Дом разделившийся, или гендерная тектоника современности, 14
Получив представление о происходящем на более общем уровне, вернёмся к гендерной компоненте отбора. За счёт чего падает разнообразие? Одного лишь фактора распада матрицы традиционной семьи здесь недостаточно. Важно, что освободившись от своего культурного императива, сфера так называемых романтических отношений заполнилась близкой к изначальной природности спонтанностью. Особенность в том, что в природе работает не только половой, но и другие виды естественного отбора, в современном обществе отменённые. Сегодня же всё крутится вокруг женщины и работает на женский выбор. В человеческом мире псевдо-естественности (не путать с Новой естественностью, о которой ниже) зачастую складывается ситуация, когда женщина отбирает мужчин согласно своим психофизиологическим реакциям, опосредованным массовой культурой.
Среди мужчин выделяются две неравные группы. Первая – носители ярко выраженного аналога примативной доминантности. Так называемые «альфа-самцы», которых женщина одновременно ненавидит за потребительское отношение к себе и к которым испытывает половое влечение. Вторая, более крупная (и в репродуктивном смысле более успешная) – конформисты-обыватели, выстраивающие свою жизнь вокруг того, чтобы заработать женское расположение и хотя бы минимально необходимый уровень успешности для отправления в гендерную сферу сигнала: я достаточно финансово независим, чтобы обеспечить своё потомство, одновременно с этим я достаточно покладист, чтобы его не бросить. О дисфункциональности и недолговечности браков, в которые вступает вторая группа в условиях гендерной политики большинства развитых государств, написано достаточно и без меня.
Все группы мужчин, остающиеся по какой-либо причине и в той или иной степени за пределами указанных групп, становятся маргинальными и имеют существенно более низкий шанс нахождения партнёрши и оставления потомства. Отсюда сетевые «стены плачей», оставленные на разнообразных интернет-площадках бесчисленными инцелами. Отсюда же популярность пикап-движений и тренингов, разнообразный коучинг, психологическая помощь и прочая, и прочая. А сколько молодых людей просто тихо живёт в одиночестве, особо этим не тяготясь или заглушая чем-то фрустрацию? И речь не только о молодых мужчинах, хотя среди живущих в одиночестве их большинство (по крайней мере на данный момент, что может измениться в будущем). В сложившейся ситуации легко запутаться и молодой женщине, зацикливаясь на фрустрации от противоречий своего гендерного поведения, чувствуя пустоту контактов с «альфами» и неудовлетворённость отношениями с конформистским большинством с их феминными чертами характера.
Если же вспомнить, что культурно-антропологический тип личности наименее социализирован, а романтический образ «бедного художника» всё более теряет свою привлекательность (вслед за «скукоживанием» художественной сферы в целом), то снова приходим к мысли, что отбор работает на ослабление устаревающего типа ментальности и на становление нового, отбирая тех, кто наиболее удобен женской стороне. В наибольшей репродуктивной выгоде оказываются склонные жить в соответствии женским ожиданиям, ослабляя влияние жизнеустроительного принципа экспансии и поиска, и утверждая стабилизирующий принцип. Не удивлюсь, если правополушарная ориентация также является критерием через описанный механизм отбора. И хотя такое утверждение преждевременно, оставим его как дань интуиции.
При разговоре о правополушарном реванше невольно вспоминается родовой индивид. Напрашиваются сравнения ментальных трансформаций современных женщины и мужчины с ментальностью ранней архаики, возможно, даже первобытности. В самом деле, если сравним гендерный отбор первобытной популяции с современным, то найдём достаточно сходства. Близкий к природным импульсам отбор женщинами мужчин, с одной стороны. Отличие в том, что отсутствуют балансирующие факторы: естественный отбор полностью отменён, а отбор женщинами мужчин не уравновешивается стремлением последних перехватить «пальму первенства», ограничив женщин культурным вмешательством. В контексте современности нельзя говорить и о соперничестве двух «школ» ПМ. Получается весьма интересный перекос. Что это, если не намеренное ускорение некоего процесса? Разумеется, значимость он может иметь только на длинной дистанции, так что если наши интуиции верны, то перекос будет длится еще довольно долго. Вспоминается и то, что субъект Новой естественности, т.е. становящийся человек Цифры, ментально во многом перекликается с родовым индивидом. Он постепенно становится типологическим аналогом архаика на следующем витке развития.
Стоит отметить и охваченность массового сознания большими культурными нарративами, утверждающими торжество феминности, которые оформляются в образы поп-культуры (причём зачастую в оболочке маскулинности, о чём немного ниже). Массовый человек увлекается мечтаниями об амазонках, этот архетип всё больше и больше отражается в масскульте. Причём со стороны творцов, как правило, охваченных этой идеей сильнее широкой общественности (через дискурс феминизма и обобщённо «прогрессистский»), продвижение данного архетипа идёт порой так стремительно и заходит так далеко, что опережает готовность публики и вызывает отторжение.
Мы видим, как уже сконструирована реальность (пока только на экранах и страницах), где женщина завоевала своё место в ранее исключительно мужских сферах. Более того, в угоду массовому сознанию делаются сомнительные исторические ревизии, которые вдруг обнаруживают женщин на ведущих ролях в сферах, исторически закреплённых за мужчинами (обычно за счёт редких исключений, выдаваемых за закономерность, а иногда путём чистой спекуляции). Отвечая на ревизии в духе положительной обратной связи, массовое сознание подхватывает информационные обновления, отвечая следующим витком масскульта, например, через популярный сериал. Опять же, не могу отделаться от ощущения, будто всё это кому-то нужно (интересно, Кому?).
Не стоит забывать и об общем контексте системного кризиса современности. Об этом сказано уже немало, но активизация гендерного конфликта вписывается в системный кризис в качестве одного из ключевых факторов. А если вспомнить и о теоретических построениях, указывающих, куда ведёт закатная постэпоха, которую мы переживаем, то системность гендерного конфликта представляется неоспоримой. Речь идёт об уходе культурной макропарадигмы логоцентризма с авансцены истории в область декораций. Для того чтобы новая макропарадигма, строящаяся вокруг цифрового мира и соответствующих знаковых систем и языков культуры, которым ещё предстоит развиться, получила возможность для развертывания своего потенциала, логоцентрическое наследие должно быть утилизировано. Это сродни необходимости сравнять с землёй ветхое здание, чтобы построить на том месте нечто совершенно новое. В контексте культуры это всегда связано с неким откатом, архаизацией, которую мы наблюдаем сегодня во всех частях света (а на Западе на протяжении чуть ли не столетия). Но архаизация никогда не бывает полным откатом, и в гендерной сфере она протекает таким вот образом.
Разумеется, это чудовищных масштабов вызов. Возможно, таковых перед цивилизацией еще не стояло. Активированная война гендеров (и сопутствующая архаизация) может вести не к обновлению, а к печальному финалу цивилизации через демографический коллапс и вырождение. Но стоит помнить, что катастрофа всегда маячит на горизонте любого системного кризиса, и доселе цивилизации удавалось проходить через все узкие коридоры системных бифуркаций. Причем достаточно лишь одного финалиста.
