ПРОКЛЯТИЕ КОЛОБКА Александр Феденко об антропологии национального бессилия.

Главный герой
Облик Колобка и история его происхождения дают ключи для понимания нескольких важнейших его свойств еще до того, как с ним начнут происходить события.
Первое – достаточно очевидное – он круглый, поэтому склонен катиться по наклонной плоскости сугубо вниз. В какие обстоятельства ни попал бы Колобок – он обречен оказываться там, куда приведут его неровности ландшафта или другие персонажи. Выбрать свой жизненный путь самостоятельно он не может.
Единственное, что он может, это убегать. Конечно, если ему позволят это сделать те самые персонажи и те самые неровности ландшафта. Да и, собственно, «побег» не дает свободы выбора и может заключаться лишь в скатывании ниже по наклонной. Каждое «спасение» раз за разом исчерпывает «запас жизненной высоты» и, попросту, ведет колобка по предначертанному рельефу сюжета, приближая «конец сказки».
Окружающий мир и его обитатели – от них зависит судьба Колобка. И, практически, не зависит от него самого.

Второе свойство – менее очевидное – у Колобка нет ни рук, ни ног. Некоторые иллюстраторы рисуют его с конечностями, но это их личный подарок. И в сказке, и на большинстве иллюстраций Колобок кругл и лишен ручек и ножек. Отсутствие конечностей – это не просто побочный атрибут, обусловленный формой персонажа, – это свойство обладает самостоятельным, уже не геометрическим, а психологическим символизмом. И передается им не что иное, как абсолютное бессилие, пассивность, неспособность вообще что-либо делать, менять в этом мире. Попросту нечем.
Комбинация этих двух свойств дает нам портрет существа, обреченного прокатиться по жизни, наблюдая за своей судьбой, но не имеющего возможности изменить в ней хоть что-то.

Третье ключевое свойство определяется происхождением колобка. Дед и баба слепили его по своему разумению и тем самым от рождения сделали заложником своих вкусов и представлений о кулинарии.

Интерпретация
Бытовое толкование «Колобка» не вызывает особых разночтений и споров: аллегорическое предостережение детей от побега из родительского дома и от излишней доверчивости посторонним.
Но именно это простое толкование и оказывается нелепым, если вспомнить, что дед и баба испекли Колобка, чтобы его… съесть.
Убегай – не убегай, а от судьбы не укатишься. Если уж ты родился колобком – быть тебе съеденным.
Тогда о чем же сказка?
Может быть об экзистенциальной обреченности? Сложно согласиться, поскольку экзистенциальная обреченность – штука универсальная (сколько ни крутись – помрешь, как и все). А тут она вся целиком достается бедному Колобку. Остальные персонажи сказки на нее только облизываются – ищут пропитание, пытаются продлить свою экзистенцию.

А что, если перед нами сюжет, по своей глубине достойный Лао-Цзы? Очень даже может быть. Но в съедении Колобка чувствуется определенный трагизм, что чуждо истинному даосу. Кроме того, даосистская трактовка дает ключ к философскому восприятию сюжета, но не к объяснению произошедшего.
Между тем, психологическая интерпретация несложна – история Колобка повествует о разрыве симбиотических связей между родителями и ребенком. Тема, часто обнаруживаемая в сказках.
И вот тут становится уже интересно. Положение Колобка безвыходно. Либо он останется дома и будет съеден родителями. Либо вырвется наружу и будет съеден там, потому что родители слепили его беспомощным и обреченным на съедение.

Т.е. в основе сказки лежит патологический страх родителей перед необходимостью выпустить свое чадо в большой мир. Поэтому родители лепят из своего ребенка беспомощное, несамостоятельное существо. Тем самым максимально продлевая необходимость держать его при себе.
Осознав это, я впервые засомневался в безоговорочной пользе сказок. Я понял, что источником сказочных сюжетов является не только рациональное желание родителей предостерегать детей и рассказывать им об опасностях окружающего мира. Источником сказочных сюжетов становятся все те явные и неявные страхи, которые свойственны взрослым людям, в том числе в самых патологических формах.
Именно такой родительский страх породил «Колобка», как сказку, и Колобка, как образ ребенка.

Национальное бессилие
Получается, когда сказки и устойчивые мифы формируются в психологически здоровом и зрелом обществе, они помогают детям взрослеть и понимать окружающий мир и себя в нем. Если же общество поражено патологиями, то эти патологии начинают отражаться в сказках и воспроизводиться в следующих поколениях.
Вот тут стало не по себе. Инфантильность и беспомощность сегодняшнего российского социума не ограничивается семейным кругом. Она тотальна. Колобок вырос из аллегорического образа ребенка и стал образом взрослого человека и образом всего нашего общества, от которого не зависит его собственная судьба.

Читать или не читать?
Нет, я не подвожу к тому, что чтение сказки само по себе воспроизводит модель. Нет. И не призываю вас перестать читать сказки своим детям. Передача модели происходит не через чтение, а через нас самих, мы ее воспроизводим в своих детях. Собственными поведенческими шаблонами; педагогическими подходами в школах и детских садах; внутрисемейными методами воспитания.
Скорее речь о том, что популярность этой сказки и сформировавшиеся устойчивые элементы ее структуры и персонажей являются диагнозом.
Поэтому читать детям сказки конечно же нужно. Равно как и прививать им самостоятельность и понимание, что их судьба в их руках. Обсуждать с детьми прочитанное, приучая к критическому мышлению.

Иностранные аналоги
Чтобы разобраться до конца с национальным синдромом Колобка, я прочел похожие сказки других народов. Бытует мнение, что «Колобок» - сугубо русская сказка. Нет. Сюжет ожившей и убежавшей выпечки – древний и повторяется у многих народов. Но дьявол в нюансах.
Есть группа вариантов, в которых блин или пирог печет не семейная пара, а несколько женщин. Тем самым полностью снимается «семейная тема» и проблема разрыва симбиотических связей. В таких историях блин остается блином и не обретает черт сбежавшего от родителей ребенка, поскольку нет родительской пары. Есть даже концовки, в которых он добровольно дает себя съесть, например, встречным сиротам.

К этой же группе можно отнести варианты, в которых блин выпекается в семье, уже имеющей детей. Обычно такая семья живет бедно, скребет по сусекам последнее, чтобы испечь блин и накормить им голодных ребятишек. А он, подлец, сбегает. Почувствуйте разницу.
Есть вариации сказки, в которых пожилая или бездетная пара осознанно лепит себе из теста маленького человечка. Но они его изначально лепят не для того, чтобы съесть. Или перестают видеть в нем еду, как только он оживает.

Наконец, во многих странах эта сказка просто перестала быть популярной. А значит, исчезла ее значимость, энергия образа ослабла.
Достаточно близок к русскому Колобку американский Пряничный Человечек (Gingerbread Man). Он очень популярен и сюжетно близок к истории Колобка. Но он имеет принципиальное отличие от русского персонажа. У Пряничного Человечка от рождения есть ручки и ножки, он антропоморфен, а потому он не находится во власти психологического бессилия и не вынужден катиться вниз по наклонной.

Путь Колобка
В русской культуре Колобок может убегать из дому, может оставаться с дедом и бабой. Судьба его от этого не изменится. Потому что судьба Колобка от него не зависит, сколь веселые песенки он бы не пел. Он вылеплен обреченным на скатывание вниз и неминуемое съедение.
Наше национальное сознание приняло образ Колобка и воспринимает это скатывание в низину за предназначение, за особый путь – Путь Колобка. Ничего, кроме поиска того, кто тебя съест, в нем нет.
Проклятие Колобка продолжает действовать и передаваться следующим поколениям.

осень 2016

Острог_сказки #русология #национал_инфантилизм #Острог_психология #Острог_культурология, #Острог_антология