Обряд и праздник как первичные формы организации культурной памяти
Когда нет возможности письменного сохранения, единственным прибежищем знания, гарантирующего групповую идентичность, является человеческая память. Чтобы память могла реализовать содержащиеся в ней объединяющие и направляющие импульсы, должны осуществляться три функции: сохранение, востребование, сообщение или: поэтическая форма, ритуальная инсценировка, коллективное участие.
Что поэтическое оформление мифа или эпоса служит прежде всего мнемоническим целям (запоминанию), можно считать общепризнанным фактом. Столь же хорошо известен сейчас и тот факт, что знание это обычно демонстрируется в форме мультимедийной инсценировки, которая неразрывно связывает языковой текст с голосом, телом, мимикой, жестикуляцией, танцем, ритмом и обрядовым действом. Для меня здесь особенно важен третий существенный момент — форма участия. Каким образом группа получает долю участия в культурной памяти, несмотря на то что последняя и на этой ступени остается делом отдельных специалистов (бардов, шаманов, грио)?
Ответ: благодаря сбору группы и личному присутствию. Причастность в бесписьменных культурах возможна только через личное присутствие. Для этого требуются специальные поводы: праздники. Праздники и обряды в регулярности своего повторения обеспечивают передачу и распространение знания, закрепляющего идентичность, и тем самым воспроизведение культурной идентичности. Ритуальное повторение обеспечивает единство группы во времени и в пространстве. Благодаря празднику как первичной организационной форме культурной памяти время в бесписьменных обществах членится на повседневное и праздничное. В праздничном, или «чудесном», времени больших сборищ горизонт расширяется до космического, до времени творения, истоков и великих перемен, приведших в пра-времени к сотворению мира. Обряды и мифы описывают смысл реальности. Их тщательное соблюдение, сохранение и передача обеспечивают не только идентичность группы, но и функционирование мироздания.
Благодаря культурной памяти мир повседневности дополняется или расширяется измерением отвергнутого и потенциального, так что память возмещает урон, претерпеваемый бытием от повседневности. Благодаря культурной памяти человеческая жизнь приобретает двумерность, или двувременность, сохраняющуюся на всех стадиях культурной эволюции. В бесписьменных обществах культурная двувременность видна особенно отчетливо: в разнице между повседневностью и праздником, повседневной и ритуальной коммуникацией. Так и античность видела назначение праздника и муз в исцелении от повседневности. Платон описывает в «Законах», как образование, полученное в детском и юношеском возрасте, в дальнейшей жизни утрачивается за тяготами повседневных занятий: «Но боги из жалости к многострадальному роду человеческому дали нам перерывы для отдыха от трудов. Это череда сменяющих друг друга религиозных праздников. И они для того посылают гостями на наши праздники Муз и предводителей их хороводов Аполлона и Диониса, чтобы люди вновь привели в порядок нравы, свойственные им от младых ногтей».
Праздник освещает стершуюся в повседневности основу нашего бытия, и сами боги приходят освежить стершиеся до неразличимости и позабытые порядки. Однако это место у Платона показывает также, что нет двух порядков — порядка праздника и порядка повседневности, порядка сакрального и порядка профанного, противопоставленных и независимых друг от друга. Исходным является один-единственный порядок, священный и праздничный уже по самому своему существу, потому что он — порядок, и вносящий направленность в повседневную жизнь. Исходная функция праздника состоит в том, чтобы придать времени — времени вообще — членораздельность, а не в том, чтобы создавать некоторое «священное время», противоположное «повседневному». Внося структуру и ритм в течение времени, праздники упорядочивают время в целом, и только в этом упорядоченном времени повседневность и может занять свое место. Лучший пример такого исходного неразличения сакрального и профанного порядков — австралийское представление о духах предков, чье передвижение и деятельность на земле задают модель всякой упорядоченной человеческой деятельности, от ритуалов праздника до завязывания обуви. Только на более высокой ступени культуры, когда повседневный уклад формирует свой, особый порядок, праздник становится местом других, специфических порядка, времени и воспоминания.
Мы видели, что различие между коммуникативной и культурной памятью связано с различием между повседневностью и праздником, между профанным и сакральным, между эфемерным и прочно-обосновывающим, между частным и общим, и что это различение как таковое имеет свою историю. Культурная память есть орган не-повседневного воспоминания. Ее главное отличие от коммуникативной памяти состоит в ее оформленности и ритуальности ситуаций, в которых она проявляется. Поэтому нам нужно теперь задаться вопросом о формах культурного вспоминания. Культурная память опирается на объективации, облекающие смысл в прочные формы. Полярную структуру коллективной памяти легче всего представить себе с помощью метафор текучего и прочного. Культурная память опирается на твердое. Это не поток, который, приходя извне, пронизывает отдельного человека, а скорее вещный мир, который человек создает сам.
Легко продолжить этот ряд противопоставлений между текучим и прочным, между коммуникативной и культурной памятью также и противопоставлением устного и письменного. Но это было бы грубым недоразумением, какого мы более всего хотим избежать. Устное предание точно также членится на коммуникативное и культурное, повседневное и торжественное воспоминание, как и память о прошлом письменной культуры. Методы oral history труднее применять к бесписьменным культурам, потому что сначала надо научиться вычленять из устной традиции то, что относится к культурной, а не повседневной памяти. В письменных культурах разделение яснее, потому что — мы этого не отрицаем — культурная память имеет определенное родство с письменностью. (Однако письмо не обязательно упрочивает. Оно может делать и текучим, устраняя тесную связь проявлений коллективной памяти о прошлом с определенными, выделенными поводами ритуальной коммуникации, и тем самым устраняя случаи для перехода от одного modus memorandi к другому.) В бесписьменных культурах культурная память не опирается столь исключительно на тексты. Праздничное осознание и утверждение групповой идентичности в гораздо большей степени использует танцы, игры, обряды, маски, образы, ритмы, мелодии, еду и питье, места и помещения, костюмы, татуировки, украшения, оружие.