А. Пелипенко: Загробное путешествие, 3
Общение с психосферными адресатами через «портал» смерти отмечено глубокой амбивалентностью: ворвавшаяся в здешний мир психосферная стихия может быть и неизъяснимо притягательной, и пугающе отталкивающей, а иногда, парадоксальным образом, той и другой одновременно. Поэтому нет ничего более ошибочного, чем искать какое-либо универсальное содержание этого общения и спорить о том, к примеру, какую роль в погребальном обряде играет земляная насыпь или установленный на могиле камень (или груда камней). То ли это делалось затем, чтобы дух покойного не выбрался из могилы, то ли, напротив, так магически имитировали беременность и тем способствовали его (покойника) реинкарнации. Универсален лишь набор магических операторов, а конкретные цели всякий раз определяются мифоритуальным контекстом, хотя положительный результат магических действий закрепляется в традиции и многократно в ней повторяется уже, как правило, безо всякого магического результата.
Номенклатура магических операторов: артефактуальных, символических, вербальных, поведенческих и нек. др. при всех различиях у разных народов, имеет под собой общую основу, непосредственно связанную с перечисленными выше идеями. Последние, повторю, обобщают экзистенциальный и ритуально-магический опыт многих поколений, начиная, по меньшей мере, со среднего палеолита. Рассмотрим эти идеи в ракурсе медиационной парадигмы.
В архаике, а возможно и ранее, смерть осмыслялась в неразрывной связке с рождением и исполнением жизненного предназначения. Во всяком случае, ясные указания на то, что сужденная смерть определяется при рождении, имеются в месопотамской, египетской и греческой традициях. В архаических же культурах сила предопределенности была значительно больше, поскольку до неолитического взрыва специализаций и социальной стратификации различия между индивидами были минимальными, и диапазон разнообразия предопределений ещё не составлял экзистенциальной проблемы. Проблема эта обнаружилась, когда ПС (психосферный субстрат или душа) индивидуума стал выбиваться из общего «психического тела» коллектива: общины, рода, племени.
Смерть-и-рождение составляют целостную матрицу, некоторым образом связанную с ПС человека (см. выше). Её компоненты существуют как бы синхронно, вне времени. Во времени разворачивается лишь их «опредмечивание», исполнение предначертанной судьбы, включающей и сужденную смерть. Последняя, таким образом, вписывалась в смысловой комплекс судьбы как закономерное и заранее предопределённое завершение жизненного цикла. Впрочем, речь идёт не о значениях, соответствующих слову судьба в современных языках. Архаическое понимание судьбы основывается не на реализации самостоятельно избранных жизненных целей, а на единении (совпадении) со своим ПС и тем самым преодолении дистанции между здешним и запредельным мирами. Проецирование ПС в этот мир проявляется в единстве души (психической субстанции индивида) и судьбы.
Подразумевается, что от рождения человеку психосферный субстрат не присвоен: им он наделяется вместе с душой/судьбой посредством специальных магических операций и «заглядывания» в психосферу.
[Примечание: судьба человека как бы сплетается группой "уполномоченных и ответственных" психосферных акторов, что нашло отражение в древних мифах в образах мойр на юге или норн на севере. Для архаичного и древнего искусства характерна маркировка женских гениталий сеткой - это и есть образ судьбы, сеть, в к-ую попадает рыбка-душа ребенка. Иногда сетка судьбы появляется и на магемах, связанных, видимо с мантикой, гаданием - Д. Алтуфьев]
Кроме того, по законам «параллельной физики» (см. выше) вместе с душой и судьбой человек получает также и отмеренную порцию жизненной энергии, которую он расходует на предначертанном жизненном пути. Особую точность и конкретность эта мера обретает в небольших замкнутых сообществах первобытного или постпервобытного уклада. Отсюда архаический обычай ритуального убийства «заживающих чужой век» стариков. Если старик живёт слишком долго, то тем самым он лишает жизненной силы ребёнка, который может вовсе не родиться или родиться слабым. Так, энергетический метаболизм между здешним миром и психосферой регулируется посредством ритуальных норм и правил, а смерть, осмысляясь с позиций этих норм, понимается либо как правильная, либо нет. В последнем случае в силу тех или иных обстоятельств имеет место нарушение предустановленного порядка в нераздельно связанном реинкарнационном цикле: жизнь/судьба – смерть – новая жизнь. Такие нарушения вызывают сбои в указанном энергетическом метаболизме и потому переживаются общиной не просто как нечто негативное, но как удар по фундаментальным основам бытия, чреватый непредсказуемым ответом запредельных сил. Умершие не своей, плохой, неправильной смертью вызывают мистический ужас ещё и потому, что остаются открытым порталом, через который потусторонние силы негативно воздействуют на посюстороннюю жизнь.
Вообще, зазор между прожитой жизнью и «сужденной судьбой» – едва ли не главная интрига реинкарнационного цикла, в который включён ПС человека. Интрига эта неуклонно обостряется по мере развития индивидуальной самости, и у греков, достигая пробуждения личностного самосознания, выходит на уровень осознанной экзистенциальной драмы. Более древние мифоритуальные общества Востока лишь на закате мифоритуальной системы приближаются к её осознанию. Если для архаика причиной «неправильной смерти» могут стать главным образом внешние обстоятельства, то героическое сознание сужденной смерти противопоставляет свою волю и выстраданное право личного выбора.
Арт Георгий Кичигин: Связь действий. 2014
Продолжение следует
