Станислав ГущенкоСтрах и верность: основа государственного мышления русских

Источник любой истинной мотивации лежит не в области желаний, а в области страха. Хтоническим кошмаром русских с момента их зарождения как общности является такой сюжет: некие чужаки, инородцы приходят и обманывают их, обводят вокруг пальца, дурачат и оставляют ни с чем.

Вселенская миссия русских, исходящая из этого сюжета — победить всех реальных и возможных плутов-обманщиков силой правды, прямоты и простоты.

Западному таланту, который всегда используется во зло, русские противопоставляют бесхитростную простоту. Для русских гений и злодейство не просто совместимы — они неразделимы.

Причем, чтобы иметь монополию на чистоту и праведность, не обязательно самим быть праведниками. Как бы ты ни был плох или хорош — твоим главным достоинством в тотальном обществе является самоотвержение, когда ты полностью вверяешь себя в руки господина. А за это можно простить тебе и некоторые грешки: «семь бед — один ответ».

При этом вверять себя можно только одному господину, который олицетворяет собой небесную справедливость на земле, а в светском варианте — единственно возможную истину («учение Маркса всесильно, потому что оно верно»). Теоретическое содержание господствующей истины всегда сводится к главному постулату — каждый, даже самый последний человек важен, душа каждого имеет цену. Следовательно, каждому подданному будет найдено осмысленное применение. Эдакий извечный русский коммунизм.

Итак, истина может быть только одна, поэтому наличие даже двух вождей рушит всю систему русской государственности: где два, там и сто. В отсутствии единого морального авторитета исчезает и само понятие истины: когда служишь не одному большому, объединяющему всех царю, а мелкому хозяйчику, растворяется вся сакральность духовной конструкции русского государства: ибо чем оно в этом случае отличается от унизительного западного капитализма? (унизительность семибоярщины).

Когда царьков и удельных князей становится много, они сами по себе превращаются в тех самых плутов-обманщиков, что и западные пройдохи. Ведь истин не может быть много — следовательно, все врут. Работать же просто за деньги для русского незавидная доля. Обогнавшие его по объективным и субъективным причинам люди Запада на этом поле переигрывают его вчистую, следовательно, русскому, оказавшемуся вне идеи жертвенного служения, не остается ничего иного, как быть подсобником у западных рабочих, причем безо всякой великой миссии.

По сути, это роль белого раба, когда ты становишься ниже даже самых нижайших на мировом рынке труда. Именно этот подспудный страх сумел оживить и активировать Сталин в годы Второй мировой войны — именно этот страх продолжает оставаться основой устойчивости и нынешнего социально-политического строя России.

Западный человек, чужак, самостоятелен в своем жизненном выборе, а, следовательно, греховен. Просто в силу самой человеческой натуры, ведь в своих желаниях человек не может не ошибаться. Лишь тот, кто готов расстаться со своей свободой и жизнью ради объединяющей фигуры Другого, по-настоящему чист, даже если и имеет за душой некоторые прегрешения.

Но с построением в современной России общества потребления возникла небольшая проблема с догматом жертвенной чистоты. Чтобы поддерживать его, государственные СМИ усиленно демонизируют Запад, однако этого недостаточно. Нужна и другая часть идеалистического мировоззрения — миф о собственной жертвенности. А поскольку в мире супермаркетов и сотен сортов пива класть жизнь и здоровье на алтарь идеи уже не хочется, то была принята на вооружение легкая версия жертвенности: сегодня русские жертвуют своей свободой выбора. Собственно, пренебрежение выборами и есть акт публичного отречения от этой свободы — по мнению русского, именно этой жертвы от него и хочет государь (по закону компенсации, психика обычно восполняет этот пробел излишней дотошностью там, где осуществление выбора ничем не грозит — при заказе блюд в ресторанах, выборе одежды, развлечений и проч.).

Идеология верности единому государю может довлеть довольно долго, пока подданные уверены, что их верность ему действительно нужна. Однако, когда в этом возникают сомнения, на первый план могут начать выходить альтернативные лидеры из числа действующей верхушки, которые имеют авторитет в своих кругах.

Сомнения в государе могут возникнуть по ряду причин. Либо ввиду утраты государем здравомыслия (когда ему становится ненужным вообще ничего); либо когда он утрачивает адекватность повестки — все его посылы к обществу устаревают, теряют актуальность (особенно остро это может проходить при смене эпох [Zeitenwende - прим. Острог], которую легко можно «проспать», если не иметь настоящего контакта с населением).

Еще одним фактором кризиса лояльности может стать резкое снижение уровня жизни подданных — но само по себе оно не является фатальным для государственного строя, ведь трудности всегда можно объявить временными и сослаться на происки внешних и внутренних врагов, поэтому этот фактор нивелируется легче всего.

Однако в сочетании с двумя предыдущими факторами ухудшение материального положения может сильно подточить преданность масс государю. Тогда придворная свита может начать растаскивать массу на разные аудитории, что становится концом действующей идеологии — как мы уже говорили, правд не может быть несколько, в тотальных обществах правда всегда ассоциируется только с первым лицом.

Именно поэтому, учитывая ошибки предшественников, лидеры новейших времен стараются заранее удалить из своего окружения все мало-мальски авторитетные фигуры. Это позволяет избежать опасности дворцовых интриг, но ускоряет утрату связи с реальностью. Как результат, такое положение приводит к тому, что фигура государя все больше вызывает утомление и равнодушие у подданных, но видя его безальтернативность, массы переходят в режим ожидания, стараясь погрузиться в личные хлопоты и/или просто убивая время доступными способами.

Наступает характерный для таких ситуаций период безвременья — когда уже не хочется жить так, но совершенно непонятно, как жить иначе. Такой период может затянуться либо вплоть до полной утраты государем контроля над реальностью (старение, ментальная/физическая болезнь, смерть), либо до внезапных внешних и/или внутренних факторов критического нарушения стабильности.

Такой переломный момент может стать отправной точкой для бурного расцвета политического разнообразия в стране с резким появлением новых лидеров. Впрочем, не исключено, что кому-то из представителей действующего истеблишмента удавалось все предыдущее время строить из себя комичную, несамостоятельную, слабую или незаметную фигуру, пока это позволяло ему удерживаться на плаву в зоне прямой видимости верховного лидера. Дождавшись своего часа, именно эта персона имеет возможность использовать свои ресурсы для быстрого переключения внимания масс на себя в качестве нового верховного жреца. Его успех будет напрямую зависеть от того, насколько убедительно он даст понять массам, что при его правлении будут востребованы самые последние из них. А учитывая характерный для таких периодов взрывной процесс передела власти и собственности, при известной жесткости нового лидера (которая ему очень понадобится) для этих последних обязательно найдется работа.