MONSTROSITY
«Как сновидения по пробуждении, так Ты, Господи, пробудив их, уничтожишь мечты их» (Пс. 72, 20).
Бессонен бес, что входит в каждый сон
и грёз врата со скрипом отворяет.
Сновидец сна глубины вымеряет,
и тому чёрту душеньку вверяет...
А антрацит небес - как был спокон.
Земная звуком полнится скудель
под музыку величественного Цанна,
пропавшего с проулка Рю д'Осейль,
где в нескончаемом полёте стонет шмель...
На нём парик, панчохи и сутана.
Бессменен бес, что входит в каждый сон,
раскачиваясь деткой на качелях!..
Они летят - и ветер стонет в елях,
дед Сологуб, с кнутом и без кальсон,
приплясывает с ветром в унисон.
Вы бытность ту постигнете едва ли:
Доло́рес Клейборн там опробует свой стек,
и Кэрри столбом восставает в адех,
и Грязная Гейл обитает в подвале
дома, который построил Джек.
Там Джеральд игру напоследок затеял,
там палец из слива торчит костяной, -
и шут Пеннивайс, ярким шариком рдея,
зубами сгрызает сновидческий веер,
у Оле Лукойе восстав за спиной.
Там Тулса Дум про плоть и жажду сердца,
про их примат над сталью говорит -
но примитивный Конан там царит -
и вот уже вселенная горит,
и на колах сдыхают иноверцы.
Там псы Тиндала гонят свою дичь
сквозь закоулки мира - не сокрыться,
такой нет щели, чтоб в неё забиться...
А под стрехо́й воркует голубица -
но в погребе зловонный стонет лич.
Пираты, каннибалы и шуты,
цари, разбойники и порожденья мрака
кишат здесь в подземельях... Старца ра́ка,
стоит в крипте́, и пламенеют Зодиака
святые знаки - небные киты.
В темнейших башнях чёрного базальта
горят костры языческих волхвов -
О, Ктулху фхтагн!.. В укромищах шкафов
сокрылись буки, Нарния, веков
густая пыль... но есть ещё мансарда.
В плетёном человеке жжёт толпа,
под руководством царственных друидов
(порой нечеловеческого вида),
воров, и тёмных дроу разных видов, -
и чернокнижников сжигают у столба.
Из Лабиринта Фавна нет пути
обратного - одной сплошной ловушкой
окажутся вдруг церковь с деревушкой
при ней, и ведьмы тешат групповушкой
Мессира Леонарда... Не шути
Ты с этим миром - первобытный океан
чудовищных созданий порождает
из серой пены... Грендель там блуждает, -
потомок Каина, и плотью услаждает
он человечьей глад... Там умер Пан.
Да и Господь едва ли там воскрес!
Всё стало безысходнее, страшнее.
Из трупа вурдалака сотни змеек,
сороконожек, жаб ползут, хоть пламенеет
костёр огромный из больших древес.
От голода каменья зверь грызёт, -
отсюда "Грендель", - в чаще первозданной
звучит порою рёв его гортанный,
отрывистый, утробный возглас странный,
когда он вдруг себя осознаёт.
Там человечество - лишь шутка, мир смешон.
Тор, на крючок поддевший Ёрмунганда,
усильем титаническим гиганта
упрямо тянет вверх... Невероятна,
в волнах добыча бьётся - Ас взбешён,
Драккар языческий колеблется как щепка...
Но Змей хтонический с могучего крюка
срывается, и уж его бока
уходят вглыбь! Грозит вослед рука,
горланит Тор... Там в бой идут берсерки.
В медвежьих шкурах, в ярости щиты
свои грызут, нажравшись мухоморов...
Один, большой и жирный как глосте́рский боров,
высокий в холке, выказав свой норов,
идёт нагим, не чуя наготы.
Там Цвет иных миров отравой пропитал
источники всех вод. Причудливы гибриды
людей и монстров невозможных видов,
утыканных гвоздями сенобитов,
смесившихся друг с другом... Лепетал
Руслан былинный там, когда бы их увидел
одним глазком, напуганным дитём!
Колдун и Голова, да ведьма бандитьём
обычным скинутся в краях, куда идём, -
уже пришли! - и свету бы не взвидел.
Здесь лес и дол и впрямь видений по́лны,
чудны́х и чу́дных, гибельных порой...
Выносит из гробниц теней гротескный рой
к окну в мансарде - слышен тошный вой,
каких на свете нет. На брег выносят волны
Не витязей прекрасных, дивных рать,
с морским их дядькой - туши исполинов
неописуемых, и с их тентаклей длинных
стекает слизь... Седых гардемаринов
колдун Брильи - ну так, поугорать, -
Ввергает в недра древней пирамиды...
Там мумий составных процессия и Сфинкс
с усмешкой смотрит вдаль, а древний обелиск,
весь в письменах, из камня сардоникс,
обходят суеверные хамиты
Путём десятым... Там Белед эль-Джинн
в пустыне знойной грезит, и бессчётно
века над ним текут, и дремлет джинн тошнотный
в его руинах, рёв низкочастотный
и пляски духов... С гор текут вершин
Отравленные воды! Некроманты
в пещерах горных сонмы мертвецов
призвав к себе, на жителей дворцов
идут войной... И вот на зов жрецов
является сам Ктулху, а мутанты
Приветствуют его величество! Их рёв
''О, Ктулху фхтангн!'' колеблет в небе звёзды,
светила гаснут, полнятся погосты,
выплёвывая орды новых мёртвых
из их гробов в сей лучший из миров.
Внизу кипит не-жизнь... Не виданный от веку,
огромный жмур глядит во мрак гробниц
из тьмы пещер - и мумии цариц
и фараонов, в клочьях плащаниц,
пред ним проходят... Чувствуя потеху,
Жмур тянет лапу из своей дыры,
из непроглядной тьмы её зловонья,
чтоб подношения принять от беззаконья...
Но слов нет надлежащих в лексиконе,
чтоб лапу описать, - и скверны сжав дары, -
Плоды её, что сгнили, созреванья
вовеки не достигнув... жмур их жрёт,
процессия же к логову ползёт,
мумифицированный хор вовсю дерёт
иссохшие гортани в завываньях...
На шествие умертвий жмур глядит
нечеловечьим взором благосклонно,
во мраке неизвестности колонны
теряются вверху, ошеломлённо
гардемарин последний вверх глядит.
В страницах Библии два верных пистолета
системы кольт укрыл сметливый поп...
Его Господь давно уже усоп,
а кольт очистит лучше, чем иссоп,
и испытает лучше шибболета.
В чудовищной толстухе скрыт божок,
её заполнивший, как влага глубь сосуда
переполняет стенки... Плоти груда
гротескная обильна, большегруда -
но звёздный дух засел в глуби кишок.
Там смертоносных зыбей глубина
содержит в своём чреве древний город,
древней людского рода... Тлен и смород
по прежнему стоят в нём, метеора
случаен всплеск в глазницах горбуна.
Великий Ктулху, в жутком граде Р'льех
на дне морском, в глуби́ солёной внемлет
мольбам людским, воздействуя на Землю -
и грёз божественных безумство восприемля,
грядёт безбожный богочеловек!
Невыразимых глаз, ненасытимых ртов,
присосок щупальцев, пульсирующих в хмари,
сновидцы зрят вторжение в кошмаре...
но и осознаю́т притом едва ли,
что́ это им даёт, восстав к утру с одров.
Близки - и чужеродны, неуместны -
но и всесильны! - Боги только ждут,
и сто́рицей стократно воздадут, -
а может, даже пересоздадут
мир под себя, с текущим несовместны.
Ртов, че́люстей и клювов, пастей, рыл,
зубастых анусов и пучащих глазища
и пасти жадные ладоней разум ищет -
и целое находит гнездовище...
И обретает мир, уняв школярский пыл.
Вселенский ритм Шабаша гремит,
пронзая твердь и звёздные пространства.
Ах, чёрен Ю́ггот, смоль его убранства -
равно ему смешны и вольтерьянство,
и аскетизм, и вечность пирамид.
Здесь к солнцу чёрному возносится собор
готичных шпилей, стрельчатых проёмов,
розеток и порталов... Из проломов
в его стена́х, в сверкании шеломов,
выходят призраки давно прошедших пор.
