Человек, Который Продал Мир
1
Как ты покупаешь бизнес-центр? Этаж за этажом. На момент, когда Найджел Нэш мл. стал владельцем Нэш Инк., компания владела двумя этажами. Он очень гордился тем, что спустя десять лет под его руководством компания скупила еще два этажа. Один, правда, находился на несколько этажей ниже остальных, но так как там базировались новые проекты, то никто дискомфорта не ощущал и не жаловался.
Цифры — это здорово, вам это любой аналитик подтвердит и экстраполирует. Но ничто не заменит старого-доброго увеличения пространства. Ничто так не свидетельствует об объективном успехе, как присоединение новых территорий, кто бы что ни говорил. Несколько лет Найджел Нэш мл., миллионер, гуру и визионер, был доволен собой без лишнего шума.
Компания Гарфилда Гада не владела даже одним этажом: у нее был просто большой офис. Когда Найджел взял молодого прохвоста в протеже, он чувствовал себя в безопасности. И когда их компании объединились и превратились в НаГа Корп., он все еще чувствовал себя в безопасности. Чувство безопасности оставило Найджела, когда НаГа Корп. скупила весь бизнес-центр.
Сейчас, спустя двадцать лет, Найджел стоял перед его дверями маленьким, но гордым человеком.
Внутри его встретил электронный швейцар. Это не совсем их разработка: они выкупили ее у китайцев и настроили под нужды большого бизнеса. Конкуренты перещеголяли их в сегменте малого бизнеса, а большому бизнесу нравились швейцары от НаГа Корп. Ну и правильно, хорошие швейцары.
— Добро пожаловать, мистер Нэш! Давно вас не было видно!
— Почему ты это сказал? — Найджел Нэш, собиравшийся привычно пройти мимо, неожиданно остановился.
— Прошу прощения, мистер Нэш! Я пытался быть дружелюбным. Я давно не замечал вашего появления и решил поддержать разговор.
— После скольких дней отсутствия ты это говоришь?
— Только управленческому составу, мистер Нэш. Мне перейти в режим администрирования?
— Нет, оставайся собой. То есть, тебе нечего сказать лично мне, я правильно понял?
— Отлично выглядите, мистер Нэш!
— Рад, что вы спросили! Во мне установлена камера модели NGC Zoom 1400…
— Я не спрашивал про твою камеру. Я спрашиваю, как ты определил, что я хорошо выгляжу. Скажи, что во мне плохо выглядит.
Швейцар молчал дольше положенного.
— Вы выглядите бледнее, чем обычно, мистер Нэш. Но возможно это освещение.
— Ответишь на последний вопрос?
— Ты убогое маленькое говно, робот, — швейцар молчал. — Как это заставляет тебя чувствовать?
— Никак, мистер Нэш. У меня нет чувств.
— Хорошо, — серьезно произнес Нэш. — Очень хорошо.
— Всего доброго, мистер Нэш! — повысил громкость вслед швейцар.
— Ты ведь понимаешь, Нэш, тут ничего личного. Цепь сильна настолько, насколько сильно ее самое слабое звено.
Мускулистая, волосатая и обтянутая рукавом радикально черного пиджака рука Гарфилда Гада лежала на ссутуленных плечах Найджела. Гад встретил его в дверях своего нового огромного офиса, сразу навалил на него свою руку, да так и пошел вместе с ним. Раньше Найджел знал какие-то коварные психологические уловки, позволяющие обезоружить таких собеседников, но сейчас на них не было ни сил, ни желания.
Офис был обставлен роскошно, но не настолько роскошно, чтобы гости могли подумать, будто хозяину важна роскошь. Роскоши было ровно столько, чтобы ей не придавалось значения. Просто небольшие сувенирчики из разных аспектов жизни Гара, ничего необычного. Тут костюм космонавта. Тут обсидиановый кинжал с золотой рукоятью. Тут древнее ацтекское украшение.
Найджел знал, что на самом деле Гар за эти экспонаты напополам рвался во время аукционов. На его лице появилась кривая усмешка презрения, которое возможно только при очень хорошем знакомстве с человеком. “А впрочем, чего это я,” — осудил себя Найджел. Наверняка Гар тоже знал о нем много всяких гадостей. Это не повод вечно разгуливать с кривой усмешкой.
Он посмотрел на Гара. Тот криво усмехался изо всех сил.
— Если честно, я ждал, что ты хоть немного поборешься, Нэш младший. Что бы сказал твой отец, если бы узнал, что ты без борьбы отдал дело всей его жизни?
— Не знаю, — сказал Найджел, хотя на самом деле знал.
— Скажи мне, — Гад усмехнулся так криво, что порядочная медсестра попросила бы его поднять левую руку. — Зачем тебе наша серверная в Мозамбике?
— Дорогой мой Гар, — все-таки попытался перехватить инициативу Найджел, и ему сразу же стало за это стыдно, — не забивай свою голову вещами, которые тебе не нужно понимать. Кто-то отравляет океан и проводит опыты на животных. А кто-то смотрит в будущее. Мы разные с тобой.
Вот зачем он похвастался? Это никогда не приводило ни к чему хорошему. Все всегда находятся, что на это возразить, чтобы он в итоге чувствовал себя идиотом. Найджелу было уже за шестьдесят, но он по-прежнему наступал на те же грабли, что и в молодости. Уже граблей-то давно нигде не существует, а он все еще на них наступает.
Гар набрал в мощную грудь воздуха, но его лицо все еще выражало кривую усмешку.
— Будущее за генетикой, Нэш младший. И следующий космический корабль будет работать на серпентуме. Ты все еще думаешь, что ты визионер, но цепляешься за устаревшую мораль две тысячи пятидесятых. Я готовлю человечество к космосу, а ты, дорогой мой, оставь-ка свою подпись.
“Дорогой мой” было сказано с таким давлением, что у Найджела заболела голова. Он медленно подошел к компьютеру.
— Палец, — строго сказал Гар, властно перебирая золотую цепь у себя на запястье.
Найджел приложил к сканеру свой дрожащий палец.
— Глаз, — продолжил командовать Гар.
Найджел приложил к сканеру свой пожелтевший глаз.
Найджел, предусмотрительно прикрыв клавиатуру локтем, вбил пароль.
— Всегда было интересно, какой у тебя пароль доверия, Нэш младший? — крикнул ему вдогонку Гар.
Пароль доверия подходил ко всем системам на всех предприятиях НаГа Корп. Только у сооснователей компании, у Нэша и у Гада, были универсальные пароли. Остальной совет директоров, так единодушно проголосовавший за позорное изгнание Нэша, довольствовался паролями локальными.
— Если бы ты хоть раз в своей жизни попробовал быть порядочным человеком, Гар, — говорил Найджел фразу, которую миллион раз репетировал, и сам не верил, что это происходит, — то ответ был бы прямо у тебя перед глазами.
— Каламбурчики, значит… — разочарованно протянул Гад. — Каламбурчики, блядь!
Найджел чуть ускорил шаг, лифт был уже совсем рядом. Несмотря на свое старческое бегство, он не мог не чувствовать, что немножечко победил.
2
Как ты строишь дом? Ты объясняешь свою задумку подрядчику. Ты любишь минимализм, ты любишь сочетание желтого с белым, ты поочередно планируешь каждую комнату, ты смотришь визуализации, ты довольно киваешь. Твоя жена кивает рядом с тобой. Потом ты задерживаешься в офисе, едешь на конференцию, на секунду отворачиваешься — дом абсолютно не такой, как ты хотел. Дом такой, какой хотела жена. Ты даже не знал, что она его таким хотела! Ей нравится сочетание синего с уклоном в цвет морской волны, ей нравятся фонтанчики и водопады, ей нравится стекло. Твой дом — отстой. И это даже не тот дом, на террасе которого ты сейчас пьешь со своей любимой женой вино.
— Он прям совсем ничего не заподозрил? Серверная в Мозамбике твоя?
— Агам-с, — Найджел разлил терпкое красное вино по гигантским бокалам.
— Ну, с победой! — Беатрис, величественно возлежавшая на топчане, подняла бокал. Вино ударилось о стенки и ритмично закачалось, будто продолжая пышные изгибы ее бедер.
— С победой, с победой! — Беатрис насильно чокнула свой бокал о бокал мужа.
— Нет никакой победы, Беа. Есть только бесконечная борьба. И я из этой борьбы выхожу.
Они отпили. И даже не заметили, насколько большими были их глотки.
— Как зовут того мальчика?.. — Беатрис пощелкала красивыми пальцами.
— Альберт будет готов через две недели?
— Альберт был готов уже полтора года назад. Оборудование будет готово через две недели.
— Ты ему доверяешь? — вдруг очень серьезно спросила она. Найджел посмотрел на нее с недовольным удивлением. Она, в знак серьезности своего вопроса, тряхнула копной кудрявых волос.
— Я не понимаю этого вопроса. Какая разница, доверяю я ему или нет? Это не про чувства, Беа. Ты вот доверяешь своему парикмахеру?
— Ладно, плохой пример. Ты доверяешь своему стилисту?
— Да, — быстро кивнула Беа и отпила еще.
— Так, ты ведешь слишком богемный образ жизни, чтобы рассуждать о доверии, — она засмеялась. — Возьмем бизнес. Я не доверял Гарфилду, когда мы организовывали слияние. Это не про доверие. Это про то, что Гарфилд может и чего я не могу. Он что-то мог, я чего-то не мог, хоп! — слияние. Вот так же и с Альбертом. Он что-то может, я… Я чего-то не могу. Хоп! Серверная в Мозамбике.
— А чем в итоге с Гарфилдом кончилось, Нэш? — лукаво спросила Беатрис и отпила еще.
— Кончилось тем, дорогая, что мы увеличили прибыль в двести раз, — Найджел тоже отпил, но триумфально.
— А для меня пока не кончилось, — Найджел допил. — Допивай давай, — Беатрис осушила бокал одним глотком. Он налил еще.
— Ой, пф-ф-фр-р-р-бл! Я никуда не ухожу.
— Ну если я для тебя только кусок сексуального мяса, то да.
— Ты для меня кусок сексуального мяса.
— Называй ватрушечкой. Я буду скучать, львенок.
— Бе… Ватрушечка, хорош. Ты молодая, у тебя вся жи…
— Я не молодая, Найджел, что за бред. Мне сорок пять.
— Блин, ты и правда старая. Я как-то и забыл. Я привык, что все говорят, что у меня молодая жена.
— Это потому что ты старый, как мамбл-рэп.
— М. Вообще, если подумать, я чуть старше мамбл-рэпа.
Они пили вино и смотрели на горизонт так, как если бы там был закат. Дул небольшой ветер, еще не совсем холодный, но уже неприятный. По воде в бассейне шла рябь, как бы говорящая, что купаться не стоит. Скатерть на плетеном столике, который бы Найджел никогда в жизни не выбрал, беспокойно тряслась.
— А опыты на животных? — допив, и налив еще, спросила Беатрис.
— Беатрис, — строго сказал Найджел.
— Ватрушечка, — строго поправила его Беатрис.
— Ватрушечка. Послушай меня. Есть время бороться. А есть время жить. Я хочу жить.
— Да при чем тут ты! — Найджел, разозлившись, всплеснул руками и пролил на свой предусмотрительно прикрытый халатом живот немного вина. — Настоящая война ведется не между мной и Гарфилдом. Настоящая война ведется между жизнью и смертью, Беатрис. И я эту войну выиграю. Ты понимаешь, насколько это важнее, чем победа над каким-то там Гарфилдом Гадом?
— Я понимаю… Просто это не выглядит, как победа.
Беатрис сделала большой глоток, сощурилась на воображаемый закат и задумалась.
— Совет директоров восстанавливает тебя и просит прощения. Опыты над зверушками прекращаются. Гарфилда заставляют свернуть строительство Механического Города. Тот ацтекский храм становится объектом наследия ЮНЕСКО. Его с позором увольняют… Нет, его сажают. Нет, не так. Его сажают у всех на глазах. В прямом эфире!
— Да! И все радуются. И ты приходишь ко мне домой. Снимаешь пиджак. Развязываешь галстук. Целуешь меня в щеку. И я такая: “Не”. И ты целуешь меня в шею. И я такая: “Ну нет”. И ты целуешь меня в шею еще раз, потом еще раз, а потом мы страстно целуемся, а потом мы уже голые на кровати и у нас роскошный секс.
— Друг с другом, Найджел, ёб твою мать! И мы счастливы, и нам хорошо, и ты бурно кончаешь, прижимаешься ко мне и знаешь, что говоришь?
— Ты говоришь: “Я победил”. Вот это похоже на победу.
— М. И правда похоже. Но знаешь, что еще больше похоже на победу?
— Все то же самое, но я в белых доспехах.
— И сексом со мной заниматься тоже будешь в белых доспехах?
— Хм, — Беатрис игриво скосила глаза, живо воображая все описанное. — Да, это действительно больше похоже на победу.
— Ага. А рассказать тебе, как на самом деле все будет? Рассказать тебе, ватрушечка?
— Давай расскажу. На самом деле совет директоров уже меня прогнал. Меня не пустят обратно, хоть ты разорвись. Мир никогда не откажется от источника энергии, который сам себя воспроизводит. Бразильское правительство продолжит закрывать глаза на эксперименты над животными. Гарфилд увеличит прибыль НаГа еще в двести раз, может в триста. И я узнаю об этом, скролля ленту после очередного сеанса химиотерапии. Я буду лысый, я буду бледный, я буду слабый, я буду глубоко несчастный, а самое главное, ватрушечка, я через несколько лет буду мертвый. Но перед тем, как я буду мертвым, буквально за пару месяцев до этого, потому что, хоть это и сложно сейчас представить, но за пару месяцев до смерти люди еще живые, я буду поверженный. Побежденный, поверженный, униженный и на хуй сходивший. Вот какой я буду. Я буду питаться через трубки, или что там делают люди за пару месяцев до смерти, и максимально ощущать, как же катастрофически я проиграл. И ты придешь ко мне, такая старая и сорока сколько-то там летняя, и ты будешь примерно в сто тысяч миллионов раз моложе меня. И ты будешь говорить, как тебе грустно, и может тебе и правда будет грустно, только вот ты будешь даже близко не такая грустная, как я. Вот я, я буду по-настоящему грустный со своим раком, просранным бизнесом, молодой женой, а знаешь чем еще? Знаешь, чем?
— Проигранной битвой. Поэтому пей вино и не говори о том, чего не знаешь. Я не хочу проигрывать, Беа. Я хочу переиграть их всех. И я сделаю это так же, как делал всегда. Я сделаю это, как визионер. Мысля на несколько шагов вперед.
— Я просто очень люблю то, что у нас есть.
— Я тоже люблю то, что у нас есть, моя милая. Но побеждать я люблю больше.
Они молчали какое-то время. Медленно пили вино и думали каждый о своем, а может быть и оба об одном и том же. Наконец, Беатрис потянулась, чтобы налить себе еще. Найджел протянул ей бокал. Она налила и ему. Поставила пустую бутылку на доски террасы.
— Какие планы на оставшиеся две недели?
— Я планирую съездить к Дине в университет.
— Да. Маленькое дорожное приключение напоследок.
— Пока не думал. Наверное, сразу в Мозамбик.
Беатрис нахмурила брови и тихо вдохнула аромат вина, поболтав его в бокале. Отпила чуть-чуть.
— То есть это наш последний разговор, львенок?
— В каком-то смысле да, ватрушечка.
Они не смотрели друг на друга. Они смотрели на закат, который так и не появлялся.
3
Когда тебе за шестьдесят, разочарование — это не чувство, а рутина. Разумеется, Найджел Нэш мл. надеялся, что его последнее путешествие по стране будет лихим, интересным и полным приключений. Но когда оно ожидаемо таким не оказалось, он ничего не почувствовал. Жизнь была не такой, как он хотел, каждый день. Еще одна неделя ничего не изменила.
Он помнил стейк в дайнере, который был прожарен сильнее, чем он просил, но все равно оказался вкусным. Он помнил до смешного уродливого лебедя, которого свернула из одеял горничная в одном из мотелей. Он помнил промчавшихся мимо него на хайвее байкеров, один из которых был очень жирный, серьезный и счастливый. Он помнил не пустяки. Он помнил самое важное, потому что ничего интереснее за неделю не случилось.
Он думал побыть эту неделю наедине с самим собой, но никакого самого себя не было. Были официантки и байкеры. Были радио и собственный плэйлист. Были бесконечные разговоры с воображаемыми собеседниками, каждый из которых говорил какую-то чушь. И их приходилось бесконечно убеждать в том, как сильно они не правы, а они мямлили в ответ что-то невразумительное, но упёртое, и оставалось только тяжело вздохнуть и уничтожить их, переключившись на что-нибудь другое. Еще иногда хотелось в туалет.
Каждый раз Найджел терпеливо ждал какого-нибудь ресторанчика или заправки, чтобы пописать, но один раз стало совсем невтерпеж. “Годы уже не те, чтобы писать на обочину,” — подумал он, но опытным путем выяснил, что еще меньше его годы подходили для того, чтобы долго терпеть. Он вышел, отошел от машины подальше, расстегнул брюки и с трудом пописал. “А что если кто-то увидит?” — подумал он. Мимо, как назло, проехала машина. “Какая разница, я старый,” — подумал он. И действительно. Он был старый и мог писать, где угодно.
Он привычным взглядом проверил, не попало ли на ботинки. Конечно попало. Потом он посмотрел на свой член. Член ему привычно не нравился. А потом он подумал, сколько раз ему осталось писать? И понял, что считанные разы. Он шел обратно к машине, не зная, как себя по этому поводу чувствовать. Хочет ли он писать в будущем? Нравилось ли ему писать в прошлом? Позавидуют ли ему окружающие, либо пожалеют? Вскоре его мысли переключились на то, успеют ли ботинки обсохнуть до того, как он найдет ресторанчик для обеда.
Два раза, не желая иметь дел с людьми, он спал прямо в машине, оставляя ее на автопилоте на всю ночь. Мягкое урчание мотора убаюкивало Найджела в его грустном, непродолжительном сне. На следующий день он проводил в дайнерах чуть больше времени, чем обычно, разминая затекшие конечности. Один раз, заказав на завтрак жирнющую яичницу с беконом и кофе с молоком, он не выдержал и снял ботинки, сладко-сладко вытянув ноги в носках под столом. Вне всяких сомнений, он очень плохо пах. Вне всяких сомнений, ему было очень пох.
В последний день своего дурацкого путешествия, уже подъезжая к городу, где училась Дина, он решил переночевать “под открытым небом”. Разумеется, никакого открытого неба и быть не могло: он бы никогда в жизни не стал ехать через всю страну на кабриолете. Но ему нравилось свернуть на обочину, проехать, трясясь, чуть дальше положенного, да так и уснуть.
Посреди ночи он проснулся, прислушался к тишине и горько заплакал. А потом перестал и, как ни в чем ни бывало, лег спать дальше. Это был не первый раз, когда он просыпался и плакал. Все было ему привычно.
4
— Как поживает моя разбойница?
Она прямо с порога кинулась ему на шею и поцеловала в небритую щеку. Не стоит обманываться общей атмосферой уныния и безысходности в жизни Найджела: дочь обожала его. Неизвестно, правда, было ли это обожание частью его жизни. У Дины была своя жизнь: яркая, свободная и невозможная без абсолютного принятия. Иногда ему казалось, что кем бы ни был ее отец, она бы все равно его любила. Ему просто очень-очень повезло, что именно она родилась его дочерью, а не какая-нибудь вредная и зажатая мымра. В общем, себя он в Дине не видел вообще. Он видел в Дине только хорошее.
— Как ты здесь оказался? — смеясь, спросила она.
— Па-а-апа, — укоризненно наклонила она голову вбок.
Они снова засмеялись. Дина вежливо попросила свою соседку уйти. Та ушла без лишних вопросов. Хулиганская этика в их комнате была доведена до высочайшего уровня. Найджел восхитился тем, как же часто, должно быть, Дина так же уходила без лишних вопросов, чтобы оставить свою соседку наедине с ее важными мужчинами. А потом немножко смутился, поняв, как часто то же самое делала соседка для Дины.
— Ну рассказывай, — озорно сказала Дина, усадив его на кровать. Сама она села на стул, в несколько слоев увешанный цветастой одеждой.
— Ну что тут, собственно… — развел руками Найджел. — Рассусоливать-то, в общем… Я скоро умру, разбойница. Но это не новость. В общем-то, даже наоборот, это старость, — он посмеялся. — Вот. Еще меня выгнали из НаГа. Совет директоров. Я не стал бороться, но я решил всех перехитрить, ну ты меня знаешь. Я сказал, что уйду без боя, если мне оставят серверную в Мозамбике. И они, конечно, сейчас там в переговорных головы себе все сломали, зачем мне серверная в Мозамбике. Что я там за данные такие хранить собрался. И знаешь, какие, дочур? — Дина, одними только широко раскрытыми глазами спросила, какие. — Вот эти вот самые! — Найджел триумфально постучал себя пальцем по виску. — Я буду первым человеком, который оцифрует собственное сознание.
Дина молчала. Не неловко молчала, а максимально тепло, принимающе и немножко испуганно.
— Я нашел талантливого мальчишку по имени Альберт. Точнее, это он меня нашел. Но перед этим он нашел с десяток других крупных инвесторов, которые не смогли оценить его идею. И только я увидел в нем потенциал. Я два года финансировал его из своего кармана, и теперь, наконец-то, он готов перенести твоего папку в компьютер. А если быть точным, в нашу серверную в Мозамбике. А? Как тебе идейка? Электронный папахин.
Дина не говорила ни слова. В ее молчании не было осуждения. Найджелу не было страшно, что дочь не одобрит его идею. Но ему было немного не по себе от того, что она не спешила реагировать. Обычно его разбойница не стеснялась своих чувств и выдавала их сразу, честно, по мере поступления.
— Папуль, — наконец сказала она, заглянув своими яркими фиолетовыми глазами в его пожелтевшие, потухшие глаза, — но как же душа?
— Душа, пап. Куда же она денется?
— Ну… В астрал?.. Я не большой эксперт по перемещениям души, дочур, честно скажу.
— Папуль, — очень серьезно сказала Дина, — у нас у всех есть душа. Когда мы умираем, она перерождается. И проходит снова и снова одни и те же испытания. Если ты станешь компьютером, — эти слова дались Дине так легко, будто она всю жизнь только и рассуждала о том, как ее папа станет компьютером, — то что станет с твоей душой?
— Не знаю… Отдохнет, наверное? От испытаний-то, ну.
— Нет, пап, так нельзя. У наших душ есть большое путешествие. Его нельзя нарушать.
— Я и не нарушаю. Если душе так хочется, пусть путешествует дальше. Без моего тела ей будет даже проще, — Найджел грустно усмехнулся, украдкой взглянув на свое обременяющее душу тело. — Мне не нужна душа, я просто хочу сохранить свое сознание. Я хочу жить.
— Я тоже очень хочу, чтобы ты жил, папочка, милый. Но мне кажется, Вселенная посылает тебе испытание, а ты от него бежишь.
— Какое испытание? — очень серьезно спросил Найджел.
— Ты про серпентум что ли, доч? А как ты его победишь… Прогресс не стоит на месте. Джинна обратно в бутылку не загонишь. Если нашелся такой источник энергии, то все, никуда не денешься, им будут пользоваться. Нет, Дина, тут ничего сделать уже нельзя. Я, что мог, сделал. Я Гарфилду говорил, чтобы хотя бы на животных тесты не проводил. Знаешь, что он сказал? “Животные тупые”. И ничего больше не сказал. Нет, дочур, нет никакого смысла долбиться головой об стену. Я перегорел, я не могу так больше. То есть, я могу с ними судиться. И что это такое? Тут заседание, там заседание, потом поход к врачу. Параллельно пытаешься инвестироваться в новый проект, чтобы были деньги на заседания и на врачей. Сидишь на встрече, слушаешь с умным видом, киваешь, а прибыль только через столько-то лет. А ты даже не знаешь, будешь ли ты жив через столько-то лет. А все равно киваешь. А потом снова заседания, встречи за закрытыми дверьми. Борешься за что-то там, а смысла в этом уже давно не видишь. Я не вижу смысла, разбойница. Я не понимаю, за что тут бороться. Ну хорошо, ну накидает Гарфилд говна всякого в Амазонку, прости мне мой французский. Ну пусть правительство Бразилии с этим борется, я-то тут при чем? Это мой крест что ли? Меня народ Бразилии избрал своим президентом, или кто там в Бразилии? Амазонка — это мой двор что ли? Дина? Амазонка — это мой двор?
Оба смеялись, но как-то нервно.
— Нет, папуль, это не твой двор.
— Ну вот. А ты мне говоришь за это бороться…
— Это не я говорю, папуль, — хитро улыбнулась Дина.
— А что тогда?.. А-а-а, понял. Вывела меня на чистую воду. Ну да, ты права. Я переживаю об этом всем. Сам только об этом и говорю... Но если я о чем-то переживаю, это не значит, что я должен за это бороться.
— Но я переживаю, это да… Ну ничего. Я, когда стану компьютером, может еще всех их переиграю. У меня будет полно времени. Открою новую компанию… — Найджел замолчал. — Назову ее “Нэш и дочь”, — оба засмеялись. — Кто тебе вообще рассказал про все эти души?
— У него имя на А? Все, у кого имя на А — ебанутые.
— Чего? Это правда, — засмеялся и он. — А чего там, насчет души… Если я просто умру, как мне положено, что дальше будет?
— Где-нибудь обязательно буду.
— Не знаю! Но как-нибудь обязательно найдешь.
— Все под контролем, я уже придумал, как. Я загляну каждой девочке в глаза и спрошу, любит ли она меня. И когда ты ответишь “да”, я узнаю твои глаза из миллиона.
— Ты подумаешь потом насчет души?
5
Все выходные Найджел провел очень счастливо: вместе с Диной, остановившись в отеле неподалеку от кампуса. Она отменила свои планы, и они просто бестолково гуляли по городу вдвоем, тратили деньги на ерунду, кушали вредную еду и хохотали над общими шутками, которые даже им самим были не до конца понятны. Найджелу все еще не нравилось свое лицо на жизнерадостных и безумных селфи, которые то тут, то там делала Дина, но ему нравились сами селфи. Они корчили рожи, высовывали языки, а один раз Дина вдруг посерьезнела и сказала ему: “Будь красивым”. И он попытался. И у него, кажется, получилось. Он не стал смотреть селфи второй раз, чтобы не разочароваться. Но он запомнил его, как очень удачное селфи.
Они спонтанно сходили в кино, попав на фильм, поражающий своим отсутствием символизма. В нем не было ни сложной любви, ни тяжелой борьбы, ни неоднозначных решений. Ничто не напоминало Найджелу о его жизни, а еще меньше жизнерадостная и легкомысленная атмосфера фильма напоминала ему о его смерти. Но ближе к концу, когда героиня сказала герою, что он ее лучший друг, а он стоял в костюме клоуна посреди толпы детей, Найджел заплакал. И Дина нащупала его руку в темноте, сжала ее и шепнула ему на ухо: “Я тебя люблю, папуль”. И вообще непонятно, зачем она это сделала, потому что он разрыдался еще больше. И она, не зная, что делать, засмеялась, и он тоже засмеялся, сквозь слезы. А потом один из детей на экране сказал про героя что-то смешное, но мудрое, и засмеялся весь зал.
У Найджела и Дины было все время на свете, но теплым вечером воскресенья оно кончилось. Им пора было прощаться. Не зная, что он будет делать дальше и что следует сказать, Найджел бросил лишь многозначительное “спишемся”. Дина шутливо закатила глаза. Прижимая к себе перекинутый через руку джемпер, она зашагала в своих смешных кроссовках к кампусу. Найджел какое-то время смотрел ей вслед, а потом задумался над тем, что он делает. “Смотреть вслед” показалось ему идиотским занятием, и он приказал автомобилю отвезти его к отелю.
Подъем до номера на лифте дался ему труднее, чем бесконечные прогулки с Диной. Упав на кровать, он набрал номер, который долгие годы боялся увидеть на экране при каждом входящем вызове. Он по привычке надеялся, что трубку возьмет медсестра, но ему не повезло.
— Ничего себе, кто решил позвонить, — голос был еще более хриплый и грубый, чем в детстве. Запах сигарет чувствовался даже через телефон. — Говори быстро, я занята.
— Мам, я хотел бы приехать к тебе завтра. Ты не против?
— Иди, иди, покорми голубей или чем там занимаются одинокие необразованные женщины, — Мама лениво махала старческой рукой на дверь. Ее сиделка без слов удалилась. — У меня теперь вот какой медбрат появился. На ногах держится хуже меня, а все на месте ему не сидится.
Найджел самокритично оглядел себя и заметил, что держался на ногах даже лучше обычного, но решил не спорить. Скорее всего, комментарий Матери относился к его общему состоянию и внешнему виду. Неделя в машине кого угодно подкосила бы, тем более его. Но, справедливости ради, он побрился перед вылетом.
— Тебе что-нибудь принести, Мам?
— Сейчас, эта доярка уйдет… — сиделка тихо захлопнула дверь. — В шкафу под раковиной стоит водка.
— Ой, избавь меня от своих медицинских экспертиз, Найджел! Если ты такой знаток в области здоровья, то почему у тебя рак? Посмотри на меня, я здоровее тебя в тысячу раз, — Найджел покорно пошел за водкой. — Ты можешь у себя там, в “своей” компании что-то из себя строить, — кричала она ему вслед, насколько позволяло убитое курением горло. — Хотя какая же она твоя. Это твоего отца компания. Там и фамилия его.
— Мам, я не могу найти водку, — крикнул с кухни Найджел.
— Мне что, встать и самой найти?
— Как этого сопляка зовут? Гад? Вот, нашел себе мальчика на побегушках, думал, что опять за тебя всю твою работу сделают. А сам-то когда работать начнешь, Найджел? Когда головой-то будешь думать?
Найджелу было, что возразить, но кричать с кухни не хотелось.
— Мам, водки точно нет под раковиной.
— О-о, мне этот вопрос тоже за тебя решить? Как с той шалавой беременной? Хотя твоя новая не лучше.
— Я поищу в другом шкафу, секунду.
— В итоге что? Половина компании твоего отца, чтобы его в гробу черти ебали, теперь принадлежит этому сопляку. Очень умно поступил, Найджел, молодец. Еще одно гениальное управленческое решение.
— Ему принадлежит вся компания, — торжественно сказал Найджел, появившись с холодной бутылкой водки в руках. — Водка была в холодильнике. Твоя сиделка о ней знает.
— А чего ты счастливый такой? Просрал компанию и радуется.
— А апельсинового сока у вас нет, да?.. — решил перейти в наступление Найджел.
— Это не мужчина, это позорище. Посмотри на меня. Мне девяносто, я пью чистую. Почему ты бокалы не принес? Ты хочешь, чтобы я из горла пила? Я могу. Я не ты.
— Наколи в своей голове, у тебя там вечная мерзлота. В морозилке, где же еще. Или вот что, в своей постели с женой еще можешь лед поискать. За шестьдесят лет одну внучку мне подарил. И та не пойми что. Фантазии ее. Учится на художника. Этому теперь надо учиться, оказывается. Если хочешь рисовать — иди рисуй, никто ж не запрещает. Нет, надо ехать через всю страну, учиться, как какая-то последняя…
— Мамуль, — Найджел вырос, будто из ниоткуда, и кинул на стол между ними пакет со льдом. — Завали ебало.
Мать недовольно закурила. Найджел, накинув на лицо дурацкую улыбку, чтобы показать, что он совсем не волнуется, кинул в роксы льда и налил водку. Сел на диван напротив.
— Ну рассказывай, — сказала Мать другим тоном, все таким же недовольным, но с ласковым отсутствием агрессии. — Как ты просрал компанию?
— Ну сначала, как ты верно заметила, у меня появился рак. Примерно в то же время Гад увлекся археологией. И проспонсировал странную экспедицию в леса Амазонки. Я этому значения не придавал, я даже рад был, что он меньше занимается работой, мне от этого как-то легче дышалось. Но в итоге он пропал там на месяц, а вернулся с этой странной находкой: древним захоронением то ли ацтеков, то ли майя, то ли еще какими-то древними латиноамериканцами. И так как об этом захоронении никто не знал, то он сумел купить себе несколько гектаров леса, где оно находилось. В нормальной стране такого он бы не провернул, конечно, но мы имели много дел с правительством Бразилии в прошлом, а Гар еще и личный друг какого-то местного наркобарона… В общем, суть да дело, но это захоронение было воздвигнуто на месте единственного в мире источника нового элемента, который до Гарфилда никто не видел. Он назвал его “серпентум”. И у серпентума есть особое свойство: он размножается в любой среде. И при этом обладает огромной энергетической ценностью.
— Как это? — Мать налила себе еще.
— Если честно, понятия не имею. Я не ученый, я визионер.
— Но серпентум этот ты прохлопал, да?
— Ну да… Он построил на месте источника лабораторию, а потом и завод. Назвал его Механический Город. Оборудование там наше, то есть в теории у меня есть допуск ко всем уровням, но так как охраняется он картелем, меня туда не пускают. Но я и не рвался особо. Но потом начали ходить слухи о том, что он выбрасывает отходы в Амазонку. Местные жители какие-то отравились сильно. Потом про опыты на животных пошли разговоры. А компания-то все еще общая. Я попытался с ним поговорить, он ни в какую. А у меня ведь, из-за моего прошлого, об этом постоянно спрашивали. Ну и я пообещал то, чего от меня ожидали: что я этого так не оставлю.
— Я думал переиграть их. Думал, если публично выступлю за хорошее дело, то меня побоятся трогать. А в итоге совет директоров прогнал меня из компании.
— Ввязался в драку, в общем, в которой не можешь победить.
— И какой теперь твой гениальный план?
— Ну победить у меня их не получится. Но я решил их перехитрить. Я нашел талантливого ученого. Профинансировал его проект. Пока Гар финансировал исследования серпентума, я финансировал технологию оцифровывания сознания.
— Меня перенесут в компьютер, Мам.
Та молчала и смотрела на сына пустыми бледными глазами. Потом налила себе еще.
— Я смогу жить вечно, понимаешь? Вечно, в компьютере. Я смогу использовать все свои счета, все свои доступы. Создам новую компанию. У меня будет времени, сколько я захочу. И когда-нибудь, не сразу, пускай совсем не сразу, но когда-нибудь, я их всех обыграю.
— Ну отличный план, что я могу сказать, — подумав, сказала Мать.
— Ну я во всем этом не разбираюсь, конечно, но звучит разумно.
— Ну да. Посмотри на себя, кого ты в таком виде можешь победить? Никого. Ты слабый, старый, ничего не умеешь. Может хоть компьютером на что-то сгодишься.
— Тут не поспоришь, да… Но слушай, у меня тут появился альтернативный план. Я провел выходные с Диной. И я вспомнил, как отец умирал. Я прекрасно понимаю, что он меня ненавидел, но знаешь, перед смертью он как будто хотел меня видеть чаще. Даже он, представляешь? И я подумал, что если я неправильно поступаю, что бегу? Не от Гара и совета директоров, а от… Не знаю, от жизни, от близких? Что если те пару лет, что мне осталось провести с ними, гораздо важнее, чем вечность бизнеса и побед?
— Понятно, — мать допила бокал и с гулким звоном, похожим на стон разочарования, поставила его на стеклянный столик. — Как обычно. Только у тебя появляется хоть одна нормальная идея за всю жизнь, как ты бежишь за очередной девкой и все просираешь. И теперь эта девка твоя дочь! Ты мало того, что глупый, ты еще и извращенец. С какой стати ты слушаешь в бизнесе советы художницы-недоучки, объясни?
— Нет, ты послушай. У тебя в кои-то веки появился шанс что-то не просрать, сохранить наследие своего отца, преумножить его, и ты опять все пускаешь по пизде. Ну не идиот? Ради чего? Чтобы два года пожить вот в этом вот теле? Ну посмотри на себя, нет, ты посмотри. Ты ради этого все отпускаешь? Ты совсем что ли, ну. Того?
— Ну вспомни, как отец умирал, — обратился Найджел к последнему оставшемуся авторитету. — Ну вспомни его последние дни. Вспомни и скажи, что я не прав.
— Отец… Тебе правда интересно, что бы сказал отец, послушав тебя сейчас? Ты правда хочешь узнать, что сказал бы Найджел Нэш старший?
— Да, — сказал Найджел и зажмурился.
— Он бы сказал, что ты убогое маленькое говно. И что ты снова разочаровал его.
Найджел сидел какое-то время, не шевелясь, а потом выдохнул и открыл глаза.
— Это было ожидаемо. Но все равно очень больно.
6
Воздух в Мозамбике был как будто более слабый, чем в остальном мире. Скорее всего из-за прожженного Солнцем озонового слоя, но Найджел был не уверен. Вполне возможно, что на ситуацию влияла скудная, лишенная привычной роскоши природа без единого лишнего зеленого листка. Пока нормальные деревья растут в свое удовольствие, потому что не могут не расти, скрюченные, похожие на старческую клюку деревья Мозамбика будто бесконечно боролись за свое выживание, которое никому особо не было нужно. Вся вода, которую Найджел видел вокруг, обязательно была грязной. Океан все еще выглядел великолепно синим, но стоило воде попасть на сушу, как она сразу отдавала какой-то отталкивающе бессильной желтизной.
Ну и инфраструктура тоже влияла на общее восприятие. От аэропорта, который сам по себе был похож на провинциальный склад, Найджел добрался до города на разваливающемся туктуке, который здесь называли “чопела”. Местные были нищие, худые и по-счастливому приветливые. На старое белое лицо Найджела впервые за долгое время смотрели с некоторой завистью. И его раса, и его возраст здесь уважались.
Найджел в одиночестве обедал в ресторане в центре города, где ему назначил встречу Альберт. Сразу видно, что Альберт ни на секунду не задумался над тем, где хотелось бы иметь последний обед человеку, который прощается с собственным телом. Здесь не было ни вида на океан, ни открытого неба, ни даже вкусной еды. И воздух, самое главное, воздух был как будто более слабый, чем в остальном мире.
Найджел облегченно выдохнул. Ему удалось доесть последний обед в умиротворенном одиночестве. Еще минута промедления, и последний кусок бы отправлялся в рот беспокойно, под социофобный гундеж Альберта.
У Найджела не было ни единого сомнения, почему Альберту не удавалось получить инвестиции на свою, по любым меркам, прорывную технологию. Он отвратительно себя презентовал. За его сбивчивой речью, бестолковыми примерами и слабой подачей было очень тяжело разглядеть непризнанного гения, который всецело поглощен своим делом и просто не хочет тратить свой интеллектуальный ресурс на такие важные инвесторам, но такие безразличные ему пустяки.
— К-как вам еда, мистер Нэш? Мне очень текс-мекс здесь н-нравится. Но вообще я нечасто езжу в город п-покушать. Но когда езжу, хожу вот сюда. Сидишь, на людей смотришь. Т-тут люди, т-там люди. Как вам здесь люди, м-мистер Нэш?
Найджел отхлебнул пива и пристально посмотрел в бегающие зеленые глаза Альберта. Его поведение располагало к спокойствию, которого наедине с собой невозможно было достичь.
— Люди норм, — сказал он и отхлебнул еще.
— Д-д-да, мне тоже нравятся. Но с серверной фермы мы их всех п-прогнали, конечно. Там теперь только квалифицированный п-персонал. Комар носу не подточит. Ну или подточит, но это никак не повлияет на исход д-дела. В принципе, пусть даже точит, это непринципиальный с точки зрения обсуждаемого п-предприятия вопрос.
Найджел допил пиво и жестами попросил у официанта счет. Электронные официанты до Мозамбика пока не добрались.
— Извините, м-мистер Нэш… Вы уточнили у вашего онколога, ну, п-по срокам?
— И, извините, ч-что он ответил?
— Год у нас совершенно точно есть. Особенно если в спокойном состоянии.
— Да, да, состояние б-будет очень спокойное, оно и нам такое тоже нужно. Седационную камеру мы б-благополучно доставили и установили, обслуживать будет к-команда врачей. Все под контролем.
— Ну значит волноваться не о чем, — подмигнул ученому Нэш.
— П-просто мы, теоретически, могли бы подождать, пока вам сделают операцию. Это затормозит п-проект, но если вы готовы его финансировать, и если у вас не будет осложнений потом…
— Альберт, послушай. Ты не понимаешь, о чем говоришь. Там одной операцией дело не ограничится. Это эпопея на пару лет, из которой я выйду еще более слабым, чем сейчас. Я не геройствую. Просто с чисто стратегической точки зрения это плохая идея. Хорошая идея, это начать переносить сознание уже сейчас.
— П-просто если рак не лечить, то за год он станет гораздо хуже.
— Ух ты, правда, вот это да. Вот не зря ты ученый, а я нет. Ты такие невероятные вещи мне рассказываешь, Альберт, я бы сам в жизни не подумал.
— Извините… Но п-просто... Вам точно не нужно будет ваше тело?
— Посмотри на него, сынок, — Найджел отодвинулся на стуле, чтобы Альберту было лучше видно, о чем идет речь. — Оно не только мне, оно вообще никому не нужно. Кроме рака, конечно. Вот пусть он его и забирает. Я буду жить в компьютере. Буду ведь?
— Совершенно точно б-будете! Мы сможем контролировать п-процесс п-переноса сознания в течение всего года, п-процедура п-проверена и надежна.
— Ну вот и славно, — Найджел привычным движением оплатил счет через услужливо поданный терминал. — Obrigado! Ну что? — он снова развернулся к ученому. — Vamanos, Alberto.
Они встали, поправили свои летние костюмы, и неспеша направились к машине.
— А скажи мне, Альберто. На ком проверялась процедура?
— Осторожно, м-мистер Нэш, сейчас будет немного больно…
— Ничего страшного, Альберт, ради важной цели можно и потерпеть. Как быстро я усну?
— Не знаю… К-как быстро? — обратился он к медсестре, — Минут пять-десять.
— Ты просто излучаешь уверенность, браво. И когда я проснусь, я буду уже в компьютере?
— Вот это уже лучше. Ну, увидимся через год.
— Спокойной ночи, м-мистер Нэш!
Найджел закрыл глаза. Его первая мысль, как это всегда и бывает, была о неприятном. Неприятное клало ему свои волосатые руки на плечи, таскало по своему офису, играло в гольф и привозило из Латинской Америки красивые кинжалы. Засыпать с такими последними мыслями не хотелось. Не факт, что у компьютерного Найджела вообще будут сны. Последний сон должен быть достойным. Ему привиделась Беа. А вместе с ней и фантазия, которая, в отличие от его собственного тела, никогда не подводила. Он ласкал ее пышное тело на кровати, они, мокрые от пота, целовались, смеялись и путались в простынях. Он был счастлив и мог все. Его тело, лишенное деталей размытое пятно, было совершенно и во всех отношениях функционально. А потом он просто смотрел на ее лицо. Шептал ее имя и улыбался, а она улыбалась ему в ответ. Ее образ, сквозь дымку надвигающегося сна сам собой менявший очертания, превращался в счастливую и смеющуюся Дину. Тряхнув копной разноцветных волос, она вдруг побежала куда-то по воздуху, совсем маленькая, а Найджел, несмотря на свои молодость и здоровье, не мог ее догнать. Но потом она сама остановилась, медленно обернулась, уже совсем взрослая и грустная, и обреченно сказала: “Я люблю тебя”. И она продолжала, продолжала, продолжала стареть, а Найджел так и оставался совсем молодым, практически ребенком, пока ее старческое лицо не изменилось до неузнаваемости. И это уродливое лицо с землянистой кожей и шрамами морщин, медленно открыло скорченный от боли рот, из которого донесся глухой звон: “НЕТ”. И звон стекла превратился в зеркало, и в зеркале было отражение самого Найджела. Старое, потасканное, измученное жизнью, оно смотрело на Найджела-малыша, словно оценивая его с головы до ног, и разочарованно качало головой. “Она права,” — наконец сказало отражение. — “Полюбить такое будет сложно”.
— М-мистер Нэш! М-мистер Нэш! Очнитесь! У меня хорошие новости! Операция прошла абсолютно успешно! Вы слышите меня, м-мистер Нэш? Это победа!
— Ваш разум, м-мистер Нэш. Он целиком в компьютере! Он функционирует, он м-мыслит, он создает новые идеи. Мы сейчас, по сути, внутри него. По всем этим серверам б-бегают ваши мысли. Это все ваш новый б-большой мозг!
— Как вы себя чувствуете, м-мистер Нэш? Все хорошо? У вас ничего не б-болит?
— У меня все болит, — Найджел, пытаясь встать и тяжело кряхтя, закашлялся. — Почему… Почему я в своем теле?
— Не пон… В смысле, м-мистер Нэш? Ваш разум скопирован в компьютер. Операция п-прошла успешно. Вся ваша личность оцифрована.
— Ты должен… Ты должен был перенести меня в компьютер, Альберт. Почему я все еще в своем теле?
— М-мистер Нэш, извините, но куда же я вас дену из вашего тела?
| Обсуждение в VK |
← «Последняя История #3» | «Последняя История #4» →
| Оглавление |