ПОСЛЕДНЯЯ СХИЗМА? Часть 5
Несмотря на временную канализацию манихейской энергии, сам факт вооруженного конфликта с соседями означает, что сейчас наступает манихейская, садическая фаза. #Русская_матрица (РМ) взывает к Последней битве сил Света против сил Тьмы. Все законодательные и прочие административные спазмы и судороги вызваны именно этой, манихейской логикой. Происходит обострение дуализма в русском сознании вплоть до черно-белой картины мира со всеми вытекающими последствиями.
Но так ли единодушно это воспринимается российским необществом? Это ключевой вопрос, к ответу на который мы и ведем.
«Истинно верующих» всегда меньшинство, а в условиях эрозии РМ всё больше конформистов-обывателей, которые скорее притворяются «верующими» и, когда надо, «накручивают» себя, о чем мы писали в заметке «Дискурс расчеловеченных» (https://t.me/OstrogReserve/8161). РМ посылает управляющие сигналы, и люди во власти тоже вынуждены откликаться, но делают это перформативно. Население в своей массе так же перформативно берет под козырек или делает вид, что все в порядке (и вообще «везде так»). Конечно, осатаневшие от предчувствия Последней битвы манихеи с поляризованной на два полюса добра-зла картиной мира тоже весьма реальны, они «намагничиваются» психическими полями милитаристского ража и воинственного антизападничества. Но таких всегда меньшинство. С некоторого момента — весьма активное.
Во-вторых, мы приходим к основанию русского раскола. За пестрым фасадом столиц, блистающих богатством, нажитым за счет провинции, за торжественным этатизмом и праведным манихейством скрывается совсем иной мир. Алтуфьев пишет:
Общее #раскультуривание России ведет к тому, что селяне, спускаясь в неолит, перестают быть забитыми, и все больше родовых индивидов обретает самосознание в городах. Наиболее растущий в соцсетях вид коммуникаций создан родовыми. Их оппозиция режиму носит все более заметный характер, ее можно сравнить с повесткой русского этнонационализма 1990-х и нулевых годов. Здесь и «сбережение народа», и ксенофобия, и экономические тезисы, и полное непонимание и неприятие причин СВО, копание в гаплогруппах и путях предков, общая повернутость на прошлом и так далее. Колпак зашкваренного руснализма индивид носить уже не хочет, понимая, что русский националист в России только один - это государство, и потому выбирает иные иденты - региональные, культурно-мифологические, даже футуристические. Дискредитированного православия родовой также склонен избегать - и потому все чаще обращается к традиции жрецов от родноверия до вуду или шаманства. В условиях культурного сброса и катастрофы ценностей удельный вес родового индивида будет лишь возрастать - и не исключено, что именно он станет наиболее распространенным субъектом.
В этом контексте недавнее наблюдение блогера Пряникова выглядит архиважно и обнажает фундаментальное противоречие городского большого общества и архаической родовой стихии:
«WeChat Max стал обязательным для получения документов на электронную подпись».
Так принудительными способами за год-два треть россиян перетекут в Max.
Но, правда, желание городских администраторов создать «электронный Паноптикум» идёт вразрез с желанием деревенских/фундаменталистов ломать Интернет (с финальной точкой полной его отмены). Как уравновесить эти два вектора, пока непонятно.
Аппарат в таких условиях сходит с ума. Бывший глава Экспертного управления АП, социальный антрополог Симон Кордонский объяснял, что у аппарата нет прошлого и будущего, а только – #настоящее_продолженное, с инструкциями и регламентами (в отличие от утопистов и ретротопистов). Аппарат как пластилин, он находится в подчинении высших начальников и вынужден исполнять их волю. Кордонский говорил, что ранее аппарат послушно исполнял волю либералов, теперь так же послушно – фундаменталистов, но исполнять одновременно два (и тем более больше двух) сигнала аппарат неспособен – он впадает в ступор.
Если тот же замглавы АП Максим Орешкин говорит про «платформенную Россию», про е-сервисы, цифровые рубли, а одновременно деревенские говорят, что надо отключать мобильный интернет, всё блокировать и запрещать, а в «определённых обстоятельствах» - и вовсе отключать интернет («россиянам не нужен комфорт, деды жили с наличными деньгами – и мы будем жить как деды»), то как аппарат может исполнять две взаимоисключающие инструкции?
Мы видим, что жизнь под знаком СВО стремительно хаотизируется, да и само состояние раскола усугубляется и напитывается энтропийными эффектами на всех уровнях системы. Вспомним, что это значит для нашего ледяного острова Моро-Санникова.
«...Моро и Монтгомери живут в относительной безопасности благодаря ограниченному кругозору своих созданий. Хотя, с одной стороны, они умственно выше обычных животных, а с другой - их звериные инстинкты готовы пробудиться, они всегда жили под влиянием внушенных им незыблемых понятий, сковывавших волю.»
Все мы помним, чем эта история кончилась у Уэлса. Но если его зверолюди больше боялись хлыста и Дома страданий, чем непосредственно доктора Моро и его Закона, то раскол в России держится тоже на страхе родового индивида, только не перед кнутом, а перед государством с его репрессиями.
Точнее, все держится на двух вещах: на страхе «животных» (родовых индивидов) перед стихией хаоса, спящей внутри народа и каждой отдельной души, и на окультуривающей деятельности «людей» (властного субъекта РМ). Второе накануне невойны практически заглохло, разве что теперь возродилось по указке сверху, приняв при этом анекдотические формы, вызывающие разве что зловещее молчание по Жижеку. Страх внутреннего хаоса же начинает уступать фрустрации перед непосредственным опытом хаоса уже внешнего — в антиантропной социальной среде. Следование текущему курсу государства скорее приумножает этот эффект враждебной любому живому существу среды, ибо в добавок к прочему растут предчувствия волны социального насилия после окончания или заморозки СВО. Метафорическим вкусом крови, вызывающим резкое «расчеловечивание», стала информация, текущая по жилам интернета, мобильных сетей и прочим средствам связи. Поверхностно окультуренный индивид забывает навязанный ему Закон большого общества и возвращается к своему естеству: к представлениям, которые подобны тем, что бытовали в традиции жрецов тысячи лет назад.
Один из признаков конца — это слом доселе железной спайки: манихейские верхи — родовые низы. Шаткое равновесие обеспечивается на данный момент только невойной. Манихеи испытывают небывалое воодушевление и некоторую поддержку со стороны Власти (однако по мнению манихеев — недостаточную), а родовые вынуждены забыть на время свое недовольство. Многие из них даже оказывают помощь фронту, ибо вооруженный конфликт с инородцами может восприниматься как угроза роду. Сакральный авторитет Власти как источника порядка в РМ также традиционно почитается большинством родовых (впрочем, далеко не всеми, особенно из молодых). Однако с окончанием невойны, неважно каким образом — затуханием или взрывом — конфликт родовой и манихейской голов РМ в условиях ослабления манихейской части и растущей уверенности родового сознания в своих силах может превратить раскол в новую великую Схизму, разорвав наконец несчастную птицу-кентавра вдоль оси-основания. А если учесть, что оппозиций государству складывается несколько, то разрыв может пройти не на две части, а поболее.
