Михаил Куликов, Сергей Морозов: Полемика о Культуре, 5. Окончание
Смерть философии давно пора зафиксировать. Ну, если не смерть, то старческий маразм. Это как минимум. Как максимум, действительно смерть и бесцельное блуждание в оболочке зомби – вроде чем-то занят, куда-то ковыляет, но стоит спросить, куда — ответа вряд ли дождешься. Когда зомби становится слишком много от обращения в них основной популяции, их пищевая цепочка замыкается на себя. С философией как областью приращения знания это произошло уже довольно давно. Она обратилась на себя, метафизика приказала долго жить, а онтология уступила свой трон эпистемологии, поиск смысла в окружающем мире сменился на поиск смысла в самом поиске смысла. Недавно (по историческим меркам) такая же участь подстерегла и науку. Как подсистемы культуры философия и наука были на это обречены, выработав свой ресурс. Здесь мы приходим к смыслогенетической культурологии (#СТК@vostroge), изучающей и осмысляющей эти процессы.
Можно было бы долго предметно оспаривать тезисы противоположной стороны о том, что у Пелипенко с Ясперсом только внешнее, поверхностное сходство, что феноменологический подход больше критикуется со смыслогенетических позиций, чем используется, о том, что смысл стоит у истоков всего, даже поведения рефлексоидов (только через несамостоятельность, навязанный им культурой смысл), что жизненный цикл отдельной локальной культуры не есть ее эволюция, тем более не есть эволюция Культуры как всеобщего организующего принципа вообще и т.п., но не вижу резона повторяться. Зато критика культурологии с позиций практического применения требует ответа. Остались еще довольно интересные тезисы о культуре как процессе и углубление в шпенглеровскую концепцию выделения «души» культур и ранжирования по этому принципу, но, боюсь, если обстоятельно отвечать на все пункт за пунктом, этот текст разрастется до устрашающих пропорций и станет нечитаемым даже для специалистов. Ограничусь лишь тезисом, что культура – это система, и процессы нужно рассматривать именно в системном контексте. Преемственность культур стоит описывать именно с этого ракурса, а «души» различных культур с позиции представителя лишь одной из них (новоевропейской) не стоит пытаться выделять – и автомодель собственной культуры овладеет пером исследователя, и системное непонимание иных культур с позиции своей помешает это сделать. Впрочем, Морозов сам указывает на это, критикуя шпенглеровское описание культур Востока. Но вернемся к практической значимости культурологии.
Культурологический бум породил множество направлений и интерпретаций феномена Культуры, поэтому вставать на защиту всей этой плеяды не только не хочется, а просто невозможно. Сконцентрируемся на СТК. Черпая по принципу междисциплинарности многое и из философии, и из науки, она определенно не является направлением философии, ибо последняя не более, чем частный случай в постигаемых культурологией закономерностях. СТК определенно является направлением гуманитарной науки по факту своего происхождения, но привязана ли она к этой умирающей подсистеме культуры, пардон за каламбур, намертво? Не думаю. Во-первых, она принадлежит методологическому направлению постнеклассических подходов, что сложилось как один из возможных ответов на вызов замыкания науки на себя. Во-вторых, что еще более существенно, сам автор в труде «Постижение культуры» вывел свое детище за рамки строгой научности, обратив свое внимание на табуированные области для исследования – феномены, связанные с тонким миром и его нетривиальным взаимодействием с человеческим сознанием. Наконец, стоит задать вопрос: где же ученики и последователи мэтра, работающие в научной экосистеме, что развивают или хотя бы используют его идеи? Может, кто-то меня и поправит, но пара статей, цитирующих Пелипенко, за 5 лет погоды не делают. Возможно, я плохо искал, но кроме Острога и публичного спецкурса Зеленского, никого нет. А наша остроговская позиция известна – уходить от догматов и методологических ловушек строгой научности именно за тем, что ищет уважаемый Сергей Морозов – практической ценностью.
Как я пишу в статье Пропедевтика постнауки (Острог21), ученые-рудокопы из своих строго специализированных дисциплин-штреков перестали поставлять руду Знания из области Скрытого в область Социального. Они гонят пустую породу, а технологи-инженеры вынуждены выжимать последние капли из парадигм полувековой, а то и вековой давности для конструирования своих практических разработок. Поэтому наука как промысел по добыче Знания должна уступить свое место чему-то новому, еще не сформулированному. А новое по Гегелю приходит в одеждах старого. Для входа в постнаучную эру не обязательно выкидывать достижения науки на помойку истории, напротив, надо от них отталкиваться, изменяя сами парадигмы (способы добычи руды Знания). Здесь мы возвращаемся к СТК, которая, используя научные достижения в различных областях, изучающих деятельность и ментальность человека, сверяя их с достижениями естественных наук, не боится при этом выходить за рамки. Как писал Пелипенко, «сделать шаг от знания к пониманию, от описания к постижению, т. е. сорвать еще один покров с тайны человеческого бытия-в-культуре».
Что дает постижение закономерностей Культуры как системы? Прежде всего, предсказательные возможности. Любое предсказание, особенно в текущую постэпоху, неблагодарно и не способно сбыться в точности. Однако СТК позволяет нам заглянуть не только в детали окружающих нас некротических процессов (что не столь уж интересно), но и узнать в толпе одинаково одетой никчемности ряженое в одежды старого еще неокрепшее новое. Речь об экранной революции, а также ее субъектах. Легко махнуть рукой на инфантильных детишек, не могущих связать два слова в чуждой им знаковой системе (логос, письменное слово), и в ожидании Конца продолжать пить коктейли на верхней палубе утопающего «Титаника». Между тем, никчемные маленькие шлюпки уже загружены эвакуирующимися, и далеко не все из них обречены быть затянутыми в воронку погружающегося в пучину проекта Модернити. В отличие от свидетелей Конца на верхней палубе. Некоторые из них настроены на оптимизм – авось, теплое течение вынесет нас на тропический остров, где мы, новые робинзоны, построим себе вот такую-растакую Культуру назло всем Цивилизациям. Однако боюсь, с таким отношением все, что их ждет – это поток Забвения.
Но даже если некое Провидение и даст вдруг такой шанс, что смогут извлечь в практическом плане из своих сочинений описатели упадочности цивилизации? Уповать на то, что все вдруг возникнет «само»? Боюсь, даже их собственные теории говорят, что для поколений Старого нет места в мире Нового (с чем мы, кстати, со своих смыслогенетических позиций не вполне согласны, но это отдельный разговор).
Напротив, в ситуации смерти и распада локальной культурной системы СТК вооружена выкладками о системной сопряженности смыслов, которые могут и должны быть использованы для расчистки старого и конструирования нового. Понимание же того, что большие культурные процессы не поддаются режиссированию, что любой большой проект, созданный логоцентрическим умом через иллюзию устройства мира, «плывет» в своих основаниях, не поспевая за стремительно меняющейся реальностью, дают вооруженному теоретическим знанием о Культуре представления о масштабе, с которым надо работать, о пространстве для маневра в своих практических начинаниях и подстегивает серьезно относиться к исследованию текущих трендов и переходных процессов на стыках культурных парадигм, чтобы корректировать свои действия. Т.е. все это не для «искусства ради искусства», как пишет Морозов, а со вполне определенными целями. Например, изживание некоторой антиантропной цивилизации, ее безопасной утилизации в отдельных благоприятных для этого резервуарах и последующее реконструирование на иных базовых принципах в соответствии с глобальными трендами эволюции Культуры. Возможно, речь идет даже о выходе на новый эволюционный уровень для культурно-исторического субъекта. Об этом, например, эссе Алтуфьева Полигон эволюции https://t.me/OstrogReserve/9299 (Острог21). В любом случае, системное знание о Культуре жизненно необходимо в наш век. Мне представляется, что лишь вооружившись таким знанием, можно осуществить прорыв на следующий уровень структурной сложности ментальности и ослабить хватку Культуры, повысить уровень автономности человеческого субъекта. Но даже в наших более скромных прикладных целях на просторах условной построссии без такого знания не обойтись.
Подытожим. По перечисленным здесь и в предыдущем моем ответе причинам теоретическая основа на базе СТК имеет как раз высокое прикладное значение. Но что дает в этом смысле теория, описывающая лишь жизненный цикл культурной системы, не содержащая инструментов для планирования и целеполагания на стыках культурных систем для последних поколений, составляющих «доживающую» систему? Ничего, кроме констатаций «все плохо» пока не просматривается. Герметичное видение Шпенглера трудно развивать. Разве что обобщать на все более мелкие подсистемы культуры, как поступил Сергей, что интересно само по себе, но нет ли тут пресловутого «искусства ради искусства»?
Закончу соображением, что тезис о религии, которым завершил свой текст Сергей, интереснее и важнее всей нашей полемики, и весьма показательно, что в контексте учения Шпенглера он похож на тычок пальцем в небо. Одно только дополнение: для формулировки заповедей, которые бы что-то значили в конструируемой гипотетической эрзац-религии, необходимо, чтобы они переживались сакрально. А для этого в свою очередь необходимо понимание, где сейчас обитает сакральная сфера, и куда она может переместиться в будущем. Об этом наш дискурс.
6. Сама идея - какая культурологическая-философская система лучше подходит для решения задач – она не совсем верна в постановке. Потому что выбор этой системы зависит от задачи. Для решения выбирается сама система; если решения не получается, берется другая система. Можно взять и Смыслогенетическую Теорию Культуры, можно Теорию Шпенглера, а если все равно не получается – можно и обычный молоток.
С большей частью приведенных идей можно только согласиться. С оценками можно не соглашаться, но это ведь только оценки.
В системе Шпенглера Культура и Цивилизация – это не изначальное разделение, под ним находится деление на содержание и форму. Обычно система приходит к совершенству формы тогда, когда содержание уже серьезно деградирует. Структурирование нарастает, структур становится все больше. И это деление – содержание и форма – присутствует почти в каждом социальном явлении. Например, даже пьянка или тусовка имеют две те же стадии – содержание и форму, или – культуру и цивилизацию. Так что чисто оценочно – видение Шпенглера развивать очень просто, и его сложно назвать герметическим.
А по сакральному моменту можно сказать, что сконструировать его – задача скорее всего не решаемая. Обычно сакральное приходит само. Но есть религии и без сакрального – конфуцианство, например. Но оно уныло. И сакральным конфуцианство не станет никогда, в нем нет места для сакрального. Хотя при рождении Европы христианство вдруг получило сакральное содержание – Соборы, Крестовые походы. И вопрос сакрального лучше выносить в отдельную тему. Он слишком иной.
Арт Уэйн Барлоу - "Храм Весов"