Дом разделившийся, или гендерная тектоника современности, 7
Несмотря на стабилизирующую линию, гендерный конфликт нарастал вслед за расширением первобытного коллектива и увеличением человеческой самости, что в перспективе грозило социальной эрозией и в итоге дезинтеграцией. Племена, испытывающие наибольшее давление от соперничества, например, женских и мужских «жреческих корпораций», были вынуждены решать проблему за счёт усиления того или иного гендерного принципа. Так произошло разделение на оседлых земледельцев и кочующих или полукочующих скотоводов неолита. Примечательно, что внутренне более стабильные народности не получили достаточного импульса от гендерной динамики для своего развития, не пережили последующий синтез и продолжили существование в режиме затухающего воспроизводства. Судя по всему, речь идёт о предках современных нам охотников-собирателей, которые представляют собой лишь тень своей неолитической версии.
Разделившиеся же в ходе вертикального эволюционного скачка линии установили свои обновлённые версии гендерного отбора на долгие тысячелетия вследствие доминирования соответствующего принципа. Земледельческие общины отбирали особей наиболее феминного типа, с правополушарным доминированием когнитивной активности, нацеленные на стабилизационную стратегию бытия, склонные к фокусировке строго на жизненную сферу «человеческого, слишком человеческого». Скотоводческие вождества, напротив, радикально сместили отбор особей в строго маскулинную сторону, в ходе которого выделяющиеся своей феминностью мужчины вообще могли не получать шанса на воспроизводство, а поощрялись такие качества, как воля, нацеленная на изменение реальности, соперничество, стремление к экспансии. Обе линии продолжали наращивать довольно разбалансированные в смысле эволюционного потенциала популяции.
Одна была настолько стабилизирована, что уперлась в потолок способности к инновации, так что система быстро исчерпала свои потенциалы. В конце концов, неолитическое оседлое земледелие упиралось в стационарную цикличность, привязанную к смене сезонов и климату. Все усилия уходили на самоподдержание перед лицом регулярно возникающих вызовов, типичных для оседлости и укреплённых поселений: разнообразные причины неурожая и голод, эпидемии, ухудшение условий питания, набеги диких племён и т.д. На этом фоне со временем всё более воинственные скотоводы на первый взгляд имели больший потенциал, но здесь, напротив, не хватало стабилизирующей компоненты. Повышенная агрессивность и склонность к экспансии и чувствительной территориальности держало популяцию в постоянной конфликтности, как в отношениях с соседями, так и внутри. Маскулинный психотип склонен к приложению аналитического и категориального мышления ко всем сферам жизни, включая социальную, что давало ему преимущества для управления и подчинения отчуждённого человеческого материала, облегчая институциализацию сообщества и даже ряда сообществ согласно некоторой иерархии. Так образовывались сложные и даже суперсложные вождества, и это, безусловно, стало важнейшей компонентой синтеза государственности. Компонентой, недостающей или недоразвитой в раннеземледельческих общинах, даже самых крупных протогородах. Но демографическое давление в условиях военизированного кочевого вождества и доминирующего маскулинного психотипа порождало социальную дестабилизацию. И примерно с середины V тыс. до н.э. начинается экспансивное давление различных кочевых и полукочевых вождеств на раннеземледельческие культуры. Это стало началом масштабного процесса синтеза мужского и женского жизнеустроительных принципов, породивших цивилизацию с присущими ей атрибутами письменности, урбанизации и государственности, а также особыми «расширенными» редакциями мифа, ритуала, магии и стоящего на этих трёх китах смыслового пространства культуры.
Примечательно, что ранние цивилизации, выработав устойчивое решение гендерной проблемы культуры через синтез, продержались вплоть до заката МРС (катастрофа бронзового века, Дуалистическая революция), породив поразительное культурное разнообразие в своей адаптивной эволюционной стадии. Гендерный баланс с доминированием маскулинных принципов на макросоциальном уровне и феминных на локальном установил и более сбалансированные механизмы культурного отбора в популяции, отвечая новым чаяниям Культуры по наращиванию избыточного разнообразия.
Это поистине расцвет социокультурной структурной ячейки семьи как отражение синтеза на микросоциальном уровне. Не забываем, что установившийся в итоге синтеза гендерный баланс не является паритетным, поэтому за исключениями некоторых ранних атавизмов (например, наследование имущества по женской линии в Египте и деспотиях Переднего Востока) семья упорядочивалась согласно патриархальному принципу. Вокруг облака смыслов семьи начали складываться гендерно привязанные роли и культурные матрицы соответствия брачных партнёров и семейных союзов. Чего стоит один практически универсальный обычай выкупа невесты при её переходе из родной семьи в мужнину. Гендерный отбор в рамках раннеземледельческих общин устанавливал механизмы для оценки и отбраковки кандидатов на брак соответственно чувственно «нащупываемому» благу для рода и общины, что происходило с большой долей женской субъективности, которая подчиняется соответствующим психофизиологическим импульсам (о которых я уже писал выше). Впрочем, оговоримся, что женская субъективность в раннеземледельческих общинах была всё же существенно ограничена культурной традицией. После синтеза, несмотря на сохранение оседлой жизни, отбор был существенно скорректирован мужским стремлением к системной упорядоченности. При внесении маскулинного порядка в цивилизованные семейные отношения и околосемейную социальную сферу дело не доходило до полного подчинения и смысловой ассимиляции женского и полного неприятия элементов феминности в мужчинах. Семья отныне существует в матрице «минигосударства», частично по тем же системным законам, требующим генетического и ментального разнообразия.
