Дмитрий Алтуфьев Русский способ освоения пространства или Рай этажом ниже

Предыстория: в мае 2021 "по данным администрации Астрахани, у памятника Петру Первому на сети глубинной самотечной канализации произошла авария. Из-за этого деформировалось плиточное покрытие на набережной Волги площадью 4 квадратных метра". Читателям место событий может быть известно по фильму «День выборов 2» - именно там произошло обрушение моста из прошлого в будущее. Аварийная бригада МУП «Астрводоканал» огородила место провала, окружив яму квадратной загородкой из профнастила. На нем укреплены знаки «Ведутся работы». На этом вся работа прекратилась – но не динамика событий. Если мы переведем казенный канцелярит на человеческий язык, то станет ясно, что необслуживаемые со времен СССР сети постоянно текут, размывая грунт под поверхностью, а ремонт чопиками помогает мало. В таких пафосных местах как Петровская набережная вскрывать дорогущее покрытие силами коммунальных служб – это значит гарантированно его уничтожить. Поэтому там не ведут даже точечный ремонт. А если ничего не делать с таким карстовым провалом – он будет размываться дальше, это аксиома. Поэтому в мае 2022, за пределами старой изгороди произошел новый провал. И на этот вызов город отреагировал уже привычно – расширением ограждения и вытеснением события из общественного сознания.

И вот это и есть архиважный феномен, нуждающийся в рассмотрении. Локация - самая посещаемая в городе после Кремля - и гостями, и местными. Пафосный променад на набережной в самом центре. За минувшие два года я провел осторожный соцопрос населения, спрашивая друзей и знакомых, что они думают о заборе из коричневого профнастила на Петровской набережной.

Так вот - его не видел никто. Его нет ни на одной фотографии в поисковиках. Вопросов властям об этом провале не задал ни один журналист. Тему не поднимали ни в газетах, ни на телевидении. Она запретна – но не потому, что ее запретили какие-то органы. Люди просто не видят проблемы: с глаз долой - из сердца вон. И это огромное подспорье как для властей, так и для жителей – ведь можно ничего не делать и не беспокоиться. На неделе я заглянул за уже потрепанный забор и увидел те же ямы, из которых по-прежнему несет говном. И это в районе элитной застройки и недвижимости на первой линии Волги. У памятника Петру продолжаются торжественные мероприятия, их участники и снимающие фотографы и операторы, не сговариваясь меж собой, старательно избегают попадания в кадр загородки с провалом. Но так как провал расширяется, то расширяется и заграждение - и оно уже вплотную подступило к памятнику - и тогда власти заклеили профнастил белой пленкой для фотозон (с логотипами и прочим), превратив тсзть баг в фичу.

В Астрахани впору говорить о фекальной катастрофе. Все сети изношены до крайности и текут, размывая грунт, дороги и фундаменты. Нечистоты заполняют подвалы, где массово плодятся комары. Замена ветхих кварталов деревянных хижин на огромные новостройки-человейники привел к еще большей перегрузке практически уже мертвой самотечной системы отвода стоков, и говно просто пошло на улицы, заливая и центр, и окраины. Только на моей улице Бэра полтора года прямо на проезжей части работал откачивающий насос, потом его спрятали за забором. Цветочный рынок на Бэра, опутанный пластиковыми трубами отвода и кишками насосов, зимой и летом пахнет отнюдь не цветами. После ливней стоки переполняются и изливаются на дороги, тротуары и даже первые этажи прямо из унитазов. Промытые провалы на проезжей части стали рутиной вдобавок к обычным ямам. Потоки желтого льда или зловонной воды черного и зеленого цвета заполняют улицы, иностранные студенты, матерясь по-русски, с трудом перепрыгивают через лужи, пробираясь в здания Медакадемии, где их учат санитарии и гигиене.

В это время астраханцы в социальных сетях совершенно искренне и без тени смущения называют свой город Каспийской столицей, волжской Венецией и прочее. Речь здесь не идет о сарказме, двуличии или повышенной толерантности к говну. Речь не идет даже о сродстве с ним.

Ситуация усугубляется в течении нескольких лет. Водоканал вдобавок к лапше из пластиковых труб разного диаметра, окруживших новостройки и старые кварталы, тянет метрового диаметра пластиковую трубу от очистных сооружений в центр, чтобы попытаться сплавить часть стоков по ней, минимизировав утечку говна под город. Но это временное решение чревато перерастанием в постоянное, а морозы в минус 15-20 бывают и в Астрахани, так что зимой этой кинутой на землю трубе каюк, с ясными последствиями. Все идет ни шатко ни валко, представить себе такое в городе, населенном людьми с нормальной брезгливостью и нетерпимостью к говну и нечистотам невозможно.

Другой проблемой города стало нашествие дворняг. Они пришли изнутри, как писал фантаст. Стаи бродячих собак порвали всех уличных кошек – и в гаражах и дворах, заливаемых дерьмом, начали плодиться крысы – и блохи. Это имеет значение, потому что Астрахань – природный очаг холеры, чумы и туляремии. Холерный вибрион постоянно присутствует в волжской воде у Астрахани, последняя вспышка была в 1970, в год моего рождения – тогда город закрыли на карантин на полгода. Определяющим для развития вспышки холеры (как и дизентерии или тифа) является не наличие бацилл, а их количество, концентрация, порог. Так же с крысами, блохами и комарами, которые «отвечают» за чуму и туляремию в городах.
Некогда почтенная санитарно-эпидемиологическая служба ныне преобразована в Роспотребнадзор, которым выдали красного цвета форму и погоны. Возможно в этой связи структура закоснела и занялась исключительно надзором в сферах, определенных руководящими документами. С тех пор они придирчиво проверяют санитарное состояние частных лабораторий, ресторанов и тому подобное, а на обращения по поводу фекализации города лишь разводят руками – никакие инструкции не регламентируют действия при фекальном затоплении улиц просто потому, что этого не должно быть при работе коммунальных служб. Тем временем власти города хвалятся внедрением на улицах проективных пешеходных переходов, которые будут проецировать «зебру» сверху прямо на зловонные ручьи. Коммунальная и санитарная катастрофа просто отвергается сознанием.

Вот тут и зарыта собака. В сериале "Город и город" показана ситуация, как на одних и тех же улицах сосуществуют два разных города, причем жители одной стороны улицы в упор не видят другой – не физически, просто отводят взгляд, глаза застилают слезы и т.д. Это культурное табу. Но жители там разделены, в России же это одно население. Русское обыденное сознание расщеплено на два мира – один мир дан непосредственно в ощущениях – картинках, звуках, запахах, другой же мир — это мир норм и нормы, мир социального и психологического комфорта. При этом маня-мир норм побеждает мир непосредственных ощущений благодаря глубочайшей потребности не выносить сор из избы и вообще скрывать действительное положение дел и разлом между мирами прежде всего от себя. Восприятие разлома табуировано. В сухие периоды в городе иногда машины подметают дороги, собирая песок и мусор в кучки у бордюров. Потом там проезжает специальный грузовик, в который хмурые рабочие с лопатами собирают кучки грязи, неотличимые от такой же грязи за бордюром. Потому что в мире норм и представлений за бордюром не такая же грязь, а газон, засыпка или плитка. И этот мир норм, инструкция и представлений куда сильнее реальности, и русское общество погружено в него целиком со времен формирования культурных основ.

Русский способ освоения пространства – это острог, писал я много лет назад. Острог — это одновременно и тюрьма, и крепость для противостояния внешнему миру. С тех пор мало что изменилось. Ни русская крепость, ни тем более русская тюрьма не созданы для комфорта, там само выживание всегда затруднено, даже в лучшие для культуры годы. Не стоит думать, что обыденное сознание свойственно лишь глубинному народу, в элите оно царит точно так же. Пониманию, что изменить здесь ничего нельзя – много веков. В России за двадцать лет меняется все, а за двести – ничего, говорил Столыпин. На закате же локальной культурной системы постепенная деградация переходит в #извержение_энтропии. Когда патологии слишком много, она становится нормой – это знают все врачи, особенно психиатры. Русское обыденное сознание самотеком сочится вниз, под горку, как сточные воды, иногда закисая в болотах и озерцах, постепенно подтачивая, размягчая и размывая предметное тело своей же советской культуры. Идет постепенная рутинизация мира норм, он идет вниз уверенно как лифт: вопиющие и неприемлемые раньше условия становятся для русских нормой, и они начинают обустраиваться на новом дне, сохраняя важнейшее ощущение психологического комфорта и стабильности.

Поэтому в Астрахани нет никаких протестов и вообще сколь-нибудь заметной реакции общественности. Даже жильцы первых этажей, где иногда фонтанируют унитазы, а вонь и звон комаров приглушают всё остальное, ограничиваются нытьем в сетях. Потому и действия власти столь неспешны, ибо опытная власть знает – принюхаются, привыкнут и вообще. Другое дело, если летом к санитарно-коммунальной катастрофе присоединятся вспышки инфекционных болезней – в этом случае нас ждет сценарий повести Кира Булычева «Смерть этажом ниже». Любая катастрофа будет осознана не как катастрофа, а как отдельная неприятность и досадное стечение обстоятельств, причем первым побуждением властей станет скрыть масштаб происходящего прежде всего от себя самой (на пути прохождения информации о событии по иерархическим инстанциям наверх масштаб случившегося будет пошагово затушеван до крайности), затем от внешних наблюдателей, затем от собственного населения. И проблема тут вовсе не в злокозненности властей, проблема в самой культуре, в русском обыденном сознании, ибо население ничуть не отличается от власть предержащих. Отдельные лица, пытающиеся раскрыть глаза, объективно рассмотреть картину, будут обвинены в очернительстве, злопыхательстве, затем предательстве и названы врагами народа, который действительно един со своей властью.

Поэтому, вернувшись к фильму «День выборов 2», сцену с обрушением моста перед памятником Петру надо признать неудачной. На самом деле обрушение конечно вызвало бы живой интерес публики, ахи-охи, шум и ехидство. Но церемония вовсе не была бы скомкана, потому что реальность действительностью, а абсурд ритуалом. Аплодисменты отцам города были бы еще живее, награды строителям еще внушительнее, оркестр играл бы еще громче, отредактированный съемочный материал прошел бы в новостях как очередное плановое достижение.

Сегодня русский способ освоения пространства заключается не столько в экспансии вовне (каковая тоже лишь дань рутинной русской норме – об этом см. текст Полигон эволюции), сколько в плавном саморазрушении, раскультуривании, эрозии, замыливании и позитивном восприятии катастрофических событий. Процесс аналогичен фонтану говна или разложению трупа в коммунальной квартире, где соседи принюхались и привыкли. Русские не просто отказались противодействовать энтропии – они активно выбрасывают ее на свою и соседние территории, насыщают пространство энтропией, делая его непригодным для обитания кем-то, кроме них. Русское #раскультуривание идет путем снижения планок обоих миров (мир должного, т.е. социальной нормы и мир сущего - данную в ощущениях реальность) подобно движению потолка и пола лифта. Пока мир социальных норм осваивает новое дно, реальность пробивает другое. Решающее значение здесь имеет плавность, поэтому задача властей на всех уровнях сейчас не решать какие-то насущные проблемы (тут власть достигла с народом согласия в том, что их не решить), а обеспечить плавный ход вниз во всех сферах русского бытия. Без толчков и рывков его даже можно выдать за движение вверх – русские поверят.

Смыслогенетическая культурология говорит, что разрыв мировосприятия на должное и сущее - это признак средневековой ментальности. Тогда смысл был в том, чтобы мощным утверждением примата Должного над сущим запустить лифт вверх, подтягивая планку сущего к высоким стандартам Должного. Когда лифт логоцентризма остановился, Запад смог преодолеть разрыв путем отказа от средневековых схем мышления. В России этого не случилось. Выбор здесь невелик: либо ты все глубже выпадаешь из реальности, погружаясь на лифте неадекватности в пучину безумия, либо выпадаешь и отслаиваешься от русской матрицы – выходишь из лифта.
Провал под землю и затопление — это универсальные мифологические символы распада. Говно в русской культуре также несет большую символическую нагрузку. Отсюда русская Атлантида не уйдет под сточные воды в один день и одну ночь – ее конец будет более русским, более мучительным, более долгим и более наглядным.