Пострусские в аспектах культуры и идентичности, часть 3
(предыдущая тут: https://teletype.in/@ostrog/gJpvjVcUTRX)
И здесь мы вплотную подходим к глубинным основаниям русской локальной культурной системы (ЛКС): к манихео-гностическому комплексу (далее МГК), коренящемуся в ментальности[1]. Пребывающая в почти сомнамбулическом, мазохическом состоянии извечной жертвы русского самовластия и внутренней колонизации престольным городом-метрополией, русская масса порождает особый тип антиантропной цивилизации, отмеченной идеалом недеяния.
Отвергая грешный мир и себя в мире, русский не живет, а доживает, являясь здесь, в этой земной жизни, лишь гостем. На эти ментальные основания прекрасно ложится православие, в доктрине которого, основанной главным образом на пронизанном гностическими смыслами Евангелии от Иоанна[2], мироотречность главенствует над эсхатологическим оптимизмом финального преображения мира.
Однако, несмотря на слабовыраженность в сравнении с эсхатологией западного средневековья или ислама, и в таком виде этот эсхатологический полюс русской ЛКС питает идею империи: воображается православное царство, единственное полноправное представительство небес на этой грешной земле. Отсюда русский идеократический проект установления должного миропорядка на Земле получает энергию. Но активируется в полную силу этот проект лишь в определённые периоды имперской "горячки". Большую же часть жизни (а чаще всю) носитель русского традиционного сознания пребывает в состоянии гностической мироотречности.
Второй, подчиненный сектор ментальности представляет собой комплекс манихейских установок, которые полностью комплементарны гностическим. Хотя в отличие от последних эти установки неплохо отрефлексированы отечественной публицистической и гуманитарной мыслью (Бердяев, Веселовский, Соловьев, Ахиезер, Кондаков, Ионов, Гуревич). Носитель манихейского сознания мыслит мир строго дуальным образом, не допуская полутонов. Культурный космос таких людей раскалывается на «мы» (силы Света) и «они» (силы Тьмы) в жестком неснимаемом антагонизме.
Яковенко пишет: «”Мы”, или свет, — это привычный и устойчивый традиционный универсум. ”Они” — все те, кто из пространства манихейского сознания представляется врагом этого мира. Отсюда — установка на блокирование диалога с противостоящей стороной в любых его формах. Профанация и демонизация переговоров, дискуссий, а также компромисса как естественного взаимоприемлемого результата переговорного процесса — существенная характеристика манихейского сознания».
Из этого следует особый режим морали, установки которой справедливы только для групп, ассоциирующихся с «силами добра», тогда как со злом все средства хороши.
Завершающей характеристикой манихейского сознания является эсхатологический оптимизм и направленность на Последнюю битву с мировым Злом. Там же: «Манихей интенционально устремлен к Последней битве. Старшее поколение со школьной скамьи помнит призыв:” Пусть сильнее грянет буря”. Соответственно этой установке перспектива участия в Последней битве переживается как великая честь, а участие в битве, осознаваемой как Последняя, рождает ощущение предельной полноты жизни, абсолютного самоосуществления, преддверия Рая». Идеальным примером Последней битвы из истории России является ВОВ.
Однако следует оговориться, что манихейство как компонента культурной матрицы и ментальная программа не равно и не обязательно прямо наследует учению Мани. Он лишь выразил доктринально и наиболее прозрачно (насколько это вообще возможно в священных текстах) то, что уже сложилось как глубинное мироощущение и ментальная программа многих пост-осевых культур. Отсюда и термин, удобно отсылающий к самой сути, который впервые был использован Ж. Ле Гоффом в работах конца 40-х годов о Средневековье.
Жестко разделяя мир на неснимаемую дихотомию «своих» и «чужих», манихейский тип дуалистического сознания является идеальным залогом неизбывного раскола, определённого [в предыдущем посте]. Пелипенко пишет: «Изуродованное дурной исторической наследственностью сознание не способно жить и мыслить себя вне раскола, вне противостояния априорно отчуждаемому и отторгаемому Иному». Так мы видим, что культура есть система, где каждая подсистема взаимосвязана с остальными и работает на целое: от гностических к манихейским интенциям, от них к расколу между догосударственной архаикой и письменным раннехристианским государством, и все это держится на многоликой идее господства. Русская ЛКС замыкается на себя в разновидности жутковатого совершенства.
МГК описывает и более загадочные феномены русской истории. Такие, как феномен ватных бунтов[3], как революции 1917 года и последующая гражданская война, как неожиданный перелом в пользу СССР на Восточном фронте ВМВ после катастрофических потерь — как демографических, так промышленных и территориальных[4].
По мере неизбежно накапливаемых ввиду амбивалентного состояния системы противоречий, напряжение накапливает и сама культура, плодя соответствующие смыслы. Постепенно меняется ментальное состояние социума. В конечном итоге это ведет к фазовому переходу в ЛКС, когда главенствующим сектором ментальности становится манихейский, а гностический — подчиненным. И доселе дремлющее в мироотречном забытьи традиционное сознание взрывается неистовством манихея, делящего весь мир на черное и белое (естественно, сам манихей при этом мнит себя частью сил Света).
Утопив в крови всякий намек на прошлые противоречия, коллективный манихей успокаивается и остывает до привычного состояния мироотречности, подобно охваченному маниакально-депрессивным психозом пьянице, который выбил дух из своего семейства, но уже забыл по какому поводу. Именно поэтому после активной фазы противостояния русский революционер не способен вытягивать повседневные дела в рутине мирной жизни — они кажутся ему мелкими и потерявшими всякий смысл. Положительного из таких «революций», а на деле лишь инверсий-перевертышей, извлечь не удаётся. Историческая динамика очень вялая и касается в основном технологических заимствований и промышленных модернизаций. В обновленном социокультурном космосе со сброшенным как старая листва историческим опытом традиционное сознание согласно все тем же матричным программам вновь начинает копить противоречия, открывая следующий цикл русской макабрической карусели.
Примечания:
[1] Яковенко И.Г., Музыкантский А.И. Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации. М.: Русский путь, 2010.
[2] «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин. 2:15)
[3] Алтуфьев Д.Ю. Ватный бунт. Альманах «Острог» №10, 2016. С. 11–26. https://docs.yandex.ru/docs/view?url=ya-disk-public%3A%2F%2F8mYpmjdrLf%2FOaOP9TEzlpAr52Kj5WFKEX8JKq6SWkjl2lPWiuec8QfRO%2FaFKXk6qq%2FJ6bpmRyOJonT3VoXnDag%3D%3D%3A%2F%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B310.pdf&name=%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B310.pdf или https://vk.com/doc-76705631_437209844
[4] Гущенко С.А. Der Wolga Bruch. Альманах «Острог» №11, 2016. С. 28–34. https://docs.yandex.ru/docs/view?url=ya-disk-public%3A%2F%2F8mYpmjdrLf%2FOaOP9TEzlpAr52Kj5WFKEX8JKq6SWkjl2lPWiuec8QfRO%2FaFKXk6qq%2FJ6bpmRyOJonT3VoXnDag%3D%3D%3A%2F%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B311.pdf&name=%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B311.pdf или https://vk.com/doc-76705631_437463778