ГЕНДЕРНЫЙ СИНТЕЗ, 9: История вопроса
Святослав Зеленский, Роман Буревестник
Условные «зоны влияния» женских и мужских мифологических образов не являлись абсолютными. По крайней мере, до «Патриархальной революции» IV – II тысячелетий. Солнце, «дочь Великой Богини неба», могло довольно долго пребывать во владениях бога нижнего мира. А в каких-то традициях и вовсе считалось родственным «подземному огню». А «подземный» бог мог в образе змея подниматься в небо и вызывать грозу, преследовать солнце и т.д. Это не означает ни алогичности мифологического сознания, ни подверженности мужского и женского начал, смыслового верха и низа полуспонтанным инверсиям. «Миф улавливает и связывает не физическое или функциональное родство вещей или явлений, но степень и характер их глубинных и незримых психосферных корреляций». Так солнце оказывается родственным коню, в то время как последний, во многих традициях, считается связанным с владыкой подземного мира. Так, пространственные зоны «служат маркировкой определённых диапазонов вибраций – одного из важнейших компонентов психо-ментальных настроек на психосферную медиацию».
#СТК предполагает, что борьба между гендерными типами магии могла начаться ещё в позднемустьерскую эпоху, а к верхнему палеолиту между ними образовались сложные взаимоотношения соперничества и компромисса. И в основном, всё сводилось к тому, какой пол лидирует в общении с запредельным миром от имени сообщества. В разных ареалах приоритет был либо у женщин, либо у мужчин. В верхнем палеолите общий расклад был в целом равномерный. Но постепенно диспозиция всё больше смещалась в сторону мужского доминирования. «В преданиях некоторых архаических народов этот процесс объясняется с обезоруживающей прямотой: раньше ритуалом управляли женщины, но потом мужчины отняли у них священные трещотки (или дудки, или гуделки) и стали управлять ритуалом сами. Выделяется даже особый класс мифов «переворота», в которых отношения социально-ролевого доминирования по линии мужчины – женщины меняются на противоположные, причём иногда даже дважды».
С одной стороны, социальная зависимость женщин от мужчин вела к окончательному доминированию мужского принципа. «Но всё оказалось сложнее. Женский психотип с его большей синкретичностью, менее выраженной латеральностью полушарий и обострённой правополушарной перцептивностью оказался более релевантен магическим практикам, нежели мужской. В силу этих причин усилилась гендерная специализация магических практик и, в некоторой мере, выравнилась их роль в общеплеменной жизни. Кроме того, переход к интенсивному собирательству для племён, вовлечённых в вызванные глобальным изменением климата мезолитические миграции, усилил фертильную и, следовательно, женскую тему в магических практиках. В конечном счёте это привело к «изобретению» женщинами земледелия, которое явилось, прежде всего, ритуально-магической практикой» (ААП).
К верхнему палеолиту соперничество достигает пика, превратившись в общекультурную проблему. «Степень и характер магического участия мужчин и женщин в ритуалах инициации, погребения, брака и, разумеется, жертвоприношения стали не просто полем утверждения социального статуса. От того, какого «пола» импульсы отправлялись в психосферу, зависела становящаяся онтология человека и самой культуры».
К верхнему палеолиту практически все культурные коды, будь то телесный, анималистический, пищевой и другие, приобрели гендерный аспект. Любые утилитарные и технические проблемы играли по отношению к нему вторичную роль. «Экзистенциальным вопросом для общины был исход гендерного соперничества за право вести коллективную ПМ и доминировать в ритуале, а не форма или техническое совершенство рубил или копий».
СТК убеждена, что любые практики сначала появляются как ритуальные, а уже затем как утилитарные. Например, Пелипенко приводит в пример австралийцев, которые прибегали в своих обрядах к показательно «земледельческим» практикам – сеяние, поливание, подрезание, хотя им не было знакомо земледелие как таковое.
Многие исследователи отмечали, что магией, как правило, занимались люди, имеющие высокий социальный статус. А.А. Пелипенко предполагает, что причинная связь тут как раз обратная. Скорее социальная структура зависела от того, у кого сильнее магические задатки.
«Именно гендерная принадлежность магической силы, направляемой в психосферу, и стала скрытым фарватером всеохватного соперничества полов – темой, последовательно низводимой на бытовой уровень. Роль этого соперничества в эпоху, предшествовавшую религиозной революции IV – II тысячелетий до н.э., незаслуженно принижена, между тем формирование специализированного магического сознания – «всего лишь» один из важнейших культурогенетических вопросов того времени».
Общая маскулинизация культуры в послепервобытное время охватывала как общества, выходящие из палеолита, так и оставшиеся на этой стадии развития. У многих современных первобытных народов сохранились предания о куда большей роли женщин в ритуалах, которая могла быть руководящей или хотя бы паритетной. Сильнее всего подобный паритет сохранился в наиболее архаичных обществах.
