Падение Джокера: почему проиграл Алексей Навальный?
Год назад, в июне 2021-го, Мосгорсуд признал ФБК и штабы Навального экстремистскими организациями. Сколько-нибудь значительного общественного отклика на это не последовало, а значит, навальнизм к тому времени был уже мертвым явлением. Это может показаться спорным, ведь еще в начале прошлого года имя Навального гремело на весь мир, а несанкционированные акции протеста, инспирированные его сторонниками, были самыми многочисленными за последние годы. Но каждая из этих акций была приурочена к тому или иному медиасобытию: вот сторонники Навального выпускают очередной фильм, вот сам Алексей возвращается в Россию, вот судебный процесс и приговор. Как только инфоповод был исчерпан, общественное волнение сразу утихало. По-настоящему мощные, имманентные культуре движения не живут от случая к случаю, а развиваются как долговременные, по большей части скрытые от глаз процессы. В сущности, прибытие Навального в Россию можно считать плановым банкротством уже мертвого проекта, а многочисленные попытки разбудить общественный интерес — чем-то вроде ударов тока по сухожилиям мертвой лягушки.
Итак, навальнизм умер задолго до формального запрета организаций. Возможно, его звездный час пришелся на весну 2017-го, когда слово «Навальный» действительно стало синонимом «стильно-модно-молодежно». Но тогда же проявилась тенденция, которая свела на нет все успехи Навального. Речь идет, конечно, о его знаменитой тактике «мирного протеста» с шариками и надувными уточками, которая вызвала столько насмешек.
Бабченко, Саша Сотник и другие записные критики Навального не устают сравнивать давно отгремевшие протесты российской оппозиции с киевским Майданом 2014-го. Осуждая незаконные акции в любой форме, всё же вглядимся в минувшие события пристальнее. С точки зрения Бабченко и Сотника, Майдан победил, потому что его активисты ставили перед собой конкретные политические цели, а навальнисты, соответственно, проиграли, потому что митинги для них стали чем-то несерьезным — поводом встретиться, покричать, пошуметь, помахать теми же шариками. Несостоятельность этой критики станет понятна, если мы вспомним более ранние времена — начало нулевых.
В этот период на постсоветском пространстве было очень неспокойно: в России протестовали против монетизации льгот, а в Украине прогремел первый Майдан — та самая «оранжевая революция», которая дала название множеству очень разных явлений, случившихся уже после. В художественной литературе это время лучше всего отразил роман Натальи Ключаревой «Россия. Общий вагон», опубликованный в первом номере журнала «Новый мир» за 2006 год, — своего рода репортаж по горячим следам. Один из персонажей романа сравнивает протесты в Украине и России: «Я вот на Украину ездил, когда у них помаранчевый шабаш случился. Так там все по-другому было. С шутками-прибаутками. Люди улыбаются, костры палят на Хрещатике, песни горланят, пляшут, карикатуры рисуют. Собаки бегают с оранжевыми ленточками на ошейниках. В палаточном городке — свадьбы каждый день. А у нас тоска такая, хоть в петлю лезь. Правда, хохлы вообще веселее русских. Может, климат влияет? Ты посмотри, у них ведь даже мистика какая-то жизненная, сказочная: красная свитка да черт в мешке. А у нас что?! Недотыкомки всякие с куротрупами. Одно слово — выморочные!». Как видим, тактика «майдаунов» нулевых мало отличалась от навальнистской — десятилетием позже. И те, и другие делали ставку на карнавализацию протеста. Оранжевый Майдан 2004 победил, причем без кровопролития, потому что карнавализация имманентна украинской культуре. Навальнизм проиграл, потому что в контексте русской культуры та же тактика представляется нелепым шутовством.
Оглядываясь в 2017 год, мы постоянно обнаруживаем у Навального стремление карнавализировать протест. Вспомним, что одно из самых устойчивых интернет-прозвищ Алексея — Карнавальный. Начиналось это с работы над собственным образом: Навальный первым разобрал себя на серию мемов. Выражение «блэт, Нэвэльный» или фотожабы с Навальным в образе одноглазого пирата еще не до конца
забыты. В конечном счёте всё это сработало против Навального — самоирония и карнавализация воспринимались как маркер другой, а именно украинской культуры. Яркие кричащие цвета, атмосфера праздника, даже жизнелюбие в быту — всё это русский добровольно уступал украинцам. Не этим ли объясняется огромная популярность украинских артистов в России? Вера Брежнева, Светлана Лобода, Елка, Иван Дорн — одни из них сохранили украинскую идентичность, другие "обрусели", но на российскую поп-сцену они принесли в свое время атмосферу праздника, которой явно не хватало. Угрюмая серьезность манихея и тоскливое жизнеотрицание гностика действительно приживаются на украинской почве гораздо хуже, и именно это — одна из причин, по которой русские часто воспринимают украинскую культуру как несерьезную, вторичную, нуждающуюся в поглощении другой, более "основательной" культурой. Украина выступала символическим пространством карнавала, опускаться до которого носителю русской ЛКС было "неприлично", зато украинским артистам — можно. Наверное, самый яркий пример подобной символической оппозиции — дуэт серьезного Кобзона, в пиджаке и при галстуке, и разукрашенной, словно новогодняя елка, Верки Сердючки на «Голубом огоньке» 2005 года (https://www.youtube.com/watch?v=0bw3armW5KI). Президентская карьера комика Зеленского тоже во многом объясняется особенностями украинского мировосприятия. Напомним, что в России был комик Михаил Евдокимов, трагически погибший на следующий год после избрания губернатором Алтайского края. Сравнение судеб двух шоуменов, ставших политиками, может многое сказать об особенностях каждой из двух культур.
Самоиронию Навального носитель русской ЛКС считывал как буффонаду, кривлянье — и тем самым автоматически записывал его в «хохлы». Ирония истории сыграла с Навальным, который был вполне себе кондовым великорусским шовинистом, злую шутку — его не приняли ни русские, ни украинцы, для последних он так и остался «Лешей-небутербродом». Это вообще проклятие большинства политиков нашего времени — они делают ставку на идеологию или экономику, игнорируя культурный субстрат, который и является определяющим. Промах стал для Навального роковым: неизвестно, сможет ли он когда-либо возобновить карьеру «властителя дум», но продолжение прежней тактики разрушит ее окончательно.
