Интервью Алины Витухновской альманаху Острог, 2
3. Алина, Ваше краткое резюме политической ситуации в России.
Такое впечатление, что мы попали в какой-то временной капкан, временную дыру, что я наблюдаю повторы одних и тех же сценариев. Даже в фейсбуке есть функция «год назад». Я вижу как то, что происходило год назад, начинает происходить и сейчас. Просто уже никто не помнит того, что было год назад. Всё заслонилось так называемым белым информационным шумом. Мы живём в режиме «акция-реакция». Допустим, случается некое событие, далее на него идёт некая реакция. Причём, она совершенно предсказуема и даже сами события уже не обязательно реальны, т.е. всё это может быть фейком. И далее по кругу.
Поскольку мы не имеем в данный момент достаточное количество ярких и известных политических субъектов с собственной программой, с собственной концепцией, с собственной харизмой, то получается, что мы имеем политиков, чьи сценарии уже давно отыграны. И самое печальное, что они не допускают на своё поле конкурентов. Политическое поле зачищено и зачищено сознательно. Это было сделано ещё на Болотной в 12-ом году, когда был слит протест. Политическое поле было зачищено и в том числе, посредством искусственной актуализации фигуры Навального, который является оптимизатором действующей системы власти. Он упрощает работу системы, сливая уже более ненужный ей, её же собственный отработанный материал, заставляя этот маховик крутиться дальше. Более того, он сделался несменяемой иконой оппозиции. Я понимаю, что речь идёт о финансовом, буквально о физическом выживании ряда лиц. Я понимаю, что многие совершенно искренне поддерживают всё то, что происходит вот в этом якобы оппозиционном поле. Но фатальная ошибка так называемых системных либералов и современных демократов России вообще заключается в том, что они это поле зачистили. Да, они получат что-то сейчас для себя и своих друзей в смысле каких-то преференций, финансовых бонусов, но далее из этого ничего не последует, в этом нет никакой реальной политической перспективы. Политический смысл появляется тогда, когда появляется политический субъект с новой программой, которая рассчитана на данный конкретный момент времени. На то, что происходит сейчас, а не на какие-то благие времена, которых никогда не будет.
4. Как лидер партии «Республиканская Альтернатива» Вы выказывали (и выказываете?) президентские амбиции. Допустим, Вы стали президентом РФ. Как Вы представляете себе внутреннюю политику прекрасной России будущего? Что делать, если нац. республики захотят суверенитета? Что делать с регионалистами, продолжать ли вытаптывать их? Что делать с Москвой, вызывающей в России уже не глухое раздражение, а открытую ненависть?
Я представляю себе внутреннюю политику как сбалансированную и прозрачную систему отношений федерального центра с регионами, прежде всего в экономическом плане. Ибо настоящий суверенитет — это прежде всего экономическая самостоятельность. Если национальные республики захотят территориального суверенитета, то этот вопрос должен как минимум начать обсуждаться в парламентах и в обществе, прежде чем будет озвучен как политическое требование. Вытаптывать регионалистов мы не собираемся. Мы готовы к культурному и тонкому диалогу с ними. Наша идея введения повсеместного БОД приведёт к экономической децентрализации и конфликт между центром и регионами будет постепенно исчерпан.
5. Что Вы будете делать с населением — деэтнизированной массой ватных совков? Как реагировать на возможный ватный бунт и как Вы вообще оцениваете его возможность? Перестраиваема ли Россия как целое?
Когда-то я давала интервью по поводу ватного бунта, там я говорю на эту тему подробно. Что я думаю об этом сейчас? Перспективы так называемого ватного бунта есть, но они минимальны. Это если исходить из рациональных соображений, но мы живём в иррациональной стране, в инерциальной среде, где население абсолютно не имеет политической субъектности. Теоретически — да, бунт возможен, но практически возможность этого бунта стремится к нулю. Если протест не имеет политической подоплёки, рациональных политических оснований, если он происходит только на фоне обострения голода или нищеты в 21-ом веке, я думаю, такое просто не сработает. В лучшем случае это будет одноразовая акция, которая будет быстро погашена.
6. Кто придет после Путина: голуби или ястребы?
Я надеюсь, — придут коты, имеющие свойства и тех, и других. Кот как политический субъект сочетает в себе оптимальные свойства мягкости и жёсткости, необходимые в современном мире. Коты появляются внезапно и ниоткуда. Также я хотела бы отметить, что есть опасность появления так называемых ястребов, поскольку, как я говорила выше, население стало куда более регрессивным, более реакционным, чем сама власть. Что люди в массе своей ждут, на самом деле, не оттепели, а «более сильного Путина». Может, на выборы надо было выходить не с моей ультралиберальной программой, а с «самодержавием, православием, народностью». Это, конечно, такая ирония, чтобы вы поняли, что я имею в виду, говоря о регрессивности и реакционности населения.
7. Сфера политического для Вас является органичным продолжением Вашей писательской деятельности?
Органичным и неизбежным, потому что, как я уже говорила, то, что производится внутри России, остаётся, в принципе, только в России. Россия стёрта ластиком с карты мира — с реальной карты мира и с метафизической, и с экзистенциальной, и с культурной. Русская литература не сильно интересует людей на Западе. Скажу крамольное, что мир прекрасно бы прожил без русской литературы и прекрасно живёт без русской литературы. И, к сожалению, при путинской политике эта тенденция будет только усугубляться. Русских уже давно начали бояться, обходить стороной. И той приязни, которая была в 90-х и тех культурных контактов, которые были, их больше нет.
Есть ряд авторов, которые заняли свою нишу и своё место, например, Владимир Сорокин или Виктор Ерофеев, но они вошли в культурное европейское пространство до того, как возник ватный занавес. Более молодым и неизвестным авторам становится всё труднее пробиваться. Мне не интересно находиться только в этом пространстве, потому что любое закрытое пространство, как известно, обречено на деградацию.
Такое впечатление, что, когда я пишу для России, я пишу в никуда. Я намеренно утрирую, чтобы донести эту простую мысль — что политика и литература связаны. Пожалуй, мера моего литературного тщеславия в России почти исчерпана. Я хотела бы издаваться не только здесь, но и на Западе. Я не считаю зазорным об этом говорить. Это моя цель быть переведённой там, потому что остаться в мире, быть запечатлённой в мире, войти в историю, находясь вот в этой нашей путинской России, сейчас это просто невозможно. Кто имеет какие-то иллюзии по этому поводу — это не более чем иллюзии и даже такая поднявшаяся локально во время путинской власти обслуга, как какой-нибудь Прилепин, которого, кстати, пока переводят — он ровно также исчезнет в небытие, как исчезли все советские писатели. Кто там знает на Западе какого-нибудь Фадеева? Лишь те, кто тщательно изучает советскую историю. Но всех остальных, эти тонны совписателей - не знает никто. Такая же судьба ждёт и всю обслугу прилепинско-шаргуновского разлива. Я не хочу себе такой судьбы, я хочу остаться в истории.
Продолжение следует. Полностью вью слушайте на прикрепленном ролике.