***
Культ военной силы – мы имеем в виду культ армии, побед, военных героев – одна из устойчивых особенностей русской культуры.
Армия есть важнейший атрибут государства и его суть, поскольку Империя это сила. Сила трактуется как ценность и социальный идеал. Осмысливая реалии первой половины ХХ века, Г.П.Федотов пишет: «Все новейшие революции создают один и тот же психологический тип: военно-спортивный, волевой и антиинтеллектуальный, технически ориентированный, строящий иерархию ценностей на примате власти». Точное наблюдение. Федотов имеет в виду коммунистические и фашистские режимы Европы. Помимо тоталитарного характера эти идеологии объединяла выражено имперская доминанта. И фашисты, и коммунисты строили великие империи. Федотовым описан идеальный имперец XX века. Вспомним ДОСААФ и ОСОАВИАХИМ, военно-спортивные игры, нормы ГТО, живопись Дейнеки, советские фильмы и песни 30-х – 40-х годов. Культ «нашей» армии и культ силы – атрибутивная характеристика советского космоса.
Культ силы имеет этическое измерение: При громких декларациях, относительно того, что «наше дело правое», на самом деле, не проговаривая этого вслух, русский человек исходит из аргумента силы, который он трактует как решающий. Сила на нашей стороне: самая большая, «непобедимая и легендарная» армия, самая большая страна, самая большая экономика.
Правило «да и нет не говорить, черное и белое не называть» в идеологическом пространстве работает неукоснительно. В рамках идеологических штудий, наша конечная победа обусловлена истинной верой (православие/коммунизм), а также нравственным величием и героизмом нашего народа. Побеждает великая религиозная истина. Мы – лишь отражение и воплощение этой истины. Но в сознании носителей имперского модуля живет куда более прагматический расчет на силу армии и мощь «нашего» государства, как решающее обстоятельство.
Сила, рождающая страх – норма и должное состояние. Так же как внутри страны, по разумению русского человека, порядок проистекает из трепета, внушаемого поданным Властью, во внешнеполитической сфере порядок – то есть желательное и нормальное положение вещей – требует страха перед Россией. Вот как формулирует эту установку в одном из своих последних интервью выдающийся социолог культуры Борис Дубин: «Желание найти этот самый «особый русский путь»? – Самая болезненная точка – это самоопределение русского как державного. Россия должна быть великой державой, великая держава – это та, которой боятся. Если уважают, тоже неплохо, но лучше, чтобы боялись».
Альтернативная позиция, апеллирующая к международному праву и предполагающая критерии этического порядка, отметается как демагогия. Суть этой позиции состоит в том, что все преследуют свои интересы, но, если возникает такая возможность, прикрываются правом и любыми другими красиво звучащими соображениями. На самом же деле решает сила – экономическая, военная; сила воли и сила духа и т.д. А так как сила на нашей стороне - все будет в порядке. Циничная позиция, декларирующая отсутствие этического, и утверждающая всеобщий имморализм, на уровне дискуссии формально неуязвима. Ее ущербность проявляется в исторической практике, когда сила покидает убежденного в собственном всесилии агрессора, и он обнаруживает перед собой коалицию, значительно его превосходящую.
В культурном пространстве культ военной силы выражается в представлении истории отечества как истории военных побед. Имена Суворова, Кутузова, Жукова вам назовут люди, неспособные указать на карте Швейцарию, в которой отличились «чудо-богатыри» Суворова. Культурное пространство буквально пронизано победами и одолениями русского оружия и именами героев, прославившихся на полях сражений. Другого образа нашего отечества в его соотнесенности с другими государствами не существует. Как пишет Е. Ихлов, «Культ побед – удел отживающих военных империй. И чем больше они ощущают свою архаичность, тем ревнивей относятся к почитанию битв прошлого».
Языческий культ Виктории – одна грань культа силы. Другая – не менее языческий культ пространства. Упоение неоглядным российским простором, противопоставление его европейским «карликам» – устойчивый элемент российского дискурса, прослеживаемого с начала XIX века. Отвечая «Клеветникам России», Пушкин пишет: «Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,/От финских хладных скал до пламенной Колхиды,/От потрясенного Кремля/До стен недвижного Китая,/Стальной щетиною сверкая/Не встанет русская земля?..» Здесь четко виден смысл культа пространства. Русское пространство – аргумент силы, свидетельство мощи и непобедимости Державы.
Одиннадцать (теперь девять) часовых поясов, климатические зоны от арктической до субтропиков. На территории России проживает 190 народов и народностей. Россия бесконечна, как пространственно, так и в своем разнообразии. Это самостоятельный космос, равновеликий всему остальному миру. С фактической стороны приведенные данные – чистая правда. Опасность упоения ими связана с «обаянием торжествующей силы», о котором говорит Г.П. Федотов.
Из культа имперского пространства вытекает простое следствие: приобретение пространства всегда благо, не может иметь негативных оценок и не подлежит моральному суду. Вопросов о моральном оправдании агрессии, стоимости удержания новообретенной территории и исторических перспективах сохранения этих анклавов не возникает. На следующий день после завоевания новая земля становится священной российской территорией. «Наша» территория осознается как святая и святое. Восемьдесят процентов сограждан не покажут на слепой карте Курилы. Но, мы можем быть уверены в том, что эти люди убеждены в необходимости сохранять острова Курильской гряды.
