МИРООТРЕЧНАЯ СУИЦИДАЛЬНОСТЬ
Рассмотренная выше система ценностных позиций задает эмоциональный фон жизни, психологический климат человеческого существования. Описать эти вещи не так-то просто. Главным будет сложно формулируемое, не схватываемое словами, но постоянно присутствующее переживание общего психологического дискомфорта. Оно имеет массу наименований и тысячекратно выражено в байках, песнях, литературе, кинематографе. Это и «грусть», «тоска-кручинушка», «хандра», и барский «сплин», и «мировая скорбь», и многое, многое другое.
Настоящий русский человек сразу же, по первому упоминанию схватывает, в чем дело, и мгновенно откликается, ибо речь идет о генеральном переживании, объединяющем всех и вся. Когда Гоголь говорит: «Скучно жить на этом свете, господа», он говорит именно об этом. Жизнь в этом мире — дело праздное, глубоко бессмысленное. Описывая мир и собственную жизнь в этом мире как неподлинные, кажимые сущности, Барон — герой горьковской пьесы «На дне» — говорит о том же самом. Мир и впрямь отчасти картонный, бутафорский и притом разительно не совпадающий с должным, а значит — заведомо неподлинный.
С самого начала происходит что-то не то. Вместо этой должна быть какая-то другая, настоящая жизнь. Сорваться бы с места, уехать куда-то. Отсюда мечты и грезы (то, что сегодня называют «астралом») как сфера преимущественного пребывания человеческого сознания, растворение в бытии с исчезновением ощущения собственного «я». Валерия Новодворская пишет об «очень опасном типе национального характера, когда человек не живет, а грезит о жизни», как бы находится «в состоянии постоянного наркотического опьянения», когда искусство заменяет жизнь.
Хандра и скука снимаются запоем, эсхатологическим угаром, выпадением из социальности. Знаменитый русский загул, русская дурь — формы реакции на безысходность гностического космоса. Человек неприкаян, и бытие его неизбывно дискомфортно. Надрыв, тревожность, безысходная тоска - реакции на характеристики универсума, в который погружен носитель отечественной культуры. Жизнь нельзя изменить к лучшему: «Не жили хорошо, нечего и привыкать».
Для человека, погруженного в стихию мироотвергающего сознания, жизнь — и своя, и другого человека, и человечества — недорого стоит. Мы живем в стране, где наплевательское отношение к собственному здоровью общепринято. Особенно это относится к мужчинам. Всегда находятся более срочные и важные дела — работа, друзья, семья. В массовом случае россияне дожидаются ситуации, когда их увозит в больницу карета «скорой помощи». Печется о здоровье (регулярно проходит обследования, держит режим, скрупулезно выполняет предписания врачей) «не наш» человек. Кроме того, типичный россиянин постоянно нарушает требования техники безопасности, живет в местах, объявленных зоной экологического бедствия, употребляет в пищу продукты, запрещенные санитарной и экологической службой...
Каждому из этих феноменов можно подобрать свое частное объяснение. Однако в своей совокупности они указывают на нечто универсальное. В сознании, а скорее даже в подсознании россиянина заложено представление, что жизнь — это бремя, с которым не только можно, но и стоило бы расстаться.
Такое миропереживание имеет как индивидуально-личностное, так и массовое, социальное измерение. В критические эпохи российское общество с необычайной легкостью скатывается к катастрофе. В Петербурге на второй день после начала Первой мировой войны толпа патриотически настроенных манифестантов (а это были люди зрелых лет, отцы семейств: буржуа и интеллигенты) на радостях сожгла здание немецкого посольства. Суицидальный синдром становится силой, запускающей катастрофическое развитие событий. Обращаясь к проблеме «интеллигенция и революция», Новодворская утверждает:
«Никогда не повторяйте ту пошлость, что русская интеллигенция не ведала, что творила, не знала, на что она шла. Она была хорошо образована, эстетически одарена, тонко чувствовала. Она прекрасно знала, куда идет и куда тащит страну. Она полюбила бездну, она слушала голоса бездны… Ей было интересно… Это была даже не корь, это была чума… Она просто утопила Россию, как котенка… бросилась в бездну, прижимая Россию к груди».
Суть проблемы подмечена точно. Об этом — хотя, может быть, не столь темпераментно и бескомпромиссно — писали и другие авторы. Чаяние бездны вырастает на почве активизации всего комплекса противостояния истории и цивилизации: мироотречности, эсхатологизма, манихейства, чувства неподлинности бытия, переживания попранного должного. При этом мироотречность выступает самым глубоким, базовым основанием. Поскольку этот мир абсолютно неприемлем, греховен и ужасен, то катись все к черту. Лучше последняя космическая катастрофа, чем такая жизнь.
Активное разрушение мира, на глазах становящегося слишком упорядоченным, благоустроенным, ладным и красивым, мира, выпадающего из воронки мироотречного бытия, — единственно возможный исход для носителей гностического сознания. В таких случаях эсхатологическая катастрофа оказывается формой самосохранения пронизанной гнозисом традиционной культуры, ибо мир, избравший историческую перспективу, несет в себе смерть традиции. Сейчас мы наблюдаем развитие событий по этому сценарию в наиболее проблемных обществах исламского мира.