Олег ВалецкийСпецифика воинского духа в сербских войсках, 3
В ходе войны в сербской воинской среде возникли отношения боевого товарищества, чему подспорьем были нередкие примеры героизма, ибо сколько бы танков, гаубиц и самолетов не производилось, в реальности на фронте очень часто сербские «штурмовые» и разведывательные группы оставались без них, и тогда и нужна была им сила духа. Однако когда человек извне пересекал границу с Сербией, возникало впечатление, что нет не только военных героев, но и самой войны. Если с одной стороны с маниакальной упорностью спецслужбы засекречивали всякую информацию о войне, чтобы якобы не раздражать международное сообщество и доказать, что Сербия в войне не участвует, то с другой стороны в обществе самой Сербии было широко распространенно мнение, что в соседних Хорватии, Боснии и Герцеговине идет какая то чужая война, участники которой в основном грабители и убийцы.
На самом же деле грабители и убийцы с охваченных войной территорий потянулись как раз в Сербию и Черногорию, закупая на награбленные средства дома и квартиры в Белграде, Новом Саде, на черногорском приморье и в прочих городах и весях, и тут в среде местного общества они действительно воспринимались как представители земель с «другой стороны реки Дрины». Однако всему этому потворствовала внутригосударственная политика сербской стороны, которая была делом рук номенклатурного аппарата в его худшей части.
Естественно, бывший югославский аппарат имел немалое число настоящих профессионалов и был способен на проведение достаточно качественной политики. Однако на деле ее стала определять группа чиновников, решивших, что главный моральный абсолют – их собственная материальная выгода, и в соответствии с этим и подбирались кадры. Разумеется, все это произошло не случайно, но, не вдаваясь в причины, стоит коснуться последствий, которые несут универсальный характер для любого общества.
Последствия такой политики заключались в всеобщей криминализации, причем она во многом шла сверху вниз. Дело тут не в войне, ибо война есть также следствие, а не причина. Более чем натянуты объяснения, что власть поощряла использование «уголовного элемента» спецслужбами из-за нужд фронта.
На самом деле МВД и ЮНА (Югославская народная армия) имела тогда достаточно сил и средств и набирать уголовный элемент им было не нужно. Однако, признавая неизбежность применения в боевых действиях уголовного элемента, стоит заметить, что вовсе не он, а как раз политическое и военное руководство было главным организатором криминальной революции в обществе. Моральный абсолют в виде собственных интересов не мог породить ничего иного, кроме криминальной революции.
В ходе этой революции в ряды вышеупомянутого уголовного элемента добровольно и с энтузиазмом вступала молодежь, которая в иных условиях таких действий чуждалась бы. Политика беззакония государственного аппарата при господстве нищеты в обществе, вызванной санкциями и войной, дали многим молодым людям надежду, что криминал и есть тот путь, который обеспечит им успех и влияние в обществе. Однако криминал создает у личности определенный стереотип мышления, который не приветствуется на верхах политики и бизнеса любого общества, так что со временем вся эта «энергичная» молодежь обнаружила, что этого барьера им не преодолеть, за исключением тех, кто имел родственные и личные связи с представителями власти, но им-то как раз криминал и не был нужен.
Криминализация общества стала своего рода планируемой мутацией многих былых югославов, или, перефразируя Зиновьева, «Гомо югославикуса» в «гомо криминаликуса».
Поразительно, что данная мутация прошла без внимания большей части так называемой «национальной интеллигенции», которая уделяла внимание различным национальным «проектам» во внутренней и внешней политике, отличавшихся большим замахом, но низкой эффективностью.
Однако подобная мутация молодежи прошла и вне внимания старшего поколения, которое послушно следовало политике государственного верха, ведшей в так называемом «национальном» ключе, который применяли с большой безответственностью, чему причиной прежде всего отрицательная кадровая политика. То есть ради личных интересов чиновники подбирали кадры не из лучших, а из худших сначала исполнителей, а потом организаторов и политиков. В силу этого добровольческие отряды различных партий, как и участвовавшие в патриотической компании гуманитарные организации, клубы болельщиков, четнические союзы и разичные землячества стали со временем гнездами криминала, так что дела на фронтах их не интересовали.
Также со временем некоторые национальные проекты стали напоминать цирк, а среди исполнителей и организаторов нередко встречались лица с явной шизофренией. Тем самым, пока старшее поколение продолжало верить в поставленные властью идеалы, молодое поколение, быстро потеряв веру, стало сторонником культа материального достатка любой ценой. Так же как от чьих-то амбиций объем финансовых средств в государстве не растет, то все это привело к волне нервных срывов, психических расстройств, как и росту наркомании и безнравственности в среде молодежи.
При этом сам характер «управляемой» войны с ее политикой на обессмысливание активных боевых действий привел ко все меньшей нужде в «героическом» воинском идеале. Это дало возможности ряду «свободных художников» создавать искусственные образы «военных героев» из лиц, этого не заслуживающих. В итоге, когда подобные лица занимались различными уголовными деяниями, то это стало подаваться средствами массовой информации как неотъемлемое свойство лиц воинской профессии. Так как местное общество было склонно к различному мифотворчеству, то были созданы образы «военных героев» без воинского кодекса чести и без морали, зато с огромными амбициями. В результате в сербском обществе подобная политика привела к созданию многочисленных организованных криминальных групп, находившихся под контролем спецслужб, и достаточно успешно контролировавших не только торговлю наркотиками, но и умы части местной молодежи. Молодежь Югославии стала захватывать «криминальная романтика», что поощрялось и тиражировалось СМИ.
После войны спецслужбы и полиция способствовали выдвижению на первые роли в криминальной среде нового поколения, уже не связанного с войной, но естественно сохранившего так называемый «национальный» антураж. Тем самым распространение наркотиков и грабежи банков и бензозаправок приносили больший авторитет в обществе, нежели воинские заслуги. Эта политика и привела к тому, что в конечном счете неформальными героями общества, особенно молодежи, стали мафиози. Любая же мафия разлагает и эксплуатирует прежде всего собственный народ, и тут воинский дух сам собою улетучивался.
Криминализация войны в Югославии произошла не сама по себе, а согласно указаниям руководства спецслужб. Последние, подчинив себе национальную оппозицию и пользуясь поддержкой госаппарата, криминализировали и саму национальную идею, тем более что и часть церкви была включена в данный процесс.
В 90ых годах оказались более нужными способности к криминалу, и посему многие чиновники, как и их потомки, предпочитали окружать себя лицами с развитыми способностями в деле криминала, но не в военном отношении.
Соответственно это привело к отрицательному отбору, в котором боевые заслуги были делом негативным, а умение интриговать и лгать - позитивным.
В такой системе проходил отсев по-настоящему «профессиональных» кадров, вне зависимости от их идеологии. Эти кадры заменялись по сути персонажами, хорошо описанными Булгаковым в его романе «Собачье сердце». Это уже отнюдь не балканская специфика, а достаточно хорошо знакомая практика власти на постсоветском пространстве, и сербы лишь продемонстрировали эффективность, точнее неэффективность подобной практики в гражданской войне.
Соответственно тот небольшой полученный в войне опыт был смыт после войны вместе с постепенным исчезновением действительных ветеранов, тем более что сама государственная политика создала своего рода суррогат "воинских героев", которые со временем, как в самом обществе, так и за его пределами перестали пользоватся уважением. Настоящие же ветераны оказывались в большинстве случаев оттесненными от сфер бизнеса и политики - так происходила смерть воинского идеала в обществе.
При этом склоность к принципиальности, отличавшая таких ветеранов от власти и покорного ему общества, оказывалась глубочайшим пороком, тем самым государство вело самоубийственную политику по фактическому преследованию ветеранов, хотя большая часть вышеуказанных энтузиастов и не были настроены "антигосударственно". То, что у кого-то из них возникали конфликты с теми или иными политиками или генералами, не значило, что они были на связи с иностранными спецслужбами и политической опозицией.
Тот же постоянный вспоминаемый в сербских верхах Иосип Броз Тито с большим вниманием берег своих ветеранов, нежели сербская власть в 90ых годах и соотвественно они и сыграли важную роль в деле подержания стабильности СФРЮ. Однако в сербской среде 90ых гг. слишком большое число чиновников ассоциировало именно себя с государством и потому тут ничего изменить было нельзя.
