Дом разделившийся, или гендерная тектоника современности, 2
Сразу обращаю внимание на то, что я назвал гендерную войну извечной. Это действительно так. Большую часть времени существования человека и Культуры противостояние присутствует в фазе холодного или тлеющего конфликта, лишь иногда, в самые драматичные переходные эпохи, оно разгорается до состояния широкомасштабной горячей войны. Причина кроется в отпадении сапиенсов от природы, что акцентировало некоторые уже сложившиеся к этому периоду (универсально идентифицируемому от среднего до верхнего палеолита) физиологические характеристики вида. Дадим краткую «историческую справку».
Половой диморфизм (ПД - морфологическая и физиологическая разница между полами) достиг в ходе биологической эволюции состояния, уникального по сравнению с предками современного человека или его параллельными ветвями, не дожившими до наших дней. Речь идет не о размере особей, структуре скелета или мышечной массе — с этой точки зрения ПД куда менее выражен у сапиенсов по сравнению с их предками. Главным образом эта уникальность отразилась в нейробиологической сфере на специализации головного мозга с углублением межполушарной функциональной асимметрии (МФА), неравномерно развивавшейся между полами. Помним, такой объем коры головного мозга встречается только у человека. Разросшийся до внушительных объемов неокортекс акцентировал ПД, уже выраженный в лимбической системе. В половой сфере такое развитие МФА привело к появлению гиперсексуальности и разладу режимов полового поведения. Последнее разделилось на два магистральных направления — соитие для продолжения рода и сексуальный гедонизм. Естественно, это было отражено в культуре, и обе ветви обросли листвой множества смысловых комплексов и поведенческих схем, переплетающихся и противостоящих друг другу. Данный пласт является неотъемлемой частью всех культур без исключения. Неизвестная животным предкам человека разбалансировка режимов полового поведения создала проблему, принципиально неразрешимую на физиологическом уровне, и потому неполные и временные решения пришлось вырабатывать уже культуре, начиная с самых ранних этапов верхнего палеолита. В конечном итоге культура сняла оппозицию полов и ввела вместо нее новую — оппозицию гендеров. (Здесь и далее я излагаю и дополняю собственными соображениями концепцию неолитического синтеза, предложенную Пелипенко в рамках его смыслогенетической концепции культурогенеза).
В упрощенном изложении ПД в нейрофизиологии выражается следующим образом. Мужской мозг более специализирован, направлен на смыслообразование и при этом разлажен (разбалансирован) недостаточным числом связей между полушариями, а женский более связен, глубже погружен в слабо дифференцированный природный поток, в силу чего платит за гармонизацию переживания ослаблением потенциала в оперировании смыслами. Такой расклад многократно усиливает эффект разбалансировки полового поведения, порожденной отпадением от природы и рождением смысла как заменителя пребывания в потоке всеобщей эмпатической связи. Изначально это определило две принципиально различные культурные ориентации (широко понимаемые идеи соответственно экспансии и плодородия, фертильности), две жизненные стратегии, соответственно поисковая и стабилизирующая, два совершенно различных режима психосферной медиации, выросшие из этого мифоритуальные комплексы, а следовательно и модели общественного устройства.
В палеолите, по крайней мере раннем и среднем, соперничество полов не было столь выражено в силу слабо выделенной из природного бытия человеческой самости – культуре легко удавалось примирить стороны через синкретическую связность всего со всем и обеспечивать исправное выполнение биопрограмм культурными средствами. В неолите же по причине усиливающейся самости индивидов и постепенного распада палеосинкрезиса, отделения от него новых смысловых комплексов, в том числе социальных программ, произошло первое серьёзное обострение гендерного конфликта. Это привело к расходящимся неолитическим направлениям эволюции культуры: оседлому земледелию (с преобладанием женского устроительного принципа и психотипа) - и скотоводческому, а впоследствии все более воинственному номадизму (с доминированием патриархального принципа). Обе жизненные стратегии оказались принципиально ограничены, поэтому Культуре не осталось ничего иного, как провести синтез этих направлений, чтобы обеспечить очередной длительный период продуктивного перемирия. Начиная с середины 5 тыс. до н.э. синтез антагонистических гендерных принципов привёл к тому, что на рубеже 4-3 тысячелетий до н.э. произошел вертикальный прорыв к новому эволюционному качеству — цивилизации.
В рамках цивилизации синтез гендерных принципов не стал равноправным – на макросоциальном уровне и многих ключевых сферах «высокого» порядка системной организации установилось патриархальное доминирование, но при этом за женским типом организации остались сферы низовые и локальные. Самое главное, не допускается чрезмерной маргинализации любого из двух принципов жизнеустройств. Главным образом речь идет о недопустимости вытеснения женского принципа, как это происходило с различной степенью полноты в древних кочевых вождествах. Когда обе стихии имеют закрепленные за собой сферы влияния (имеются в виду не только социальные явления вроде структур, схем управления и т.д., но и более глубокие вещи вроде иерархии ценностей, традиций, метафизики, экзистенциальных ориентаций, норм и сценариев поведения), это приводит к увеличению ментального разнообразия в силу положительной гендерной динамики.
Примерно в такой диспозиции (опуская разброс в частных интерпретациях принципа среди различных цивилизаций и локальных культур и даже несостоявшийся или форсированный извне синтез для некоторых неудачников) гендерный баланс дожил вплоть до Нового времени европейской цивилизации, где начал снова подвергаться эрозии в силу ещё более разросшейся человеческой самости. Параллельно с её разрастанием постепенно обесценивались высокие идеи патриархального абсолюта. В конце концов в результате смерти и перерождения средневекового мира Европы христианский Бог потерял свою былую силу над умами населения, отступив с переднего плана всеобъемлющей культурной реальности в фон номинальной религиозности. Из центра смыслового пространства он плавно сместился в периферию, а его содержание потихоньку перетекло в Человека как такового в рамках гуманистического мироощущения. Показательна здесь фигура Христа, что из богочеловека постепенно стал скорее человекобогом.
