крутят крышку от бутылки, цепляясь за повторяющееся движение, будто оно может вернуть ему то, чего он не успел понять.
— Да пошли вы, — в шутку бурчит Коди, отворачиваясь и идя в сторону болида уже весело общаясь с группой техников.
Знакомый голос окликнул Моро, едва он вышел на стоянку. Разговор с менеджером ещё звучал в ушах, но резкие шпильки этого голоса моментально заставили переключиться.
У капота стояла девушка — высокая, как и всегда, на миниатюрных каблуках, будто издевающихся над законами баланса. Она вальяжно облокотилась на блестящую поверхность машины, скрестив руки с раскрытой раскладушкой в ладони. Тонкие ногти стучали по крышке телефона, на которой болтался тяжёлый брелок, больше похожий на игрушечный наручник, чем на украшение.
Обратив на себя внимание, девушка отстранилась от машины и лениво пошла к нему, словно весь вечер ждала именно этого драматического момента.
— Разве можно заставлять сестру ждать? — бросила Элоди, скользнув взглядом за его спину. Там уже скрывался менеджер, с которым Жан только что закончил разговор.
— Бумажная волокита, — лаконично отозвался он, поведя плечами.
— А ведь пошёл туда, чтобы от неё сбежать, — хмыкнула Элоди. Развернулась на шпильках, не дожидаясь подтверждения. — Если не поторопимся — опоздаем!
Жан промолчал. Ни оправдываться, ни спорить не было смысла. Лучше заняться делом: вытащить ключи, отпереть машину, вставить зажигание, оглядеться назад и вырулить с парковки.
— А ты вроде сегодня уехал на мотоцикле? — Элоди не отрывала взгляда от экрана, быстро печатая что-то на клавиатуре. Теперь её бровь вопросительно приподнялась.
— Бензина не хватило. Пришлось взять рабочую.
Она вновь уткнулась в телефон, но вдруг что-то зацепило её взгляд. Брелок на ключе зажигания. Подняв глаза, она резко повернулась к нему:
— Подожди… Разве я не выкинула этот брелок еще года так два?
Элоди с преувеличенным ужасом прикрыла лицо ладонью, потянувшись другой уже к самому “чуду” на карабине и аккуратно провела пальцами по гладкой стороне. Брелок представлял из себя парочку разных подвесок по бокам от главной “композиции”. На большом кольце висела божья коровка, покрытая эмалью и явно повидавшая с сотню падений и еще больше бросков судя по царапинам и облупившимся кусочкам.
Так и хотелось ткнуть брата в бок, но — увы — он за рулём. И сейчас вряд ли оценит попытку юмора.
— И куда тебе со своим прозвищем «ледышка», если даже тут как вылитый романтик. — пробормотала она, а губы едва заметно расплылись в улыбке.
Она сделала в воздухе кавычки, иронически обыгрывая образ, который за ним давно закрепился.
Ему были важны лишь трасса, рекорд и крупицы холодного расчёта. Но реклама, как назло, знала лучше: как поймать удачный ракурс, как обыграть каждый поворот его тела, каждый взгляд из-под шлема. Жан Моро уже давно не просто гонщик. Он был идеально выстроенным персонажем. И не всегда он сам выбирал, каким из всех ему позволено быть.
Жан краем глаза глянул на болтающийся у ключей брелок — его маленький артефакт детства, который он не спешил менять и навряд ли сделает это даже после поломки.
— Тебе не удастся подбить меня выбросить его — усмехнулся он.
— Подбить? Я же тебе целую лекцию читала! — Элоди театрально всплеснула руками. — А ты всё равно как школьник цепляешься за него.
— Вы с Рене это делали вручную всю одну ночь перед моим отбором, — отрезал он, но голос не был колким. — Тогда я впервые вышел на трассу не в симуляторе, а в настоящем болиде.
Элоди замолчала, и в машине на секунду повисла тишина — редкая, между ними. Она всё ещё держала в руках раскладушку, но экран давно погас.
— И как такое забыть, — мягко сказала она. — Просто… Иногда кажется, что ты сам себя туда, в прошлое, запечатываешь.
Жан не ответил. Он держал руль, глядя вперёд, будто на трассу, которая никогда не кончается. Только брелок слегка качнулся, стукнув о пластик панели.
— Просто не всё стоит менять, даже если кажется, что пора. — Наконец отозвался Жан, слегка вдавливая большие пальцы в руль.
Она снова усмехнулась, но уже без подкола. Почти с нежностью:
— Звучит, как фраза из дурацкого мотивационного фильма. Но ладно. Сегодня не буду трепать тебе нервы.
— Какая щедрость. Отмечу это в календаре пятью звездами и обведу еще раза два так точно.
Они оба тихо усмехнулись, и на пару секунд стало почти по-настоящему спокойно. Машина вырулила на шоссе, набирая скорость. Свет фонарей мягко скользил по стеклу.
Элоди снова взяла в руки телефон, но уже не печатала. Просто держала, прислушиваясь к шуму дороги.
— Ты ведь знаешь, — сказала она чуть позже, — если он когда-нибудь сломается… Я с Рене сделаю тебе новый. Такой же.
Жан кивнул не оборачиваясь и полностью фокусируясь на активном движении на трассе.
— Но старый я всё равно оставлю.
— Вот же! — Не удержавшись, девушка все таки ткнула брата в бок, удачно подвернув момент, пока они стояли на красном.
И в этот момент Жан чувствовал себя просто хо-ро-шо. Глубоко в сердце ему все еще хотелось складывать всю свою оставшуюся жизнь именно на таких моментах и ни на чем более.
Это был его маленький уголок спокойствия, в который он наконец-то не боялся возвращаться.