А. ПелипенкоТриада: жизнь – смерть – новая жизнь как формула психосферной медиации, 1
Механизмы ПМ не могут быть по-настоящему раскрыты без глубокого анализа нейрофизилогических, психо-сенсорных и, разумеется, культурно-смысловых аспектов и уровней ПМН (психо-ментальных настроек). Но они пока строго научным методам исследования не поддаются, и потому теоретические обобщения здесь можно строить только умозрительно и гипотетически. Немалую пользу, однако, могут принести отдельные реконструкции, проливающие свет на устойчиво воспроизводящиеся в культурных традициях медиационные режимы вкупе с их смысловыми контекстами. При том, что ПМ совершается человеком чуть ли не на каждом шагу, и любой из них может служить материалом для анализа, в Культуре имеется класс медиационных ситуаций, имеющих фундаментальное значение. Таковы всё экзистенциально значимые ситуации перехода и, прежде всего, между явленным миром и психосферой. Переход этот предстаёт в широком ряду особых семантически отмеченных ситуаций и культурно-смысловых контекстов, которые тесно меж собой переплетаются в историческом бытии культур. Это переплетение, доходящее порой до полной мифосемантической взаимозаменяемости компонентов смыслового комплекса, с особой наглядностью представлено в МРС (мифоритуальной системе aka #традиция_жрецов - прим. ред).
Рассмотрим в самом общем виде одну из универсальных конструктивных культурогенетических матриц: триаду жизнь – смерть – воскрешение (новая жизнь) как форму перехода-медиации с психосферой. Проблема не может быть рассмотрена вне концепции психофизического дуализма, понимаемого в свете вышеизложенных представлений о квантовой природе психосферных образований. Исходя из них, нетрудно прийти к выводу, что такие качества психического субстрата как сложность, устойчивость, степень привязанности к «своей» физической форме (точнее, мера и характер его квантово-полевого с ней «сращения») напрямую коррелируют с уровнем структурной организации этой самой формы.
Здесь лишний раз возникает повод напомнить о том, что психический субстрат человека (ПС или душа, если хотите) – частный случай психической матрицы (равно как и любые иные психосферные образования), нельзя рассматривать как физический объект или вещь, имеющую локальные пространственно-временные характеристики, и поэтому адекватно описать его онтологию в языковых определениях невозможно в принципе. В самом грубом приближении «онтологическое ядро» ПС можно представить (разумеется, не наглядно-образно) как фрактальный коллаж квантовых потенциалов – «центральным» интерференциальным узлом, где констеллированные запутанные (в квантовом смысле) системы «фокусируются» в состоянии максимальной скоррелированности. Это «ядро» обволакивает полевая периферия, и под действием интенциональных импульсов, как внешних, так и внутренних, условный центр интерференции может переместиться в любую «точку» и тем самым многократно усилить проявление в ЭМ (эмплицитном, или развернутом мире) изменённых во времени свойств. Факторы, изменяющие вероятность проявления в ЭМ тех или иных эксплицитных версий (см. выше) всякого психосферного образования, весьма разнообразны. Но когда речь идёт о ПС человека, возрастающее значение приобретают энграммы прижизненного опыта. По мере того, как интенциональные поля коллективной ментальности исторически конструируют «морфологию» культурного сектора психосферной субреальности, его (этого сектора) акторы всё более «специализируются», теснее коррелируя с энграммами коллективного исторического опыта, а на уровне индивидуальных психических субстратов – с энграммами личного опыта ПМ. Чем слабее роль таких энграмм в общей констелляции, тем устойчивее её «центр» и ниже разброс флуктуаций её проявляемых версий. И оттого тем выше предопределённость будущего прошлым.
Что поделаешь, гипотеза, сформулированная таким зубодробительным языком, воспринимается с трудом. Но более лёгкий путь «приближения» запредельно уже был испробован. С тех пор, как Платон сформулировал концепцию двух миров, философы немало постарались, чтобы «облегчить себе жизнь» и как бы незаметно «перетащить» запредельное на территорию дискурса об имманентном. Впрочем, для такого одомашнивания были как бы законные основания: ведь запредельный мир понимался как умопостигаемый и в этом качестве миру физическому противопоставлялся многими философами вплоть до К. Поппера и Р. Пенроуза. В результате «всецело Иное» даже в квантовом своём модусе стало не более чем адаптированной частью посюстороннего мира. Сущность ускользнула, зато язык описания стал достаточно доходчивым в результате бурного развития по законам жанра: богословского, философского, научного. Платой за такую пропедевтику и подмену живого опыта ПМ дискурсом стал многовековой провал в адекватном осмыслении запредельного и неготовность отказаться от доходчивых объяснений. И теперь, когда постижение его оснований приходит в обличье квантовой физики, её корифеям приходится констатировать, что понимают её в мире «всего двенадцать человек».
Понятное фото: платонова пещера, наши дни
