НОЧЬ В АЛЕКСАНДРОВОЙ СЛОБОДЕ
/2-й вариант, переработанный и сокращённый/
Над дворцом Опричным ясный месяц
Бриллианты щедрою рукой
Рассыпают по́хотные бесы
По небес завесе дорогой
В подземелье поп свисая с дыбы
Под кнутом пронзительно визжит
Нихрена не понял я родимый
Говори яснее не галди
Поп в горячке блеет кату в ухо
Дьяк скрипит отточенным пером
Выпивает чарку хреновухи
Поп не поп а так один сором
На крюке червём свисает тело
В су́кровице гное и соплях
Но Лукьяныч знает своё дело
Кочергой ворочая в углях
В синем небе тихо светят звёзды
Ясный месяц тучами прикрыт
Толстый поп болтаясь на помосте
Выкатил глазища из орбит
В пляске извивается Басманов
Выгнув по девичьи тонкий стан
Лебедь белый в море окияне
А на шее шёлковый гайтан
Крест и образа и травка тирлич
В ладанке любил чтоб государь
Волосы давно его не стригли
Но незрячим взором смотрит царь
Платье алое надувшись словно парус
Яркими узорами горит
Запонка из яхонта порвалась
Золото янтарь и лазурит
Иоанн отекшей жирной плотью
Тяжек как языческий кумир
Посреди опричного отродья
Произнёс вполголоса стихир
Брызнуло взметнувшееся пламя
Мириадом проблесков узор
Федя бьёт отчаянно ступнями
Тлеет его блядский синий взор
Царь же стиснув судорожно посох
Сапожком пристукивает в такт
Зеленеет профиль горбоносый
В пламени лампадки жутковат
Федька проплывает мимо трона
Вороные волосы волной
Грянула опричнина мудрёно
Песнею похабной и срамной
Барабаны дудки и сопелки
Гойда восклицает чёрный сброд
Им по вкусу Федькины проделки
И ватага жадно пьёт и жрёт
Белый лик с растянутой ухмылкой
Маска Мокошь в Федькиной руке
В воздухе повеяло могилкой
Водяной заухал на реке
В пиршественном зале возлиянья
Все до исступленья напились
Царь ушёл к себе читать писанья
Постепенно все поразошлись
Рыжий пёс Малюта в подземельях
Не спеша дознание ведёт
И рыданья плач вытьё моленья
Всё это во мгле запропадёт
Троица слепых в опочивальне
Сказками баюкает царя
Чем смешней нелепей завиральней
Тем он выше жалует враля
Вот идёт изба на курьих ножках
Машет кладенцом своим Иван
Бог земной у Боженьки в ладошках
Словно несмышлёный мальчуган
Висельник звенит заледенелый
И скрипит неистово петля
А в далёком море каравеллы
И дворцы стоят из хрусталя
Взмахом рукавички Царь-Девица
Звёзды рассыпает в небесах
И добыл Емелюшка Жар-Птицу
И корабль летучий в парусах
Спит надёжа царь бубнят слепые
Бесконечно длинный древний сказ
Про Кощея избы лубяные
Да про Змей Горыныча наказ
У собора толпа бородатых
Кат Емеля взошед на помост
А вослед его прочие каты
Занимают у плахи свой пост
Кажут людям колёса и клещи
Обладатели красных рубах
Специальные разные вещи
Демонстрируя ловкий замах
На колена попадали люди
Блеет дьяк словно хриплый баран
Проскакал как кыргыз на верблюде
На тяжёлом коне Иоанн
Он в седле восседая высоком
В зипуне золотом из парчи
Вдоль помоста проехался боком
И склонились пред ним палачи
И тафья на обритой макушке
Как влитая сидит у Царя
Басурманин бормочут старушки
И косятся вокруг втихаря
* В XV веке под влиянием орды и растущей турецкой империи в моду у русской знати входит тафья — шапочка-наплешник наподобие тюбетейки. Туркменская тюбетейка - тахья.
* Сулея́ — фляга для вина или масла, с широким горлом , укр. сулiя. Скорее всего из sо̨ (см. су I) и *лѣя от лить (см.).
* Гойда, айда (рус.), ґайда (укр.) - по-татарски ''вперёд''.
