ГЕНДЕРНЫЙ СИНТЕЗ, 11: История вопроса

Святослав Зеленский, Роман Буревестник

На момент неолитического синтеза с точки зрения #СТК мужская жизненная стратегия оказалась перспективнее, т.к. она была в русле эволюционного движения Культуры от самовоспроизводства к расширению и экспансии.

Несмотря на активное развитие мыслительных техник, связанных с левым полушарием, имели место и возвратные тенденции. В первобытности развитие левополушарных техник было формой выражения вертикальной эволюции, приводящей к созданию новых культурных форм. Мыслительные техники, связанные с правым полушарием тогда развивались в русле горизонтальной эволюции и были связаны с успехами адаптации к среде. Так получалось, потому что некоторые задачи старые левополушарные техники решать уже не могли, а новые левополушарные техники ещё не появились. В это время их решали более развитые правополушарные. «Например, простейшая рудиментарная форма левополушарной когнитивности – присоединительная связь смыслов (с неё начинается развитие левополушарных мыслительных техник у детей), утвердившаяся у охотников и собирателей верхнего палеолита, в неолите сменяется доминированием симультанно-гештальтной мыслительной формой, вызванной тактической победой феминно-правополушарного когнитивного типа. Благодаря этой победе и стало возможным само занятие земледелием, требующим воспринимать пространство не маршрутно, как у охотников, а площадями. Это, казалось бы, движение вспять, подавляющее и сублимирующее опыт развития левополушарного мышления. Тем не менее, благодаря релевантности задачам эволюционной адаптации и специализации, оно породило грандиозную по своим масштабам и значимости культуру земледельческого неолита».

Пелипенко далее высказывает смелое предположение. Он пишет о том, что сохранившиеся данные о неолитических земледельческих культурах, как и сама «слипшаяся» архитектура многих неолитических поселений, в т.ч. Чатал-Хююка сильно напоминали соты и биосоциальное устройство пчелиного улья. Из этого же разряда огромный мифологический комплекс, связывающий женщину/жрицу с пчелой и даже ритуальное употребление мёда в палеолите. Автор СТК отвергает мысль о том, что это результат наблюдения за насекомыми, а предполагает, что это прямое считывание психосферных матриц других биологических видов. «Кстати, как иначе можно объяснить наличие в человеческих сообществах едва ли не всех видов брачно-половых отношений, наблюдаемых у разных видов обезьян, и в том числе у не имеющих близкого родства с гоминидными предками человека?»

Культурные основания победы принципа экспансии заключались в необходимости укрупнения социальных структур (старые были слишком малы для изменившегося статуса Культуры). Пелипенко говорит здесь об особом масштабе и медиативном потенциале «культурно-полевых структур» - т.е. неких смысловых манипулирующих человеком инстанций Культуры-Субъекта, которые распространяются не генетически, как биологические свойства, а некими мистически-психосферными путями. Таким именно образом и считывались матрицы других видов, как предполагалось выше.

Так, для укрупнения социумов был, с одной стороны, необходим принцип фертильности, способствующий демографическому росту, «с которого начинался неолит». Уплотнение жизненной среды вызвало активное взаимодействие и взаимопроникновение отдельных языков, мифов и ритуалов. А главными интеграторами оказались неолитические мифологические комплексы, в центре которых был брак женского божества неба и мужского божества земли в том или ином образе. Соответствующие смыслы «неолитический человек проецировал едва ли не на все феномены окружающего мира».

Ещё в палеолите появляются изображения совокупления женщины с животным, представляющим божество нижнего мира. Например, гравировка на кости из Ложери Басс, на которой была изображена беременная женщина в коитальной позиции с оленем. «Вообще, если взглянуть на всё то, что нам известно об отношениях людей палеолита (быть может, отчасти и неолита) с животными без накладываемых современностью пуританских шор, то трудно отделаться от предположения, что ритуальное совокупление с животным было гендерной нормой. Быть может, именно это обстоятельство служит одним из главных недостающих звеньев в реконструкции архаической ритуалистики». В то же время, артефактов, показывающих противоположную ситуацию, вроде бы неизвестно. По мнению Пелипенко, это говорит «об опережающей антропизации женского божества и женского начала вообще».

«Мотив священного брака проецировался на все стороны жизни архаической общины. Будучи ключом к основам миропонимания, он определял и ритуально ролевой/социальный расклад».

Но отличие палеолитического положения дел от неолитического заключалось в более масштабных смысловых комплексах, аккумуляции большего количества психической энергии, когда на смену племенным тотемам пришли божества, а племена сменились вождествами. Это было актуально как для земледельческих, так и, в особенности, для пастушеских обществ. «У земледельческого неолита с его преобладанием фертильности над экспансией и, соответственно, инерции над динамикой возможность дальнейшей интеграции локальных общин в более крупные социальные общности к V тысячелетию до н.э. была исчерпана».

Фото: Барбара Брыльска в роли финикийской жрицы Камы. Х/ф "Фараон", 1966 https://vk.com/video-41109472_456243954
Продолжение следует