МАНИХЕЙСКОЕ СОЗНАНИЕ И ИДЕЯ ЗАГОВОРА

Как уже говорилось, манихейский канон повествует о том, как элементы мрака (разделившееся в самом себе «древо смерти») приблизились к границам области света, были поражены дивным зрелищем и устроили заговор с целью овладеть «древом жизни». В этом фрагменте особый интерес для нас представляет идея заговора. Зафиксируем: манихейское сознание ассимилирует представление о том, что базовое оружие сил тьмы в борьбе за овладение царством света – заговор.

Почему манихейский канон содержит данный сюжет – специальный и достаточно интересный вопрос. По нашему убеждению, это не случайно. Ошибочно видеть здесь необязательный поворот фантазии пророка. В мифологических текстах не бывает случайного. Смысловые элементы устойчивой мифологической системы постоянно транслируются от человека к человеку, от поколения к поколению. При этом они многократно проходят через специфический фильтр: в каждом акте передачи (пересказе, записи, интерпретации, ритуальном разыгрывании некоего мифологического эпизода) традиционное сознание «редактирует» базовый текст. Причем чаще всего это происходит неосознанно. В результате те элементы, которые не согласуются или плохо согласуются с целостностью мифологического сознания, выпадают из текста или трансформируются таким образом, чтобы соответствовать базовым структурам сознания носителей конкретной мифологической системы. Иными словами, идея о том, что Враг (с большой буквы) обязательно прибегает к тайному оружию, плетет заговоры, провоцирует измену, является существенным моментом манихейского космоса.

Переходя к отечественной реальности, мы обнаруживаем необозримое море культурных феноменов, аккумулирующих идеи заговора, измены, предательства, скрытых от глаза тайных механизмов воздействия на Святую Русь и т.д. Газетные штампы, идеологические клише, обвинения в адрес политических противников, звучавшие из уст прокуроров сталинской эпохи, судебные приговоры, традиционные сюжетные ходы идеологического романа, слухи, циркулирующие на уровне низового массового сознания, «брожение умов», становившееся импульсом к погромам… Список этот можно продолжить. Здесь вспоминаются такие, казалось бы, разнородные феномены, как идея «боярской измены», конспирология, идеологические ругательства («кукловоды», «мировая закулиса», «агент влияния»), понятие «пятая колонна», введенное в идеологический оборот в начале двухтысячных, сюжеты идеологических романов 1960-х гг., в которых утратившие связь с живительной благодатью советского строя несчастные стиляги скатывались до сотрудничества с иностранными разведками, и многое другое.

Враг неотделим от заговора и измены. Само понятие внутреннего врага – а это исключительно устойчивый конструкт отечественного сознания – исходит из существования актуальных или потенциальных предателей, носителей измены. Задача заключается в том, чтобы выявить и извести предателей актуальных и четко определить пространство, в котором скрываются потенциальные. В одну эпоху это будут инородцы, в другую – спецы из «бывших», в третью – танцующие рок-н-ролл посетители коктейль-холлов.

Идея тайного врага и измены – достояние не только советской и постсоветской эпохи. Это – исключительно устойчивый элемент российского сознания. Идея «боярской измены» лежала в идеологических обоснованиях террора, развязанного еще Иваном Грозным. В 1650 г. обыватели Новгорода и Пскова, обвинив своих бояр и воевод в измене, подняли мятеж. «Измена» состояла в том, что через Новгород и Псков шли деньги и хлеб, отправлявшиеся в Швецию московскими властями в соответствии с условиями Столбовского мирного договора. Усердствующие патриоты побили не только местных начальников, но и иностранцев, участвовавших в вывозе денег и зерна. Местные власти не смогли справиться с мятежниками. К Новгороду и Пскову были двинуты войска. История эта затянулась на несколько месяцев.

Самозванчество проходит через всю историю Московского царства, захватывая существенный отрезок и петербургского периода нашей истории. Идея подложного царя «там» и подлинного, природного царя «здесь» – одна из генеральных идеологем народного сознания. Однако идея подложного царя есть не что иное, как концепция генеральной, поистине тотальной измены. Изменили бояре, изменил патриарх, венчавший подложного царя на царство, да и сам царь, то есть собственно тотем, – подложный. Можно ли придумать что-либо ужаснее для средневекового человека? Не зря старообрядцы почитали Петра I Антихристом.

Можно вспомнить холерные бунты. Еще в 30–40-е годы XIX века взбунтовавшиеся обыватели избивали врачей, которые якобы отравляли колодцы, что и вызывало «мор». После взрыва в Зимнем дворце (5 февраля 1880 г.), организованного членом «Народной воли» Степаном Халтуриным, французский сановник граф де Виллан записывает: «Кто желает убить царя? Господа – потому что он дал волю… В народе идет глухой ропот, что во взрыве виноваты сановники, господа и что фабричные перевернут вверх дном Петербург и будут бить всякого, кто в немецком платье».

Надо сказать, что в патриархальной идее боярской измены содержалось зерно истины. Народ сознавал, что власти решительно изменили делу Опонского царства (другое, более известное название этой крестьянской утопии – Беловодье) и предали идеалы догосударственного существования. Но это было всего лишь частичное прозрение, ибо традиционное сознание хранило идею народного царя и исходило из мифической историософской перспективы – жизни вне истории и цивилизации, как вожделенного праведного состояния. Долгое размышление над этими сюжетами приводит к убеждению, что идея заговора отвечает структурообразующим основаниям манихейского сознания.

Измена – универсальная объяснительная матрица, раскрывающая подлинный смысл возмутительного и недолжного. В 1910 г. известный консервативный публицист С.Ф.Шарапов выступил с предложением о предоставлении автономии Финляндии. Реакция правой прессы сводилась к утверждению, что «Шарапов куплен финляндцами», а статья в газете «Русское знамя» так и называлась: «Сколько дадено?». Можно привести десятки примеров, охватывающих самые разные эпохи и социальные слои. Других объяснительных моделей в познавательном арсенале российского манихея не обнаруживается.

Идея измены бесконечно далека от академической отрешенности и несет в себе мощнейший эмоциональный заряд. После кишиневского погрома 1903 г. член Союза русского народа о. Иоанн Кронштадтский выступил с осуждением погромщиков. Вот образец письма, поступившего к нему после этих событий: «О. Иоанн, Иуда. Уважаемый до сего времени русскими людьми поп! Ты теперь покровитель жидов, их слуга и клеврет. Ты знаешь только пить кровь христиан».

Не надо думать, что идея измены была исключительным достоянием низового или традиционно-ориентированного сознания. Обвинение в измене – стандартный ход политического доноса в придворных кругах императорской России. А доносы были одним из существенных инструментов интриги, борьбы за власть и влияние на самодержца. К примеру, честнейшего и самоотверженного Сперанского объявляли агентом Французской революции и Наполеона. Вообще говоря, донос с обвинением в измене оставался неизменным фактором отечественной жизни, менялись лишь ипостаси Врага – «польская интрига», иезуиты, безбожники-нигилисты, революционеры, масоны, Интернационал, еврейский заговор, правые уклонисты, буржуазные националисты и т.д. Обвинение в измене – универсальная идеологическая дубина из отечественного арсенала. В российской истории не раз складывалась парадоксальная ситуация, когда противостоявшие идеологические или политические силы обвиняли друг друга в предательстве. Широчайшая практика политического доносительства в советскую эпоху появилась не на голом месте.

В более широком отношении идея заговора и измены вытекает из представления, согласно которому наблюдаемые события происходят вне рамок чувственно воспринимаемой и интеллектуально постижимой логики. Внешний план бытия – ширма, за которой разыгрывается подлинная драма истории. Там, за этой ширмой, могущественные тайные силы вынашивают коварные замыслы (которые, впрочем, сводятся к одной-единственной цели – погубить Святую Русь) и реализуют их с помощью специальных, скрытых от глаз простого человека средств. Обязательный элемент этой механики – заговор и измена в собственном лагере. Конспирология – идеологический конструкт, идеально описывающий подобный тип миропонимания.

Идея заговора и измены в собственных рядах драматически актуализируется в кризисные и переломные эпохи. Наиболее резонансное выступление П.Н.Милюкова в IV Государственной Думе, направленное против окружения монарха (1916 г.), запомнилось обществу благодаря рефрену «глупость или измена?». Анализируя поражения на фронте и бедственное положение в тылу, лидер Партии народной свободы задавался вопросом: в чем причина? Выбирая между глупостью и изменой, Милюков, в конечном счете, вроде бы склонялся к глупости. Однако современники событий прекрасно понимали политическую заданность такого вывода. Смысл послания к обществу заключался в обвинении ближайшего окружения царя в измене. Общий кризис царизма, историческая несостоятельность правящего класса, бездарность царских генералов, фаворитизм придворных кругов, неспособность России вести войну на истощение с противником такого класса, как кайзеровская Германия, – все это слишком сложно для манихейского сознания. Измена – и все тут! Профессор Милюков тонко чувствовал свою аудиторию.

В те же самые годы в низовой солдатской и крестьянской среде передавались «доподлинные свидетельства» об измене. Среди самых выразительных следующее: великий князь Николай Николаевич продал немцам Карпаты за бочку золота. В этом свидетельстве запоминается трогательная деталь: крестьянское сознание пребывает в убеждении, что великие князья измеряют золото бочками, а серебро, надо полагать, возами. Народная фантазия определила даже таксу, по которой генералы и старшие офицеры продавали противнику русских солдат: казак с лошадью шел за пятнадцать копеек, а стрелок с винтовкой – за семь с половиной.

Позднее изменой в собственных рядах будут объяснять свое поражение идеологи белой эмиграции. В противоположном лагере измена станет непременной движущей силой политической истории советского общества классического (сталинского) периода. Вообще говоря, идея предательства выступала в роли универсального объяснительного конструкта советской идеологии. Она отлично работала как внутри страны, так и при объяснении зарубежных реалий. К примеру, в идеологическом словаре межвоенных лет был ярлык «социал-предатели», использовавшийся по отношению к западной социал-демократии. Перестройка вновь актуализировала идею заговора. Радикальная оппозиция превратила измену в генеральное объяснение краха коммунизма, распада СССР, тягостных экономических реалий 1990-х годов. У людей подобного склада любые события, которые кажутся нестерпимыми, находят свое объяснение в измене.

Измена мерещилась крестьянину и мещанину, изменой объясняли отклонение мира от истины иерархи церкви и партийные идеологи. Перед нами универсальная идея, объединяющая носителей традиционной культуры. Манихейское сознание болеет идеей измены и порождает ее постоянно. Утрата интереса к конспирологическим сюжетам, падение доверия к идеям заговора, скептическое отношение к аффективным обвинениям в измене фиксируют сознание, расставшееся с манихейской парадигмой.

проф. Яковенко