Ленин между инверсией и медиацией. Айкидо с русской матрицей, 1
Из книги А.С. Ахиезера «Россия: критика исторического опыта».
От редакции: Наши представления о Советском Союзе чаще всего относятся к его классической форме, т.е. периоду сталинизма 1930-1950-х, когда ударными темпами был завершен процесс русского нацбилдинга и появился так называемый советский народ. Определение «советский» тогда же заместило термины русский и российский, при этом полностью утратив свой изначальный смысл. Автор предлагает нам вернуться к началу и отрефлексировать то, как Ленин, ставивший себе задачу изменить мир, нашел марксизм неприменимым к русской матрице, а русскую данность — негодным субстратом для марксизма. Но это стало не разочарованием, а поводом для медиации, для нового синтеза, в результате которого возникли большевизм и советская власть.
Как таковые Советы возникли стихийно, как элемент самоорганизации в ходе социальной революции. Ни собственно марксизм, ни платформа социал-демократии (партия Ленина называлась РСДРП) никаких советов не подразумевали. Напомним, что инверсия является единственным способом русской матрицы сбросить накопленные противоречия путем смены полюсов Добра и Зла. Это высвобождает огромное количество социальной энергии в виде пассионарного взрыва. Такую энергию можно (и должно) использовать для масштабных социально-культурных преобразований, однако времени для этого отпущено немного — считаные годы, после чего наступает обратный #СМ_переход (садомазо-переход), и осатаневший в бою с мировым Злом русский манихей Корчагин снова обращается в апатичного гностика Обломова, и ложится сначала на диван, а потом на нары.
Замысел Ленина состоял в том, чтобы использовать и канализировать энергию инверсии сначала в разрушительных, а затем созидательных целях. Вслед за ошеломительным успехом в конечном счете он потерпел неудачу, хотя этого уже не увидел. Россия как целое нетрансформируема, русская матрица отыграла назад и взяла свое в те же считаные годы, превратив СССР в очередной извод Московии. Однако сто лет спустя мы видим признаки надвигающейся новой перезагрузки-инверсии и это делает анализ Ахиезера актуальным. Пусть нет уже ни крестьянства, ни пролетариата как классов, да и сама классовая теория, как и теория общественных формаций выглядят просроченными, однако русская масса и ее глубинные устремления остались в сущности такими же архаичными и неизменными. Будущее определят те, кто сможет обуздать и использовать их, внедрив и объяснив медиационные смыслы. И если политическая партия как инструмент для этого также непригодна, то надо найти иные, действенные инструменты, пока еще есть время.
***
Октябрьский переворот 1917г носил инверсионный характер, он был ярко выраженной антимедиацией, своеобразной косой инверсии, которая скосила все, что выходило за рамки санкционированного традиционализмом уровня уравнительности. Тем не менее рост влияния утилитаризма, пусть примитивного, означал, что погромы и террор не смогли полностью уничтожить достижения медиации. Одна из причин этого парадоксальным образом заключалась в том, что сами силы инверсии нуждались в достижениях медиации, науки и техники для своей победы. В связи с этим господствующий идеал уже не мог быть чисто соборным. Чтобы стать нравственной основой государственности, он должен был подвергнуться существенной интерпретации. Эта проблема встает перед правящей элитой при любом инверсионном повороте. Однако на этот раз сложность проблемы возросла в исключительных масштабах. Могло ли существовать государство, которое было бы вечевым и одновременно учитывало бы имевшие место необратимые изменения?
Новая власть столкнулась с проблемой коренного расхождения массовых утопических замыслов и реальных социальных культурных возможностей. Не следует забывать, что точно так же, как невозможен вечный двигатель, крылатый слон, — невозможно преодолеть раскол посредством элиминирования тем или иным путем частей общества, без которых целое существовать не может. Они неизбежно восстановятся. Новая власть возникла на волне веры, что зло, т. е. нарушение уравнительности, эксплуатация, спекуляция и т. д., может быть уничтожено избиением его носителей или, в лучшем случае, посредством осознания носителями зла торжества Правды и перехода на ее позиции. Однако раскол не исчез в результате победы власти советов. Он остался повседневной реальностью политической, хозяйственной, организационной, культурной жизни. Это означало, что на первый план вышла проблема синтеза расколотых частей общества, проблема обеспечения организационной и культурной интеграции общества. Основу этой интеграции нельзя было изобрести, необходимо было разыскать ее предпосылки в самой жизни общества. Космическая радикальность переворота, потрясшего мир, не отменяла того, что основы интеграции следовало искать не в туманных революционных мифах нового строя, но в исторически накопленном культурном богатстве. Среди различных вариантов интерпретации этой социокультурной ситуации, выдвигавшихся представителями правящей элиты, выделялась концепция В. И. Ленина, которая и была положена в основу деятельности нового общества.
