March 30, 2023

Выдержки из лекции "Русское поле энтропии"


(Продолжение. предыдущий пост https://t.me/OstrogReserve/9862 )

Самый сильный дефицит в российской истории – это недостаток частной собственности. Институт собственности возникает на Западе в ходе долгой борьбы городов и гильдий с централизованной властью [#медиация на социальном уровне, вызревание национального государства – прим. Острога]. В английском языке очень рано появляется такая формула: “Power – to the king, property – to the family” («Собственность – семье, власть – королю»). Благодаря этому разделению между властью и собственностью рождается город, происходят буржуазные революции и, в конечном счете, возникает современная демократия.

В России же ничего подобного не произошло. Даже сегодня, когда мы живём, при, казалось бы, капитализме, частная собственность не является священной. Обратите внимание на историю с пятиэтажками, на снос ларьков около метро, на наших олигархов, которые являются собственниками лишь в той мере, в какой их активы выведены за рубеж. Все, чем они владеют в России, – это условность. Говоря по-тюремному, это «смотрящие», поставленные государством над определёнными активами на условиях их лояльности. До тех пор, пока не кончается лояльность, не кончается и их фарт.

Дефицит института собственности приводит к тому, что человек не может ощутить окружающее пространство как свое. Привычка относиться к общему как к ничейному, минимизация общественного блага при максимизации частного – это главное свойство России. Порядок в квартире – не то же самое, что порядок за ее пределами. Человек может поддерживать чистоту в машине, но из ее окна совершенно спокойно выкидывать бычок (а за пределами Москвы – и целый пакет с мусором). Сам я живу в хорошем доме, но точно так же в нем люди поджигают кнопки в лифте, а в подземном паркинге оставляют пакеты с мусором, которые не нашли в себе сил донести до контейнера во дворе.

Условность собственности рождает в нас ощущение, что всё, чем ты обзавелся, у тебя легко могут отнять и уничтожить. Короткий горизонт планирования и неукорененность человека на земле ведут к такому небрежению пространством. Русский человек не чувствует привязанности к своей малой родине...

«В русском крестьянине как бы еще не изжит инстинкт кочевника, он смотрит на труд пахаря как на проклятие Божье и болеет "охотой к перемене мест". У него почти отсутствует – во всяком случае, очень слабо развито – боевое желание укрепиться на избранной точкe и влиять на окружающую среду в своих интересах, если же он решается на это – его ждет тяжелая и бесплодная борьба. Тех, кто пытается внести в жизнь деревни нечто от себя, новое – деревня встречает недоверием, враждой и быстро выжимает или выбрасывает из своей среды. Но чаще случается так, что новаторы, столкнувшись с неодолимым консерватизмом деревни, сами уходят из нее. Идти есть куда – всюду развернулась пустынная плоскость и соблазнительно манит вдаль».
Максим Горький «О русском крестьянстве», Берлин 1921

В этой необъятности пространства действительно заключается проблема. Русскому человеку всегда есть куда убежать: например, за Дон или в степь. Горький очень чётко зафиксировал желание русского человека уйти: не что-то создать на старом месте, а перейти на новое. Наша цивилизация растет не корнями вглубь, а вширь.
...

Долгое время меня занимал вопрос, почему в России такая плохая культура сыроварения. Она появилось на Руси только в XIX веке, а нормально так и не развилась, хотя с молочной культурой никаких проблем не было. А потом я где-то прочитал и понял, что русские люди делали не сыр, а творог, потому что у них был очень маленький горизонт планирования.

Сыр требует длительного горизонта планирования, точно так же как вино и оливковое масло. Хороший сыр вызревает 5 лет. Зато творог очень удобен: его можно поставить вечером и съесть на следующее утро, ведь что произойдет послезавтра – это пока еще никому не известно.

Малость и незначительность российских дорог – еще одна отдельная тема, на которую надо говорить. Наши дороги настолько плохи, потому что они предназначены не для человека, а для государства. В России дорога нужна для того, чтобы по ней быстро прошли войска, для переброски дивизий и танков. Вне пределов государственной надобности эта капиллярная дорожная сеть, очень развитая в большинстве стран, слабеет и практически исчезает.

Русскому государству не нужно, чтобы люди куда-то уехали, крепостной инстинкт ему имманентен. Он проявляется не только собственно в крепостном праве, но и в черте оседлости, в сословности, в советской прописке и в институте регистрации...

Собственно, русский человек до XX века никуда и не ездил. Попробуй выехать за пределы города: потребуют подорожную! Дороги были предназначены для фельдъегерей, менявших лошадей на станциях, а простым людям они не требовались. Отсутствие нормальных дорог – это следствие не столько воровства и неумения, сколько культурной привычки, в которой проявляется желание власти ограничить передвижение людей.

Россия – это в значительной степени ГАРНИЗОННОЕ, солдатское государство. Все мы люди государевы, подневольные, зачем нам нужно развивать какой-то клочок земли – все равно рано или поздно придет враг и его отнимет. А если не враг, то отнимет свой же подьячий или воевода.

Посмотрите хотя бы на наши кладбища. В каком порядке могилы русские? Много ли у нас могил старше 100 лет? Только что я вернулся из Шотландии, где обнаружил на кладбище могилы XVIII века, и они содержатся в полном порядке, за ними до сих пор продолжают ухаживать. Даже кладбища говорят о невероятной неукорененности, о вечном саксауле русской истории, который катится по безбрежному степному пространству, будучи не в силах остановиться.

Сергей Медведев