Память versus история
Хальбвакс полагал, что группа склонна представлять свое прошлое в форме, затушевывающей любое изменение. Это заставляет вспомнить об особенностях тех обществ, которые К. Леви-Стросс называл «холодными». В свете этого различения, к которому мы еще вернемся в другой связи, возникает вопрос, нет ли и таких групп — «горячих» обществ, которые были бы способны к осознанию собственных изменений и включению их в свое представление о себе.
В самом деле, затушевывание изменений играет у Хальбвакса столь центральную роль в коллективной памяти, что он противопоставляет ей в целом «историю» как антоним. «История», согласно Хальбваксу, действует прямо противоположно коллективной памяти. Если последняя замечает лишь сходство и преемственность, то первая воспринимает исключительно различия и разрывы преемственности. В то время как коллективная память смотрит на группу «изнутри», стремясь представить ей такой образ ее собственного прошлого, чтобы она на любой стадии могла себя узнать, и в котором поэтому изменения затушеваны, история, напротив, вымарывает такие эпохи неизменности на своей картине как «пустые» промежутки и только то считает историческим фактом, в чем проявляется изменение как процесс или результат. В то же время групповая память, напротив, подчеркивает, как уже упоминалось, отличие собственной истории и свою обосновываемую этим уникальность на фоне всех прочих групповых памятей, а история нивелирует все подобные отличия и по-новому организует свои факты в совершенно гомогенном историческом пространстве, где нет ничего уникального, где все сравнимо со всем, всякая частная история может быть присоединена к другой и где, что самое главное, все в равной степени важно и значимо.
Поэтому история для Хальбвакса — не память, поскольку всеобщей памяти не бывает, существует только коллективная, то есть неотделимая от группы, «определенная в своей принадлежности» память: «Всякая коллективная память имеет своим носителем ограниченную во времени и пространстве группу. Всю массу событий можно собрать в единую картину только при условии, что события будут отделены от памяти групп, сохранивших воспоминание о них, что будут разорваны их связи с духовной жизнью социальной среды, где они происходили, что от них останется лишь хронологическая и пространственная схема».
Итак, с одной стороны — многочисленные истории, которые столь же многочисленные группы населяют своими воспоминаниями и своим представлением о себе, с другой стороны — единая история, которую историки населяют извлеченными из многочисленных историй фактами. Но эти факты суть пустые абстракции, они ни для кого ничего не значат, о них никто не помнит, они очищены от всякой связи с идентичностью и воспоминанием. Абстрактно прежде всего время, в котором история размещает свои данные. Тем самым оно находится, по Хальбваксу, за гранью реальности. Это бесполезный артефакт, вырванный из связей и отношений, создаваемых жизнью, причем социальной, конкретной во времени и пространстве жизнью.
Отношение памяти и истории видится Хальбваксу как отношение последовательности. Там, где прошлое уже более не помнится, то есть не переживается, начинается история. «История начинается, как правило, только в той точке, где кончается традиция и распадается социальная память». Сфера деятельности историка начинается там, где прошлое перестает быть «обитаемым», то есть там, где на него уже не претендует коллективная память живых групп. «Собственно прошлым является для истории то, что находится за гранью, до которой простирается мышление актуально присутствующих групп. Похоже, история должна ждать, пока не исчезнут старые группы, пока не угаснут их мысли и их память, чтобы заняться установлением общей картины и последовательности фактов, которые только она одна способна сохранить». Именно для этой «необходимости выждать» историк Эрнст Нольте нашел подходящее слово: «нежелающее проходить» прошлое.