НЕЗАСЛУЖЕННАЯ ЖИЗНЬ
В дни очередной годовщины августовского путча особо часто принято задаваться вопросом: какова она была - Россия, которую мы потеряли?
Сегодня трудно оспаривать характер августовской инсценировки 1991 года как удар, нанесенный субэлитами в сердце элит. Говоря проще - широкие круги советской бюрократии одним махом решили две проблемы. Во-первых, проблему самосохранения, поскольку перетягивание каната между Горбачевым и его окружением наносило исключительный вред экономике страны, что все ближе подводило людей к мысли об исключительной вредности института власти, как такового. С другой стороны, решился вопрос отстранения засидевшихся наверху патрициев старого поколения и замены их собой.
Впрочем, смена одних лиц на другие оказалась всего лишь фоном для поистине глобального события - окончательного крушения советской эпохи. Когда Путин говорит о развале СССР, как о крупнейшей геополитической катастрофе 20-го века, он, видимо, сам не осознает, насколько он прав. Правда, с его точки зрения это катастрофа в той степени, в какой он, видимо, считает, что в противном случае стал бы президентом целого СССР, а не РФ.
Нам же видится, что катастрофичность здесь имеет совсем иной масштаб. Дело в том, что Советский Союз, с всеми оговорками, изначально был государством меритократическим. В далеком 1917-м к власти пришли совершенно новые лица - дерзкие, решительные, хитрые, ловкие - вместо инертных, слабых, изнеженных и развращенных властью и комфортом.
Вне рамок оценки этических характеристик новых лидеров, в чисто природном смысле они были более достойны власти, чем их предшественники. И этот тренд, скрепленный направляющей и организующей ролью компартии, удерживался в течении десятилетий.
Конечно, с каждым новым поколением коммунистов требовалось все меньше смелости и ума, чтобы пробраться во власть, а те немногие гуманные качества, которые декларировались, как атрибут настоящего коммуниста, и вовсе со временем отвалились, как атавизм. Но даже вплоть до 80-х годов от человека, желающего пробиться к власти, требовалось, во-первых, более-менее народное происхождение, а во-вторых, качества, пусть и не самые лучшие, но все же поднимающие его выше среднего уровня - административное чутье, сноровка, управленческие навыки, умение "работать с людьми". Иными словами, даже при поздних советах, чтобы быть карьеристом, требовались некие усилия.
Сегодня для того, чтобы оказаться в элите, не надо делать ничего, кроме как родиться и вырасти в ее среде. То-есть, вам либо повезло, либо нет. Причем даже деньги не купят вам истинную власть в России. Пример депутатов, рекрутированных из числа спортсменов и деятелей эстрады, ни о чем не говорит: вы сперва попробуйте попасть в эти самые именитые спортсмены, а затем попробуйте из спортсменов пробиться в депутаты, и поймете, что и там тоже деньги решают не все, и до истинной власти депутату весьма далеко.
Пример крымской "няш-мяш", которую усиленно пиарят, как образчик социального лифта - из провинциальных прокуроров в столичные генерал-депутаты - также не показателен. Ибо налицо искусственность ее нарочитого позиционирования как "поднявшейся из народа", и на одну такую "няшу" остаются десятки не доживших до ее лет гиви и моторол.
Ставки сделаны, ставок больше нет, и во власть больше мирным путем не попасть - в этом лишь сильнее убеждают разного рода "президентские призывы" новых тысяч будущих госуправленцев. Такой же выпуск пара, сигнализирующий о совершенной невозможности когда-нибудь действительно поуправлять, двигаясь в заданном коридоре условностей.
Но утрата смыслов произошла не только для амбициозных претендентов на властные полномочия, но и для простого обывателя. Если в советское время импортные джинсы, духи или электронные девайсы являлись некой сакральной ценностью, которую надо было "достать", имея выходы на нужных людей, то в новейшие времена эта сакральность предметов растворилась. Иди да купи в магазине, были бы деньги. Так что если для советского гражданина достижение бытового комфорта предполагало наличие денег и связей (а порой связи здесь были на первом месте), то сейчас комфорт очень буднично и незатейливо покупается. А следовательно и ценность его упала, и вкус очередной бытовой победы, в виде покупки новой вещи, быстро становится пресным.
В постсоветскую эпоху стало не важным заводить и поддерживать какие-то дружеские или добрые отношения, максимум - нейтрально-деловые. Перевод всех ценностей в денежный эквивалент развил в людях одержимость в гонке за дензнаками, в ходе которой они успешно топят друг друга без всяких врагов.
Иными словами элиты сделали ставку на родственные связи, а массы - на выжимание максимальных прибылей с ближних и дальних своих. Но здесь всех и подстерегла ловушка.
Власть, полученная по наследству, утрачивает свою святость тем быстрее, чем более бестолковым управленцем окажется тот или иной элитарный отпрыск в условиях "смеющихся искандеров". Реанимация культа Романовых и религиозного обоснования божественной природы власти здесь не поможет. На трехсотлетнюю династию нынешние "сынки" не тянут вообще, а напускная религиозность большинства россиян скрывает лишь их извечное неосознаваемое ими безбожие.
Но и масса испытывает кризис смыслов. Когда стало ясно, что за деньги можно все, и когда это все было куплено и попробовано на зуб, стало вдруг нестерпимо скучно. В сходной ситуации оказался и Запад, правда, скатившись к ней с другой стороны. Если на Руси деньги и материальные ценности никогда не являлись эквивалентом добродетели, то Запад на одной только этой доктрине выстроил целую мощную цивилизацию. Но сегодня даже самый упертый западный идеалист понимает, что в товаре, сделанном руками бесправных китайских детей, сакральности немного, и единственное, что может оправдать такое положение вещей, это новый расизм в качестве идейной доминанты.
Евро-леваки тоже оказались в идейном тупике, поскольку товарное изобилие, социальные выплаты и прочие атрибуты welfare state их устраивают, но они прямо противоречат левой риторике о защите прав угнетенных народов.
Банкротство смыслов, которые оказались утеряны у рукотворных вещей, возвращается бумерангом: вещи отказываются верно служить человеку, становясь поделкой, симулякром, пародией на самое себя. Сейчас принято покупать вещь, ждать ее скорейшей поломки и далее выбрасывать, утилизируя тем самым труд людей и издеваясь над здравым смыслом. Переработка упаковок от еды и ширпотреба и тысяч сломанных скоропортящихся товаров стала целой отдельной "мусорной" индустрией в странах с высокой потребительской активностью. Это признак болезни целой эпохи, в которой старания, силы и время миллионов людей утилизируются столь бессовестным образом.
Сверху навстречу этому процессу движется процесс все ускоряющейся десакрализации власти, когда прежние придворные шуты не просто захватили трон, но усаживают теперь туда и своих детей. Работать "пи...расом у клоунов" становится все тягостнее - равно как и клоуном у пи...расов. Потребности тела давно удовлетворены, а запросы души ни у масс, ни у субэлитариев не находят ответа. Это порождает спонтанную ненависть к материальному, плотскому, протест против обесценивания, который пока не находит должного канала выброса. Навальный пытается направить его в ненависть к уточкам и дворцам, но и это решение временное. Откажись сейчас чиновники от всех своих дворцов и дач, вселенская тоска никуда не денется.
Общество напряжено до самого верха, и там достаточно сделать лишь одну критическую ошибку, чтобы вызвать эффект домино. Путина терпят не потому, что любят, а потому что он воплощает в себе хоть какие-то остатки еще прежней, советской легитимности, что понимают его советники, эксплуатирующие ностальгию масс по СССР. Любая другая фигура не обладает даже этой слабой легитимностью, а между тем иллюзорная сущность "советизма" действующей верхушки обнажается все больше.
Мы оказались в ситуации, когда наличная легитимность власти истончается, но новая пока не возможна ввиду отсутствия альтернативной системы ценностей. Если же кто-то из персонажей полит-тусовки вздумает снова поднять на флаг ценности коммунистической эпохи, то ему просто не поверят, ибо все понимают, в каком мире мы живем, и беспорочному большевику-идеалисту просто неоткуда взяться. Путин же пока сохраняет имидж затворника, человека, который пребывает в советской изоляции, опекаемый недобросовестными боярами.
Этот имидж быстро разрушится при наступлении действительно массовых проблем в стране и тем более беспорядков, на которые государю уже будет непозволительно закрывать глаза. И здесь он или должен будет выйти из боярского плена и сделать, наконец, решительные шаги в пространстве покинутой им внутренней политики, или продолжить играть в затворника, что губительно скажется на его адекватности в глазах подданных.
У Запада гораздо больший запас прочности и пространство для маневра, мы же долго ждать не можем. Иначе ближайший же кризис власти опрокинет российское общество в пространство небытия, из которого его смогут быстро поднять лишь очередные политические проходимцы.
Но с кого же брать пример построения актуальной, совершенно новой системы ценностей? Видимо, только с тех, кто уже сегодня ставит нематериальные активы выше материальных. Кто же это? Религиозные еретики, эскаписты-выживальщики, эко-фермеры?
Только те, чей образ жизни может вызвать сочувствие и одобрение у широких масс населения, которые в новых условиях начинают снова обретать политическую субъектность, еще не подозревая того сами.
Герой нашего времени еще не нарисован, но его основные черты - материальная толерантность, скрытые высшие смыслы и в то же время практическая полезность для общества - уже проступают в обществоведческих дискурсах. Очевидно, свое слово должны сказать авторы, деятели искусства - чтобы впоследствии запустить этот образец в массы.
#мифологемы #Острог_антология, 2017
Одно ясно наверняка - в области публичной политики возможности появления такого героя не просматриваются. А значит, скорее всего, новое слово придет в сегодняшнюю реальность из других сфер.
