Дмитрий АлтуфьевНаука и религия: конец и вновь начало, 1
Наука — это социальная система, которая создает правила, ритуалы, роли, критерии, язык, системы отсчета для определения “координат” в пространстве и времени с целью получения ответов на фундаментальные вопросы объективно, извне. Религия — это социальная система, которая создает свои правила, ритуалы, роли, критерии, язык, системы отсчета для определения “координат” в пространстве и времени с целью получения ответов на эти же вопросы субъективно, через внутренний опыт откровения.
Тимоти Лири
Наука в определенном смысле надела на себя мантию религиозной ортодоксии и затянула приблизительно такое заклинание:
«Наука рассказывает нам о физической реальности. И она ничего не может сказать о нефизических реальностях. Поскольку наука не может исследовать нефизические реальности, то их и не существует. Разговор окончен»
Бернард Хирш
В предыдущей статье "Пострусская апофатика и двоичный код" (https://vk.com/@-172623766-postrusskaya-apofatika-i-dvoichnyi-kod ) мы выяснили, что напряжение в контуре русской культурной системы создают два полюса: ересь и ортодоксия. Мы избрали маяком полюс ереси и направились к нему. Ересь здесь следует понимать в гегелевском плане, как способ рождения истины, как нечто новое, диссистемное, не вписывающееся в рамки. Впрочем, двигаясь вперед, ни научную, ни религиозную ересь мы не минуем.
Далее речь пойдет о реалиях в основном западного мира. Вспомним, когда наука одержала там верх над религией - в 19 веке. Эта знаковая победа произошла главным образом в сознании интеллектуалов. Когда логоцентрическая наука вытеснила оттуда логоцентрическую религию, бог как концепт был обречен, и в конце века его смерть констатировали.
Потеря бога для монотеистического общества критична - его некем заменить. Отсюда 20 век в интересующем нас ареале стал веком смерти религии, вернее сказать – христианства. Обратив взор от Запада к Центру, мы увидим логоцентрический бастион ислама, где бог вполне жив даже в сознании интеллектуалов, стало быть, жива и религия, а вот науке не повезло – она мертва и это не случайно. Может показаться, что наука и религия взаимоисключающи и обречены лишь меняться местами в ходе инверсий, но это не так.
Пойдем дальше и посмотрим на триумф науки Запада – насколько он был долог: собственно, 20 век, и чуть забрезжил 21-й, как мы увидели начало конца. Время науки было очень ярким и очень кратким в сравнении с религией из-за заката логоцентризма как культурной макропарадигмы.
Наблюдать его лучше всего в России как периферии Запада, пусть и с восточными корнями. Дело в первую очередь в субстрате, населении. Представьте, что вы проводите серию экспериментов в огромном виварии и нужно добиться наиболее показательного, наиболее общего группового поведения подопытных, в котором раскрываются характерные тенденции развития и ответов популяции на всевозможные вызовы. Кого вы выберете для таких опытов: приматов, кошек, собак, кроликов, крыс, мышей? Ответ очевиден: чем менее у подопытных развиты индивидуальные особенности поведения и более – групповые, стайные – тем лучше будет результат. Приматы, собаки и кошки отпадают сразу же – у них слишком разные, индивидуальные реакции даже на однотипные стимулы. Затем отпадут крысы и лишь на уровне мышей и лягушек мы получим типовые для этого вида реакции, характерные для 90% особей. Если же взять насекомых, например, дрозофил, процент будет еще выше. Мы получим чистую картину.
Западный социум – ставшее сообщество личностей. Это не значит, что он сплошь из них состоит, но личность там гегемон и играет главные роли, отвечая за вариабельность социальной системы при столкновении с вызовами, обеспечивая разнообразие и разнородность ответов. Так формируется крайняя гетерогенность западного социума, что долго делало его лидером на подъеме, а теперь это придает нужную инерцию, чтобы замедлить спад, стазис, стагнацию, в т. ч. и науки (о религии в постсекулярном мире Запада говорить всерьез уже не стоит). Благодаря различным компенсаторным процессам инерционная фаза там очень длительна и устойчива. В позднесоветские времена бытовало выражение, что Запад успешно загнивает – и это уже тогда было в целом правдой (безотносительно к происходящему в России – об этом ниже). С тех пор прошло полвека – это очень много для современности, и тем не менее Запад до сих пор комфортно догнивает.
Не так в России. Здешний #роящийся_социум крайне однороден в типах мышления и поведенческих реакциях. Нетривиально действующие особи гибнут или изгоняются роем, поэтому самосохранение диктует конформизм. Эти черты заданы культурой и закрепляются при социализации в рое. Кроме того, для стабильности роя в нем культурными средствами снижен интеллект, об этом статья Д. Коцюбинского
«Национальная глупость великороссов в контексте научного гипостазирования» ( https://vk.com/@vostroge-nacionalnaya-glupost-velikorossov-v-kontekste-nauchnogo-gip ), Острог19. Есть занятная аналогия в царстве насекомых: муравьи произошли от ос, утративших крылья. Ограничение свободы и поведенческого разнообразия на порядок ради однородности и управляемости - чтоб от земли не отрывались. С тех пор крылья у муравьев появляются редко и пользоваться ими они практически не умеют – так и у русских со свободой и интеллектом. Насекомая однородность делает рой крайне реактивным, снижая вариабельность и инерционность. Тренды всегда показательно четкие, рой действует как единый организм из-за отсутствия или ничтожности разнонаправленных личностных векторов.
Мережковский и Гиппиус писали европейцам: "Мы похожи на вас, как похожа левая рука на правую... Мы равны вам, однако, только в обратном смысле... Кант сказал бы, что наш дух лежит в трансцендентальном, а ваш — в феноменальном. Ницше сказал бы: у вас царствует Аполлон, у нас Дионис; ваш гений состоит в умеренности, наш — в порыве. Вы умеете вовремя остановиться; если вы наталкиваетесь на стену, то вы останавливаетесь или обходите ее; мы же с разбегу бьемся об нее головой. Нам нелегко раскачать себя, но раз мы раскачались, мы уже не можем остановиться. Мы не ходим, мы бегаем. Мы не бегаем, мы летаем, мы не летаем, мы низвергаемся. Вы любите золотой средний путь, мы любим крайности. Вы справедливы, для нас нет никаких законов; вы умеете сохранить свое душевное равновесие, мы всегда стремимся к тому, чтобы потерять его. Вы владеете царством настоящего, мы ищем царства будущего. В конце концов, вы все-таки всегда ставите государственную власть выше всех тех свобод, каких можете добиться. Мы же остаемся бунтовщиками и анархистами, даже будучи закованы в рабские цепи" (Мережковский Д., Гиппиус З. Царь и революция. 1908).
Поэтому, например, констатация смерти бога и религии стала в России не интеллектуальной рефлексией, как на Западе, а манифестацией, публичной мировоззренческой инверсией, закрепленной соответствующими указами из Кремля о победе ереси безбожия над ортодоксией православия (ниже под религией мы будем понимать именно его как один из столпов русской культуры и цивилизации). Всего за несколько лет атеизм в России стал ортодоксией, а православие – гонимой ересью.
Фото: Группа подсудимых священников в зале суда, Петроград, СССР. 1922
