Дмитрий Алтуфьев Пострусская апофатика и двоичный код, 2
Николай Бердяев писал, что русская культура мыслит в категориях ортодоксии и ереси, третьего не дано. Неслучайно упрек нам был облечен в слова, которые мы сочли нужным процитировать выше. Развив мысль Бердяева в контексте смыслогенетической культурологии, мы получим двоичный код русской культуры, где ортодоксии соответствует положительное значение 1 (единица), а ереси – отрицательное, отсутствие значения - 0 (ноль). Нечто и ничто. 1>0.
Вся русская ЛКС – локальная культурная система - в сознании ее носителей написана этим двоичным кодом. Вопрос о взаимоотношении бытия и ничто объединяет физическое и метафизическое знание. Михаил Эпштейн считает, что «демонизм и апофатизм делят между собой ту область «среднего», которая в секулярной культуре выстраивается между ее полюсами. Демоническое — это переход положительного в отрицательное, минуя середину. Апофатика — это переход отрицательного в положительное, минуя середину». Мы скажем иначе: дуалистическая, стянутая к полюсам структура русской матрицы исключает третье, разрывает середину – ту самую зону медиации, на которой построена цивилизация Запада. У русских есть лишь тезис и антитезис, но нет синтеза, он разорван в клочья силой взаимодействия нуля и единицы, как планета Фаэтон меж Марсом и Юпитером. Отсюда культурная неспособность русских воспринять сложные, плюралистичные западные дискурсы в их полноте – только ортодоксия и ересь, белое и черное, 1 и 0. Причем ситуация гораздо хуже, чем просто черно-белое видение, ведь оно различает и серые полутона, что дает адекватность и художественную ценность ч/б фотографии и кино. РМ же просто не видит полутонов. Представьте себе фотографию, где осталось лишь черное и белое. Представьте себе запись шахматной партии, от которой остались лишь нули и единицы. Или учебник математики. Вся русская культура написана перфоратором на перфолентах, никаких букв, цветов и знаков, только нечто или ничто. В рамках русской ЛКС пытаться воссоздать, например, либертарианство – все равно что написать его идеи цветными фломастерами на перфоленте и ввести в ЭВМ. Процессор сможет считать лишь наличие или отсутствие проколов, остальное проигнорирует. Так носитель русской матрицы видит конструкты либертарианства, капитализма, национал-демократии, трансгуманизма и так далее – в виде колыхающихся призраков, крайне смутно, уверенно распознавая в них лишь ч/б пиксели: ортодоксию и ересь, фазу и ноль, плюс и минус. Поэтому, надевая на себя призрачные одежды просвещенного абсолютизма, парламентаризма, коммунизма, федерализма, демократии русский король всегда оказывался голым.
Рассмотрим двоичный код поближе. Раз и навсегда привязанная к оси тезис-антитезис русская культура сохраняет динамику за счет движения по кругу подобно карусели. Импульс ей придают регулярные инверсии – смены полюсов: ересь становится ортодоксией, меняя знак, и наоборот. Почему так происходит и какой полюс является ведущим?
Семен Франк отмечает обращенность отрицания на себя в области эпистемологии, на подступе к «непостижимому»: «…это „не“ направлено здесь на само „не“. В этом и заключается поистине безграничная сила отрицания, что оно сохраняет силу, даже направляясь на само себя, на начало, его конституирующее». Таким образом двойное отрицание, отрицание отрицания становится актом творения нечто из ничего. «Да» способно лишь подтверждать себя другим «да», тогда как «нет», отвечая себе «нет», способно производить «да». Значит, ничто онтологически мощнее бытия, оно может создавать из себя бытие, а бытие не может создавать из себя ничто (М. Эпштейн, «Религия после атеизма. Новые возможности теологии»). Поэтому в русской культуре ересь (0) потенциально оказывается всегда сильнее ортодоксии (1), ибо ересь жива и способна создавать новое бытие, тогда как ортодоксия суха и бесплодна.
Примером послужит история церкви и ереси в России, - будучи ортодоксией, церковь рутинизируется, впадая в стяжательство и обрядоверие. Когда мощная ересь совершает инверсию, опрокидывая прежний порядок, православие становится ересью и со временем вызывает живейший интерес в обществе по мере рутинизации новой ортодоксии, но вновь вернувшись в мейнстрим на гребне новой инверсии, РПЦ мгновенно обретает фарисейскую спесь, претензии на мирскую власть, и все начинается снова.
