Оппозиция «партиципация – отчуждение» как движущая сила культурной динамики, 2
Есть ещё особый вид партиципации, раскрытый у А. А. Пелипенко несколько вскользь, т.н. «негативная партиципация». При ней переживание единства с мирозданием достигается за счёт болезненных, неприятных, разрушительных практик. Один из наиболее характерных её подвидов – это «партиципация к хаосу». Никакие ценности долго не выстаивают, ничего не удовлетворяет, всё воспринимается как одинаково дурное, зловредное и ничтожное. Это и лишённый продуктивности бунт против социального порядка на уровне отдельного человека, и не прекращающийся революционный зуд на уровне больших общественных групп, и террор, которым захлёбывается государственная система. Этому близка и варварская стратегия «проматывания ресурса», когда какие-нибудь кочевники, пираты или современные бандиты сразу же разбазаривают всё награбленное. Так сокращается количество объектов партиципации, растаскивающих на себя энергию переживания. С этим опять же смыкается постмодернистская стратегия интеллектуального «скольжения по поверхности».
«Переживающее ее сознание откатывается к своим архаическим основаниям, где все сущности относительны, а смыслы - амбивалентны и обратимы».
Но «партиципацией к хаосу» негативная партиципация не ограничивается. Эротические садо-мазо практики, моральное и физическое самобичевание, пресловутый «стокгольмский синдром», пожалуй, в каком-то смысле и самопреодоление, закаливание, самоограничение – своеобразные формы негативной партиципации. Здесь страдание парадоксально смешивается с удовольствием. Если не физическим, то моральным или «духовным». Членовредительские практики скопцов или флагеллянтов – это, разумеется, тоже негативная партиципация.
«Негативный» вариант достижения партиципации получает закрепление в ментальных структурах и культурных традициях. Неслучайно усвоение жизненно важного опыта протекает наиболее успешно на фоне острых негативных переживаний. Здесь, впрочем, помимо механизмов партиципации/отчуждения включаются и иные, очень древние и глубокие психические программы».
Я бы, пожалуй, добавил к этому ряду такие явления, как творчество, бросающее вызов общественным нормам, провокационный акционизм в искусстве, цинизм в литературе и кинематографе. Вроде бы всё это скорее вызвано отчуждением человека от культурной системы. Однако, здесь примешивается также и несколько преломлённая погружённость в неё: десакрализация и диффамация явления вызваны отчуждением от него, но навязчивое стремление его исправить или уничтожить как бы вновь заставляют к нему партиципировать, он становится навязчивой идеей. Это партиципация к процессу низложения и «развенчивания». Субъект как бы партиципирует к своему образу «осуждающей инстанции», которая разрушает «падших идолов». В любом случае, вызываемые им эмоциональные переживания, как правило, очень сильны. Яркие живописания адских ужасов на картинах Иеронима Босха – это тоже форма партиципации. Это работает даже в том случае, когда мы долго продолжаем мусолить в голове неприятный разговор, с каким-то извращённым удовольствием прокручивая: «А вот я бы ему так ввернул!».
Итоги
- Партиципация это онтологическая устремлённость человеческого сознания к единству с миром, проявляющаяся в самых разных формах от религиозности до одержимости любыми возможными идеями и даже материальными предметами в зависимости от уровня сознания.
- Изначально термин использовался антропологом Леви-Брюлем для характеристики мироощущения представителей племенных культур. У А. А. Пелипенко больший акцент именно на интенсивном переживании этого явления как процесса.
- Хотя партиципация чаще связана с ощущением блаженства и радости, негативные переживания, отрицательный опыт также могут выступать как очень значимый способ почувствовать своё единство с миром. Человек стремится к боли и опасности, чтобы почувствовать себя живым.
