Дьявольские Корреляции: рецензия на монографию И. Данилевского, 6
Данилевский приводит высказывание Леона Шерлока, по которому гипноз - "королевский путь" изучения бессознательного. Через оптику гипноза и постгипнотических внушений находятся объяснения для вопросов этики. Гипноз является объяснением тому, каким образом человек может выбрать ту или иную точку зрения, и совершив этот выбор, синхронизироваться с другим человеком, о котором он может вообще ничего не знать. При этом он должен как-то себе свой выбор объяснить, и механизм этого самообъяснения должен быть аналогичен механизму рационализации, который известен благодаря изучению гипноза. Выясняется, что проявления этики подчиняются закону Ципфа. Приводится открытие математика и психолога Владимира Лефевра, которое состоит в том, что при случайном отборе внешне одинаковых элементов по бинарному признаку, то есть при делении на "хорошие и плохие", внешне ничем не отличающиеся элементы делились самыми разными людьми в соотношении золотого сечения - примерно 62 на 38 %, а не 50 на 50, как можно было бы ожидать. Процедуру выбора Лефевр сравнивает с редукцией волновой функции, причём утверждает, что эта аналогия глубокая, а не поверхностная. На основании этих и других предпосылок Данилевским высказывается гипотеза о квантоподобности человеческой этики. Рассматривается скрытое влияние бессознательных слоёв психики на конечный выбор, и тут на помощь снова приходит гипноз. Как известно, загипнотизированному нельзя внушить сделать что-то, явно противоречащее его этическим убеждениям. Например, если загипнотизированному вложить в руки нож, и приказать убить кого-то из присутствующих, рука разжимается, а загипнотизированный просыпается с головной болью. Однако другие исследования показывают, что загипнотизированному можно внушить, что другой пытается украсть какую-либо его вещь, или что другой собирается убить его, или уже убил его мать, сестру и т.д. И тогда этическое ограничение гипноза оказывается как бы снято. С другой стороны, этическое начало индивида зависит от влияния толпы, и это влияние не может быть преодолено полностью, а только лишь в какой-то степени.
Исходя из всего этого, Данилевский рассматривает вопрос о коллективной ответственности народов и этносов. В настоящее время представление о коллективной ответственности народа состоит в том, что эта ответственность равна сумме ответственности отдельных индивидов, если большинство представителей народа сознательно действовали и разделяли господствующие убеждения. Но в этом-то и заключается проблема. Можно ли считать поколение 1930-х ответственным за сталинский террор, если большинство этих людей были обмануты режимом и карательных акций не совершали? Если руководствоваться методологическим индивидуализмом в стиле Поппера, то следует признать, что ответственность несут лишь те, кто принимал соответствующие решения, и знал, что на самом деле представляют чистки врагов народа. Но очевидно, что сам факт широкой поддержки вождя создал для террора социальную базу, без которого он просто не мог бы состояться. Поэтому ответ должен быть таков: поколение 30-х было одновременно и ответственно за террор, и не ответственно. Представление о квантоподобности по крайней мере части психики, вызывает ситуацию, аналогичную ситуации в опытах с жидким гелием: один и тот же человек в одно и то же время может быть и ответственным, и не ответственным за одно и то же.
Рассуждая об этике, Данилевский приводит и широко обсуждает пример коррупции, как ещё одной ситуации, в которой действия человека оказываются подчинены квантоподобным структурам. И тут вспоминается другая его книга, художественная. Я её не читал, знаком только с кратким описанием, однако уже название говорит само за себя: "Сессия: дневник преподавателя-взяточника". Главного героя, как и автора, зовут Игорь, это молодой преподаватель престижного вуза, взяточник и ловелас. "Его неофициальная зарплата превышает две тысячи долларов, он несколько раз в год ездит за границу, и плюс к этому судьба дарит ему множество других приятных бонусов". Герой - денди и альфа-самец, он обладает "темно-русой шевелюрой, которой мог бы позавидовать Эйнштейн". Герой пользуется успехом у женщин, местами содержание романа становится эротическим. Что касается философского содержания - оно посвящено преступлению и наказанию (одна из частей романа так и называется - "Преступление и наказание", другая - "Мёртвые Души"). Герой совершает преступление, и вся жизнь его идёт под откос. В этом падении, присутствует как доля самолюбования, так и элемент зловещего пророчества: "Я не знаю, убьют, изувечат ли меня - лет через пять, когда все забудется и окончательно стихнет. Скорее всего, так. Но одно я знаю точно. Если вы собираетесь стать вторым Бэконом-Шекспиром и оставить свой след на полях литературы, граните науки и ниве коррупции одновременно, то место преподавателя вуза для этого - лучший полигон. А кому из нас, признайтесь, однажды не хотелось почувствовать себя Шекспиром? Да?"
От вопросов коллективной ответственности или коллективной причастности Данилевский переходит к вопросу выхода из состояния постмодерна, а также к вопросам социальной инженерии. Возможен ли выход из состояния постмодерна, и если да, то как? Автор делает вывод, что с учётом всего вышесказанного, структуры - это именно матрицы возможного взаимодействия людей, независимые на практике от сознательного контроля со стороны их разума. Причины "неисправимости" административной власти заложены на самом деле гораздо глубже, чем системная специфика рынка и общества. Причины заложены в квантоподобных свойствах нашего бессознательного, в структурах, избавиться от которых можно только уничтожив нас самих. Нравственность беспомощна перед властью иррационального начала. Сама матрица социального взаимодействия оказывается основана на квантоподобных нелокальных процессах, а человек в ней проявляет себя как макрообъект с неопределёнными свойствами. Мы не можем жёстко приписывать человеку роль, пока мы его не наблюдаем: мы не можем говорить, например, что "Н. является сантехником", если мы в данный момент на него не смотрим - ведь он мог уже успеть сменить работу. В качестве примера приводится история, рассказанная квантовым психологом Р. Уилсоном. Один из университетских преподавателей читал студентам лекцию по философии и попытался проиллюстрировать неправомерность приписывания человеку сущности высказыванием: "Джон Кеннеди - президент Соединённых Штатов". Студенты ему не поверили, но, когда лекция закончилась, все узнали, что Кеннеди убит. То есть, в момент, когда обсуждался этот вопрос, президента Кеннеди уже не существовало. "Когда я наблюдаю фотон таким-то образом, он для меня выглядит как волна - когда я вижу Джона в офисе, он мне кажется вечно недовольным, унылым брюзгой; когда я наблюдаю фотон другим образом, он мне кажется частицей - когда я вижу Джона по выходным на пляже, он мне кажется радостным, солнечным человеком". Поэтому, нельзя, например, говорить - "Это фашистская идея", или "Все люди такие-то". Можно только говорить - "Мне это кажется фашистской идеей", или "Некоторые, но не все люди"... Если мы увидим, как белый полицейский избивает чернокожего, то один из нас почувствует негодование по поводу расизма, тогда как другой - удовлетворение от факта торжества порядка. Уилсон считает, что это напоминает выводы из теории относительности, что в разных системах отсчёта, движущихся с разными скоростями, длина одного и того же отрезка будет разной. Делается вывод, что человек, похоже, действительно не имеет свободной сущности. Это подтверждается возможностью гипнотического программирования, или "добровольной" массовой синхронизации. Всё это уподобляет поведение человека поведению квантовых объектов. Однако Данилевский оговаривается, что напрямую переносить квантовую механику на описание социального бытия в настоящий момент бессмысленно; а копенгагенская интерпретация плохо подходит для описания некоторых черт психической реальности.
