настоящий? подделка? кто?
— Нил Джостен, — тихо повторяет он, почти шепотом, будто пробует на вкус редкое слово, перекатывает его на языке, как до невозможности сладкую, запретную пилюлю.
Сколько раз он уже произносил своё имя? Кто его знает. Но после всех этих повторений оно по-прежнему звучит искренне. Без фальши. Без запаха лжи.
Без гарей. Без следа обожжённой плоти.
Оно не отдает подделкой. Не рассыпается в руках, не исчезает, как сон. Это — не иллюзия.
Теперь Нил Абраам Джостен действительно Нил. Настоящий Джостен — не только в бумагах, но и в жизни. Натаниэля больше нет.
Он похоронил его собственноручно. Придушил. Вонзил кол. Забил его глубоко, до самого ядра земли — так, чтобы быть уверенным: он не вернётся.
Он построил себе клетку. И она ему нравится.
Пусть она и соткана из лжи — но какая же она красивая. Такая сладкая, уютная ложь, в которую хочется верить. В которой хочется остаться. Жить. Никогда не покидать.
Он живёт. И слышит: «Нил!» — от Лисов. «Джостен!» — от Ваймака, с тем его особым, всё понимающим взглядом. Но Нилу всё равно.
В его ушах — только гулкое эхо. Его имя. Его фамилия. Настоящие. Те, что больше не покрыты слоем лжи, не утопают в ворохе фальшивых имён.
Раньше он менял их, как фантики. Срывал и выбрасывал в первую попавшуюся урну. Без жалости. Быстро. Холодно. С чётким пониманием: дороги назад нет.
Но теперь — он Нил. Нил Абраам Джостен. И уже больше года это имя живёт на бумагах, подписанных официально. Где-то в Балтиморе. Или в любом другом штате. Неважно. Они лежат в архивах, и между строчек, обычным шрифтом, черным по белому написано:
Он — Нил. Не Натаниэль. Не Алекс. Не Стефан. Не Крис. Не кто-либо ещё. Он живёт этим. Дышит этим, открывая второе дыхание во время забега под названием «жизнь».
И всё равно — иногда прошлое подкрадывается сзади. Без стука. Без предупреждения. Без зазрения совести или хотя бы какого-то сострадания, которое ему так чуждо. Оно как тень, которую не отогнать. Иногда просто достаточно запаха. Или интонации. Даже перехода света в окне.
Имя остаётся. Но тело вспоминает то, от чего оно спасалось. Память цепко цепляется зубами — за то, что, казалось, уже не болит.
И Нил замирает. Слишком резко. Слишком надолго. Дыхание дробится на мелкие кусочки, будто снова в бегах. Мир сужается до гулкого "сейчас", в котором нет места безопасности и нету "тогда".
Тогда Эндрю просто оказывается рядом. Садится на корточки. Медленно и спокойно. Не касаясь, но будто бы держит.
— Абраам, — произносит он ровно. Первый, кто когда-либо услышал это имя. Первый, кому Нил решился его доверить. И этого так достаточно.
Достаточно, чтобы воздух снова стал воздухом. Чтобы Нил вернулся.
— Абраам, — произносит Эндрю во второй раз, и его голос не колеблется.
Это имя звучит не как приказ. Не как укор. Скорее — как напоминание. Как точка отсчёта. Как тихий маяк, что горит даже в самую чёрную ночь.
Нил моргает. Один раз. Второй. Воздух всё ещё режет лёгкие затупленным топором. Плечи напряжены. Пальцы дрожат, сжаты в коленях, будто пытается заземлиться сквозь собственные бедра.
Но Эндрю не уходит. Он остаётся рядом, не нарушая границ. Не торопя. Он просто есть.
Нил делает вдох — глубокий, с хрипом. Как будто всплывает на поверхность после долгого погружения. Его руки всё ещё цепляются за ткань брюк, но теперь он хотя бы дышит. Он здесь. Он не где-то в обугленных тенях прошлого, не в звуках шагов за спиной, не в криках, не в бегстве.
— Я в порядке, — выдавливает он наконец, тихо, неуверенно.
— Врёшь, — спокойно отвечает Эндрю. Ни тени раздражения. Просто констатация факта.
И Нил почти усмехается сквозь остатки тревоги. Почти.
Эндрю наклоняет голову чуть вбок, наблюдая за ним. Глаза внимательные, сосредоточенные — как будто ищет мельчайшие признаки, чтобы понять, когда Нил окончательно вернётся.
— Я здесь, — говорит Нил. Уже увереннее. Он сам не замечает, как пальцы постепенно разжимаются. Как дрожь уходит. Как грудная клетка перестаёт быть стальными тисками.
— Знаю, — отвечает Эндрю. Всё так же просто.
Не прикасаясь, он всё равно остаётся опорой.
Молчание между ними тёплое. Не гнетущее. Не нуждающееся в лишнем.
Абраам. Не Натаниэль. Не призрак. Не мишень.
Просто он. Просто имя, произнесённое тем, кому можно доверять.