Нищета территориализма: пересматривая европейское устройство, 3
Андреас Фалуди, почётный профессор пространственной политики, Дельфтский Технологический Университет, Нидерланды.
Перевод Анны Мьювинг и Михаила Куликова
Говоря о кризисе евро, немецкий министр обороны Урсула фон дер Ляйен на братиславском форуме глобальной безопасности Globsec в апреле 2016 года признала, что при введении евро «мы не решились сказать нашим народам … что нам придётся создавать новую финансовую инфраструктуру и частично делегировать национальный суверенитет на общеевропейский уровень там, где это касается финансов». То же самое верно, по ее словам, для Шенгенской зоны и Дублина, серьёзные последствия чего остались неясны. Регулирование международных отношений затрагивает государственный суверенитет, а косвенно - и государственный территориализм. Излишне упоминать, что оба указанных эффекта вызывают споры. Высказывая мнение, которое теперь все чаще слышно от национальных правительств (хоть и не всех), чешский министр иностранных дел на том же собрании выразил хорошо известную озабоченность по поводу соответствующих предложений Еврокомиссии, заявив: «Мы должны принимать во внимание противоположные мнения...».
Проблемной является сама конструкция ЕС. Литература об этом уже заполняет полки библиотек. В основном проблемы сводятся к тому, как обходиться с государственным суверенитетом, следовательно, с государственным территориализмом. Предположительно ЕС исходит из того, что государства-члены в соответствии с теорией международных отношений частично делегируют ему контроль над суверенитетом. Так ЕС становится в своём роде функциональным институтом, "исполнительной властью". С другой стороны, сам ЕС можно рассматривать как квазигосударственный конструкт с собственной личностью, подобно тому как отдельные государства, как говорят, обладают личностями. Такой подход означает, что государственная территориальность тоже поднимается на следующий уровень обобщения. Согласно этой точке зрения ЕС часто описывается как формирующаяся или мерцающая федерация. Третья линия аргументации заключается в том, что ЕС — это нечто новое, неслыханное, sui generis [не имеющее прецедентов], возможно, предвестник будущего. Но это мнение не распространено ни среди «территориально-административного комплекса» (Фалуди 2016а), преследующего собственные интересы в каждом государстве ЕС, ни среди озадаченной общественности, ищущей защиты в этом сложном мире.
Иронизируя, некоторые авторы сравнивают ЕС со Средневековьем. Этот тезис выдвинул Ян Зелонка, профессор европейских исследований Оксфордского университета, гражданин Нидерландов и Великобритании польского происхождения (Зелонка 2006). Еще до того, как кризис беженцев достиг своего апогея, он опубликовал еще одну короткую книгу "Обречен ли ЕС?" (Зелонка, 2014). Он упомянут здесь, ибо кризис очевидно связан с территориализмом, кроме того Зелонка поднимает вопросы о том, что такое Евросоюз или чем он должен быть. Не стесняясь в выражениях, Зелонка утверждает, что Евросоюз стал позорищем. Если он и выживет, то в ослабленном виде. Интересно, что Зелонка полагает, что это не приведет к усилению национальных государств - воплощений территориализма. Скорее это укрепит города, регионы и неправительственные организации, еще более размыв государственные границы и институт гражданства.
Административные юрисдикции будут пересекаться и накладываться еще больше, чем сейчас, поддерживая понимание ЕС как неосредневековой империи. Таким образом вместо общеевропейского правительства будут созданы различные децентрализованные связи в сферах транспорта, энергетики, миграции, туризма и спорта. Эти связи будут работать все более эффективно, обеспечивая то, что Фриц Шарпф (1999) назвал выводной легитимацией, чтобы отличить ее от созданной с помощью демократических процедур вводной (речь о input и output как ввод и вывод в энергетическом смысле. Межсистемные связи таким образом образуют внешний источник легитимности, основанный на эффективности работы этих связей – прим. перев.), последняя подразумевает модель интеграции ЕС, управляемую из одного центра.
В текущей ситуации Зелонка ссылается на упомянутый "Марш Безумия" Барбары Такман - инициативы Европейского Совета ведут к дезинтеграции. Действительно, любая попытка создать федерацию, какой бы светлой она ни была, может привести к такому исходу. Стратегия должна быть противоположной: "создать больше «Европ», а не больше Европы в смысле единого интегрированного континента" (Зелонка 2014, стр. 48). «Больше Европ» станет правильным ответом в ситуации, когда суверенитет ревностно охраняется.
Нельзя сказать, что Зелонка рад усилению суверенитета. Это имеет смысл лишь там, где государственные границы пересекаются с границами рыночных отношений, военными границами и миграционными тропами. С точки зрения вышеуказанного поведения животных суверенитет – и сопровождающий его территориализм – нужен только там, где ареал проживания людей совпадает с территорией государства, гражданами которого они являются.
Ввиду того, что это уже не так, упования на возрождение национальных государств тщетны. Вместо этого растут сети и неправительственные организации. Поэтому у граждан будут "все более многочисленные подданства и ассоциации, и меньше доверия к традиционным общинным иерархиям и ценностям. Европа будет выглядеть сложной головоломкой без четкой институциональной структуры, правового порядка и идеологического консенсуса" (Зелонка 2014, стр. 75). С точки зрения темы этой статьи - территориализма, опасения не связаны с территорией в общем смысле этого слова. Опасения связаны с "абсолютистским территориализмом". Это означает, что государственная территориальность в принципе не допускает компромиссов. Сравните это с академическим теоретизированием, рассматривающим пространства как специально сконструированные и реконструированные, с результатами в зависимости от акторов (Фалуди 2016б).
